Она потянула меня за руку.
– Пойдем. Мама ждет.
Я последовал за ней, и мы нашли госпожу Неку, спавшую за громадным троном одного из последних памятников – правитель сидел в одиночестве, сильно подавшись вперед, в то время как остальные цари откинулись на спинки тронов; его каменное лицо с высокими скулами, крючковатым носом, тонкими поджатыми губами' и маленьким подбородком своим зловещим выражением напоминало ястребиное.
Стук башмаков Тики разбудил Неку.
– О, – сказала она. – Секенр, я видела сон. Возможно, ты растолкуешь мне, что он значит.
– Я постараюсь.
– Я видела обнаженного старика, склонившегося надо мной. Он возложил мне на голову корону, но она не были ни золотой, ни серебряной. Этот венец был высечен из черного камня, вот такого… – Она указала рукой на гладкую поверхность трона: – Она была настолько тяжелой, что я не смогла подняться. Так я и лежала, без сна, должно быть, тысячу лет, просто наблюдая, как солнце движется по небу и его сменяют звезды. А потом я услышала, как идет Тика, и проснулась. Ощущение было таким… словно я возвратилась откуда-то издалека.
– Я не могу понять, что это значит, – сказал я. – Я же не толкователь снов. В моем родном городе их было великое множество. Их павильоны стояли на набережной.
– Но… – Ее явно разочаровал и немного озадачил мой ответ. Тика положила руку на плечо матери. Больше Неку ничего не сказала.
На ночь мы разбили стоянку между гробницами, но никто из нас так и не уснул. Утром мы отправились дальше. Еды у нас не было, и животы свело от голода. Раз или два я нашел на берегу реки съедобные коренья. В другой раз Тика обнаружила съедобного моллюска. Бить рыбу острогами в широкой и мутной реке было невозможно. Птицы улетали от нас на вершины пальм, где их гнезда с яйцами, были за пределами досягаемости.
Было холодно. Мы с Тикой по очереди несли единственную матерчатую сумку, которую ей удалось захватить с корабля, когда их с матерью вышвырнули за борт. Неку по большей части находилась в полубессознательном состоянии – ее сбитые ступни сильно кровоточили. Мы поддерживали ее с двух сторон. Она, без всякого сомнения, не привыкла долго ходить без обуви, а надеть Тикины туфли не могла – размер ноги у нее был больше.
Большую часть времени Неку говорила о еде – фантастических пирах и банкетах, которых я и представить себе не мог. Я оглядывался на Тику, чтобы посмотреть на ее реакцию, но ее лицо ничего не выражало. Впервые я был счастлив, что я такой худой. Я могу обойтись очень немногим. Эти две горожанки явно были намного изнеженнее меня.
Но иногда, чаще всего после отдыха, Неку проявляла бдительность. Однажды утром именно она подняла руку, призывая нас замолчать. Мы втроем замерли на месте. Я не мог понять, к чему она прислушивалась.
Быстрый толчок и команда, данная свистящим шепотом, заставили нас с Тикой забраться в реку, и мы все вместе залегли в тростниках, наполовину погрузившись в воду, в то время как послышавшийся вскоре стук копыт становился все громче и громче, и по самому берегу пронеслась ватага смуглых мужчин дикого вида в тюрбанах и раздувавшихся на ветру рубашках. Копья и мечи блестели на солнце. Отряд растянулся на довольно большое расстояние: дозорный отряд, затем – основные силы; многие из арьергарда остановились, чтобы наполнить фляги и напоить лошадей. Все, за исключением нескольких человек, скорее всего слуг, были в ожерельях, наручах, серьгах из тонкой металлической нити и вооружены до зубов, большинство – в кольчужных или пластинчатых доспехах поверх одежды, причем многие их фрагменты были щедро инкрустированы драгоценными камнями. И что поразило меня сильнее всего, зубы у них были заострены и покрыты сверху латунью или серебром.
Обе женщины замерли от страха, но я, никогда прежде не видавший ничего подобного, поднял голову, чтобы получше рассмотреть всадников.
Неку схватила меня за волосы и заставила наклониться.
– Они заберут тебя в рабство, – прошептала она, – или хуже того!
– Хуже того?
– Мальчиков они насилуют, а потом сажают на кол как нечистых, утративших невинность.
Всадники с шумом и брызгами промчались дальше, проскакав с обеих сторон от нас. Я уж решил, что нас растопчут. Лишь через несколько минут после того, как они скрылись из вида, Неку отпустила мои волосы. Мы сели.
– Кто они?
– Кочевники заргати, – ответила Неку. – Удивительно видеть их так далеко к востоку в это время года. Должно быть, у них в стране сейчас голод.
– Я думал, здесь правит Великий Царь. Она уставилась на воду.
– На рекеего власть абсолютна. На берегу же она далеко не так стабильна. А вдали от реки – тем более.
Какое– то время мы шли молча. Неку хромала. Я подставил ей плечо, чтобы она оперлась на него.
Я начал расспрашивать об обычаях Города-в-Дельте. По мнению Неку, он являлся центром цивилизации, где были собраны все чудеса света, со множеством храмов, с десятью тысячами (я пытался заставить ее признаться, что она преувеличивает, но она твердо стояла на своем) гигантских мраморных скульптур – памятников героям, царям, всевозможным благотворителям, поэтам, магам, пророкам и даже каким-то сомнительным личностям, о которых никто уже давно ничего не помнил.
– И это, не считая памятников городским префектам, – вставила Тика. – Все они сделаны в полный рост. Их можно увидеть во всех городских парках и садах – настоящая армия каменных солдат. Их сотни.
– А кто-нибудь помнит их всех?
– Не знаю, помнят их или нет, – отозвалась Неку, – но каждую весну в определенный день все статуи убирают цветами и люди приходят и говорят с ними, как с дорогими гостями.
– Они никогда ничего не… отвечают?
Неку криво улыбнулась. Ее глаза, встретившись с моими, искали в них намек на шутку. Но не нашли.
– Да, – ответила она. – Иногда.
– Но если статуя заговорит, – вмешалась Тика, взяв меня за руку, – она всегда предрекает лишь бедствия и несчастья: войну, смерть царя, чуму, голод… А на Празднестве Статуй все беспрерывно болтают, так что статуям не предоставляется возможности вставить хоть слово.
Я ошарашено посмотрел на нее. Она хмыкнула и отвернулась.
Неку подчеркнуто серьезно обратилась ко мне:
– Секенр, а ты вообще умеешь улыбаться?
Я постарался выдавить из себя улыбку.
– Этого недостаточно. Это не ответ на мой вопрос.
– Мы, великие волшебники, должны оставаться таинственными и загадочными, – сказал я.
При этих словах Тика зашлась в истерическом хохоте, согнувшись пополам, но радости в ее смехе не было – не думаю, чтобы я сказал что-то смешное, так ее истощенный от голода и перенапряжения организм освобождался от страха перед всадниками заргати.
Так прошел еще один день. Мы много раз делали привал, но есть нам было нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127