Теперь Метатрон представлял для него большую опасность, и когда-нибудь Бальтамос должен будет сказать ему об этом; но не сейчас. Это слишком трудно. Решив, что он быстрее согреется ходьбой, чем если будет собирать топливо и ждать, пока разгорится костер, Уилл вскинул на спину рюкзак, поплотнее закутался в плащ и двинулся на юг. Тут была тропинка, грязная, изрытая, в колдобинах, – видно, люди когда-то здесь ходили. Но плоский горизонт был так далек со всех сторон, что Уиллу казалось, будто он топчется на месте.
Через какое-то время, когда посветлело, рядом раздался голос Бальтамоса:
– В полудне пути отсюда – широкая река и город с пристанью. Я летел высоко и видел реку на большом протяжении, она течет с юга на север. Если бы устроиться на судно, ты бы двигался быстрее.
– Отлично, – с энтузиазмом отозвался Уилл. – Эта дорожка ведет к городу?
– Она проходит через деревню с церковью, фермами и фруктовыми садами, а дальше – к городу.
– Интересно, на каком языке тут говорят? Надеюсь, меня не посадят в тюрьму, если я не понимаю по-ихнему.
– Я буду твоим деймоном, – сказал Бальтамос, – и буду переводить тебе. Я освоил много человеческих языков; наверняка пойму и тот, на котором здесь говорят.
Уилл пошел дальше. Дорога была трудная и однообразная, но, по крайней мере, он двигался, и каждый шаг приближал его к Лире.
Деревня оказалась захудалой: горстка изб и огороженные выпасы с северными оленями и собаками, залаявшими при его приближении. Из жестяных труб шел дым и низко стлался над драночными крышами. Земля была топкая, нога вязла – по-видимому, здесь недавно было наводнение, и стены до уровня середины дверей хранили следы ила, а поломанные деревянные балки и оторванные листы рифленого железа указывали на места смытых веранд, сараев и других надворных строений.
Но не это было самым странным в деревне. Сперва он подумал, что у него помутилось в голове, и даже раз или два споткнулся: дома стояли не вертикально, а наклонившись на несколько градусов, причем все – в одну сторону. Купол церквушки треснул. Или тут было землетрясение?
Собаки исступленно лаяли, но не осмеливались подойти. Бальтамос, войдя в роль деймона, принял вид большого белого косматого пса с черными глазами и, завернув хвост кренделем, рычал так свирепо, что настоящие собаки держались поодаль. Они были тощие и облезлые, а олени тоже в каких-то колтунах и вялые.
Уилл остановился посреди деревеньки и стал оглядываться, не зная, куда идти дальше. Пока он стоял, появились несколько мужчин, тоже остановились и уставились на него. Это были первые люди, которых он увидел в мире Лиры. Одеты они были в тяжелые меховые шубы, грязные сапоги, меховые шапки и глядели недружелюбно.
Белый пес превратился в воробья и сел на плечо Уилла. Местные и глазом не моргнули: у всех тут, понял Уилл, есть деймоны, по большей части собаки – такой уж это мир. Бальтамос у него на плече шепнул:
– Иди вперед. Не смотри им в глаза. Опусти голову. Так будет вежливо.
Уилл пошел дальше. Он умел вести себя незаметно; это был его главный талант, и, пока он шел к ним, люди потеряли к нему всякий интерес. Но потом открылась дверь самого большого дома на дороге, и человек что-то громко сказал. Бальтамос шепнул:
– Священник. Прояви уважение. Стань к нему лицом и поклонись.
Уилл так и сделал. Священник был громадный седобородый мужчина в черной рясе, и на плече у него сидел деймон – ворона. Быстрые внимательные глаза священника пробежали по лицу Уилла и по всей фигуре. Он поманил его к себе.
Уилл подошел к двери и снова поклонился.
Священник что-то сказал, и Бальтамос перевел вполголоса:
– Он спрашивает, откуда ты идешь. Отвечай, что хочешь.
– Я говорю по-английски, – медленно и отчетливо произнес Уилл. – Других языков не знаю.
– Англичанин! – радостно воскликнул священник уже по-английски. – Милый юноша! Добро пожаловать в наше село, наше маленькое и уже не перпендикулярное Холодное. Как тебя кличут и далеко ли держишь путь?
– Меня зовут Уилл, а иду на юг. Я потерял семью, хочу их найти.
– Тогда будь моим гостем, подкрепись, – сказал священник и, положив тяжелую руку на плечи Уилла, толкнул его в дверь.
Ворона, его деймон, сильно заинтересовалась Бальтамосом.
Но ангел не ударил лицом в грязь: он сделался мышью и юркнул под рубашку Уилла, якобы от застенчивости.
