Она открыла третью дверь в дальнем конце комнаты и вышла через нее. Подул холодный ветер. Стеклянные фигурки задребезжали; несколько упало. Тьма, наполнившая комнату, казалась осязаемой.
Я стоял совершенно неподвижно, дрожа и прислушиваясь к шуму воды, мягко накатывающейся на берег, и к отдаленным почти неслышным крикам призраков в тростниках вдоль берегов Реки Смерти. Я слишком хорошо помнил и эти звуки, и этот обволакивающий, хриплый, грязный ветер. Прислушавшись получше, я различил глухой отдаленный гром сердцебиения Сюрат-Кемада, великого бога-крокодила, который и есть сама Смерть.
Возлюбленная Луны действительно знала дорогу в Страну Мрака. Она ушла туда сама. Мне же оставалось лишь стоять на перекрестке дорог и читать все отрывки, какие я только мог вспомнить, из молитв по умершим.
И снова Луна, бывший на самом деле Декак-Натаэ-Цахом, заплакал, но его слезы не потекли по моим щекам – заплакать сейчас было бы святотатством.
Убедившись, что возлюбленная чародея ушла окончательно и безвозвратно, я вернулся в комнату со стеклянными фигурками, оторвал от стула ножку и разбил ею все статуэтки, не оставив ни одной. Мечущиеся духи заполнили комнату, в воздухе повис шепот душ, освободившихся из своих хрупких роскошных тюрем.
Я помолился и за них. Когда все они исчезли, я остался в одиночестве в комнате, наполненной битым стеклом.
Вернувшись в лабораторию, я по-прежнему крепко сжимал ножку от стула и с явным подозрением поглядывал на окна с цветными стеклами. Мне понадобилось довольно много времени, дабы сообразить, что из такого стекла выполнены все окна во дворце, и что они были, по всей видимости, работой самых обычных ремесленников.
Больше я никогда не входил в эти комнаты. Я никогда не спал в кровати своего предшественника. Все то время, пока я жил в Городе-в-Дельте, я спал на раскладушке в библиотеке.
Тем утром, когда я сидел на своем высоком черном стуле в лаборатории, невыспавшийся, с затуманенным взором, ко мне явился отец. Он кружил за спинкой стула, расхаживая взад-вперед, так что видеть его я не мог.
– Твой поступок был ребяческой глупостью, Секенр. Нельзя выбрасывать орудие до того, как научишься его использовать. Магия боли Декак-Натаэ-Цаха могла в конце концов оказаться ключом к решению твоей проблемы. А теперь ты никогда не узнаешь ее тайн.
– Отец, -нетерпеливо и немного сердито перебил я , -вся моя проблемазаключается лишь в следующем: можно ли стать чародеем, не делая зла, не совершая преступлений?Скажи мне это,отец .
Он рассмеялся. Я страшно на него разозлился.
– Ах, молодые все такие моралисты, – сказал он. – Они так критичны, так уверены, что многие вещи ничего не значат. Секенр, твоя проблема заключается в том, станешь ли ты чародеем вообще, сможешь ли выжить и подчинить себе магию до того, как тебя подчинит кто-то еще.
– Нет, отец. Ты ошибаешься.
– Я? Посмотрим.
– Уходи, отец. Я больше не хочу говорить.
Он еще долго продолжал расхаживать за спинкой стула. Когда звуки его шагов затихли, я отправился бродить по саду с подстриженными в форме самых разных фигур живыми изгородями и громадными поникшими белыми цветами, которые в Стране Тростников почему-то называют Саваном Покойника. Как подходит к моменту, подумал я.
Но здесь не было ни малейшего признака смерти – все жило и радовалось: и кустарники живых изгородей, и цветы, и птицы на ветках, громкоголосно возвещавшие о восходе солнца, и даже два моих раба, мирно спавшие на каменных скамейках.
Я долго стоял там, разглядывая их и размышляя о том, что, хотя я считался придворным, важным сановником, доверенным лицом и другом царицы Хапсенекьют, эти рабы были в каком-то отношении гораздо счастливее меня – им была гарантирована уверенность в собственном будущем, которой у меня никогда не было. Да, они совсем скоро умрут, согнувшись под бременем лет, в то время как я могу прожить еще века, а они отправятся в утробу Сюрат-Кемада, как идет туда каждый, кто имеет душу, с Начала Времен, но именно это и внушало им уверенность в завтрашнем дне. Они были людьми. Они останутся людьми. Все, что время и обстоятельства могут сделать с ними, читалось, как в раскрытой книге, все было просто и ясно.
Но у меня, чародея, впереди все было завешено покровом тайны, передо мной открывался бесконечный лабиринт. Декак-Натаэ-Цах, сидевший со своей возлюбленной на склоне горы, без сомнения, и представить себе не мог, что однажды он поселится в Городе-в-Дельте изуродованный до неузнаваемости, что все его будут боятся и ненавидеть, что его ждет страшная смерть от древнего врага, которого он сам когда-то убил, и что он в результате окажется в голове у мальчишки из Страны Тростников, Секенра, среди многих других чародеев. Не было и намека на то, что в конце концов будет с Декак-Натаэ-Цахом. А кто знает, что будет с Секенром? Нить судьбы обоих осталась такой же запутанной, как и прежде.
Я надеялся, что это удивит даже саму Сивиллу.
Здесь я должен кое о чем упомянуть.
У Луны было магическое зеркало. Я обнаружил его неделю спустя – тщательно спрятанное, оно стояло в темном углу в гардеробной сразу за спальней. Лишь по необычному смещению перспективы, благодаря случайному взгляду, быстрому повороту глаз, я смог понять, что это зеркало, а не тень и не темное пятно на стене.
Я протянул руку, и воздух, казалось, задрожал в неровном свете позднего дня. Затем мои пальцы коснулись стекла, которое слегка подалось назад, словно зеркало не было закреплено на стене, а плавало в воздухе. Я стал шарить руками, стараясь найти его края.
Оно действительно плавало в воздухе, как тяжелое бревно на воде, только вертикально – удлиненный овал, немного превышающий мой рост. Я перетащил его в лабораторию, где освещение было гораздо лучше, и прикрепил к стене.
Магическое зеркало, если умело им пользоваться, очень многое может открыть о живом и мертвом, далеком и близком, прошлом, настоящем и будущем. Но пока я видел в нем лишь собственное отражение.
Ну и как оно характеризовало Секенра?
Я не увидел ничего особенного: мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати, очень тощий, немного ниже среднего роста, ссутулившийся – я моментально выпрямился – с круглым гладким лицом с большущими темными глазами, с непослушными черными волосами до плеч, собранными сзади в неаккуратный хвост, с оливковым цветом кожи, слишком бледным для жителя Страны Тростников, но совершенно необычным для обитателей Дельты.
Столь заурядное лицо на всем протяжении Великой Реки нигде не привлекло бы ничьего внимания. Отметина на лбу (там, куда меня поцеловала Сивилла) могла оказаться ожогом. У подмастерьев кузнецов бывают и похуже. Кривой шрам на щеке по иронии судьбы напоминал мне крошечный серп убывающей луны, но он, как и тонкий рубец с одной стороны носа, вполне мог быть получен в уличной драке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127