Священник провел его в накуренную горницу, где на столике сбоку тихо шумел самовар.
– Как тебя зовут? Скажи еще раз.
– Уилл Парри. Но я не знаю, как вас зовут.
– Отец Семен, – сказал священник, поглаживая Уилла по плечу и подводя к стулу. Отец – потому что я служитель Святой Церкви. Звать меня Семеном, а отца моего звали Борисом, стало быть, я Семен Борисович. А как твоего зовут?
– Джон Парри.
– Джон – это Иван. Выходит, ты Вил Иванович, а я отец Семен Борисович. Откуда ты идешь, Вил Иванович, и далеко ли направляешься?
– Я заблудился, – сказал Уилл. – Мы с родителями ехали на юг. Отец – военный и арктический исследователь, но потом что-то случилось, и мы потеряли друг друга. Поэтому я иду на юг – я знаю, что потом мы туда собирались.
Священник развел руками и сказал:
– Военный? Английский путешественник? Грязные дороги нашего Холодного веками не видали таких интересных людей, но нынче, когда в мире все пошло кувырком, кто знает, – может, он завтра тут появится. А ты будь мне гостем, Вил Иванович, заночуешь у меня, будем с тобой есть и беседовать. Лидия Александровна! – крикнул он.
Молча вышла пожилая женщина. Он что-то сказал ей на своем языке, она кивнула и налила из самовара стакан горячего чая. Поставила перед Уиллом и подала блюдечко варенья с серебряной ложкой.
– Спасибо, – сказал Уилл.
– Вареньем чай подсласти, – сказал священник. – Черничное, Лидия Александровна сама варила.
Чай получился противно-сладкий, но Уилл стал понемногу отхлебывать. Священник разглядывал его, подавшись вперед, трогал его руки – не замерз ли, – гладил по колену. Чтобы отвлечь его, Уилл спросил, почему наклонились дома в деревне.
– По земле трясун прошел, – сказал священник. – Все предсказано в Откровении Святого Иоанна. Реки вспять потекли… Тут рядом большая река, всегда текла в Ледовитый океан. Тысячи и тысячи лет текла, с тех пор, как Господь Бог сотворил землю, – и текла она на север аж с самых гор Центральной Азии. Но когда земля затряслась, пришел туман и наводнение, все переменилось, и целую неделю река текла на юг, пока обратно на север не повернула. Мир вверх тормашками встал. А ты где был в это время?
– Далеко отсюда, – сказал Уилл. – Я не понял, что творится. Когда рассеялся туман, родителей не было, и я не знаю, где я сейчас. Вы сказали мне название деревни, но где это? Где мы?
– Подай-ка мне большую книгу с нижней полки, – сказал Семен Борисович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Через какое-то время, когда посветлело, рядом раздался голос Бальтамоса:
– В полудне пути отсюда – широкая река и город с пристанью. Я летел высоко и видел реку на большом протяжении, она течет с юга на север. Если бы устроиться на судно, ты бы двигался быстрее.
– Отлично, – с энтузиазмом отозвался Уилл. – Эта дорожка ведет к городу?
– Она проходит через деревню с церковью, фермами и фруктовыми садами, а дальше – к городу.
– Интересно, на каком языке тут говорят? Надеюсь, меня не посадят в тюрьму, если я не понимаю по-ихнему.
– Я буду твоим деймоном, – сказал Бальтамос, – и буду переводить тебе. Я освоил много человеческих языков; наверняка пойму и тот, на котором здесь говорят.
Уилл пошел дальше. Дорога была трудная и однообразная, но, по крайней мере, он двигался, и каждый шаг приближал его к Лире.
Деревня оказалась захудалой: горстка изб и огороженные выпасы с северными оленями и собаками, залаявшими при его приближении. Из жестяных труб шел дым и низко стлался над драночными крышами. Земля была топкая, нога вязла – по-видимому, здесь недавно было наводнение, и стены до уровня середины дверей хранили следы ила, а поломанные деревянные балки и оторванные листы рифленого железа указывали на места смытых веранд, сараев и других надворных строений.
Но не это было самым странным в деревне. Сперва он подумал, что у него помутилось в голове, и даже раз или два споткнулся: дома стояли не вертикально, а наклонившись на несколько градусов, причем все – в одну сторону. Купол церквушки треснул. Или тут было землетрясение?
Собаки исступленно лаяли, но не осмеливались подойти. Бальтамос, войдя в роль деймона, принял вид большого белого косматого пса с черными глазами и, завернув хвост кренделем, рычал так свирепо, что настоящие собаки держались поодаль. Они были тощие и облезлые, а олени тоже в каких-то колтунах и вялые.
Уилл остановился посреди деревеньки и стал оглядываться, не зная, куда идти дальше. Пока он стоял, появились несколько мужчин, тоже остановились и уставились на него. Это были первые люди, которых он увидел в мире Лиры. Одеты они были в тяжелые меховые шубы, грязные сапоги, меховые шапки и глядели недружелюбно.
Белый пес превратился в воробья и сел на плечо Уилла. Местные и глазом не моргнули: у всех тут, понял Уилл, есть деймоны, по большей части собаки – такой уж это мир. Бальтамос у него на плече шепнул:
– Иди вперед. Не смотри им в глаза. Опусти голову. Так будет вежливо.
Уилл пошел дальше. Он умел вести себя незаметно; это был его главный талант, и, пока он шел к ним, люди потеряли к нему всякий интерес. Но потом открылась дверь самого большого дома на дороге, и человек что-то громко сказал. Бальтамос шепнул:
– Священник. Прояви уважение. Стань к нему лицом и поклонись.
Уилл так и сделал. Священник был громадный седобородый мужчина в черной рясе, и на плече у него сидел деймон – ворона. Быстрые внимательные глаза священника пробежали по лицу Уилла и по всей фигуре. Он поманил его к себе.
Уилл подошел к двери и снова поклонился.
Священник что-то сказал, и Бальтамос перевел вполголоса:
– Он спрашивает, откуда ты идешь. Отвечай, что хочешь.
– Я говорю по-английски, – медленно и отчетливо произнес Уилл. – Других языков не знаю.
– Англичанин! – радостно воскликнул священник уже по-английски. – Милый юноша! Добро пожаловать в наше село, наше маленькое и уже не перпендикулярное Холодное. Как тебя кличут и далеко ли держишь путь?
– Меня зовут Уилл, а иду на юг. Я потерял семью, хочу их найти.
– Тогда будь моим гостем, подкрепись, – сказал священник и, положив тяжелую руку на плечи Уилла, толкнул его в дверь.
Ворона, его деймон, сильно заинтересовалась Бальтамосом.
Но ангел не ударил лицом в грязь: он сделался мышью и юркнул под рубашку Уилла, якобы от застенчивости.
Священник провел его в накуренную горницу, где на столике сбоку тихо шумел самовар.
– Как тебя зовут? Скажи еще раз.
– Уилл Парри. Но я не знаю, как вас зовут.
– Отец Семен, – сказал священник, поглаживая Уилла по плечу и подводя к стулу. Отец – потому что я служитель Святой Церкви. Звать меня Семеном, а отца моего звали Борисом, стало быть, я Семен Борисович. А как твоего зовут?
– Джон Парри.
– Джон – это Иван. Выходит, ты Вил Иванович, а я отец Семен Борисович. Откуда ты идешь, Вил Иванович, и далеко ли направляешься?
– Я заблудился, – сказал Уилл. – Мы с родителями ехали на юг. Отец – военный и арктический исследователь, но потом что-то случилось, и мы потеряли друг друга. Поэтому я иду на юг – я знаю, что потом мы туда собирались.
Священник развел руками и сказал:
– Военный? Английский путешественник? Грязные дороги нашего Холодного веками не видали таких интересных людей, но нынче, когда в мире все пошло кувырком, кто знает, – может, он завтра тут появится. А ты будь мне гостем, Вил Иванович, заночуешь у меня, будем с тобой есть и беседовать. Лидия Александровна! – крикнул он.
Молча вышла пожилая женщина. Он что-то сказал ей на своем языке, она кивнула и налила из самовара стакан горячего чая. Поставила перед Уиллом и подала блюдечко варенья с серебряной ложкой.
– Спасибо, – сказал Уилл.
– Вареньем чай подсласти, – сказал священник. – Черничное, Лидия Александровна сама варила.
Чай получился противно-сладкий, но Уилл стал понемногу отхлебывать. Священник разглядывал его, подавшись вперед, трогал его руки – не замерз ли, – гладил по колену. Чтобы отвлечь его, Уилл спросил, почему наклонились дома в деревне.
– По земле трясун прошел, – сказал священник. – Все предсказано в Откровении Святого Иоанна. Реки вспять потекли… Тут рядом большая река, всегда текла в Ледовитый океан. Тысячи и тысячи лет текла, с тех пор, как Господь Бог сотворил землю, – и текла она на север аж с самых гор Центральной Азии. Но когда земля затряслась, пришел туман и наводнение, все переменилось, и целую неделю река текла на юг, пока обратно на север не повернула. Мир вверх тормашками встал. А ты где был в это время?
– Далеко отсюда, – сказал Уилл. – Я не понял, что творится. Когда рассеялся туман, родителей не было, и я не знаю, где я сейчас. Вы сказали мне название деревни, но где это? Где мы?
– Подай-ка мне большую книгу с нижней полки, – сказал Семен Борисович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124