когда ты мертвый, ничего уже не меняется, и эти птицы… знаешь, что они делают? Дождутся, когда ты сядешь отдохнуть – тут никогда не спят, как живые, а только дремлют, – потом подкрадутся сзади и начинают нашептывать тебе обо всем плохом, что ты сделал, пока был жив, чтобы ты ничего этого не забывал. Они знают о тебе все самое плохое. Знают, как заставить тебя мучиться воспоминаниями обо всех твоих глупых и дурных поступках. И все жадные и недобрые мысли, которые у тебя когда-то были, – они знают их все и стыдят тебя, пока ты сам себя не возненавидишь… Но от них никуда не спрячешься.
– Вот что, – сказала она, – слушай. Понизив голос и нагнувшись к уху Роджера – в точности как тогда, когда они замышляли какую-нибудь очередную проделку в Иордане, – она продолжала:
– Ты, наверно, не знаешь, но у ведьм – помнишь Серафину Пеккала? – так вот, у них есть пророчество насчет меня. Они не знают, что я про него знаю, и остальные тоже. Раньше я никому про это не говорила. Но когда я была в Троллезунде и Фардер Корам, цыганский вождь, взял меня с собой к ведьминому консулу, доктору Ланселиусу, мне там устроили что-то вроде испытания. Консул сказал, чтобы я вышла и выбрала среди нескольких веток облачной сосны правильную – тогда он поверит, что я умею понимать алетиометр. Ну, я так и сделала, а потом поскорей вернулась, потому что было холодно, а у меня все получилось в одну секунду, это была легкота. А консул говорил с Фардером Корамом и не знал, что мне все слышно. Он сказал, что у ведьм есть про меня пророчество: будто бы я должна сделать что-то важное и великое, и случится это в другом мире…
Только я никому насчет этого не говорила и вообще, наверно, забыла про тот случай: так много всего происходило, что это вроде как выпало у меня из памяти. Даже с Паном про это не говорила, потому что он, мне кажется, просто обсмеял бы меня, и все.
Но потом, позже, миссис Колтер поймала меня и усыпила, и мне приснилось это пророчество, и ты тоже. И я вспомнила ту цыганку, Ма Косту, – ну ты помнишь ее, это на ее лодку мы сели в Иерихоне, там были еще Саймон, Хью и все остальные…
– Ага! И доплыли почти до самого Абингдона! Это было самое лучшее, что мы сделали, Лира! Я никогда этого не забуду, даже если проведу тут мертвый тысячу лет…
– Да, но ты послушай… когда я убежала от миссис Колтер в первый раз, я снова нашла этих цыган, и они позаботились обо мне, и… Ах, Роджер, я так много всего узнала, ты не поверишь, но вот что важно: Ма Коста сказала мне… она сказала, что у меня в душе есть ведьмино-масло, сказала, что цыгане – водный народ, а я огненной породы.
И теперь я думаю, что этим она вроде как подготавливала меня к ведьминому пророчеству. Я знаю, что мне предстоит сделать что-то важное, а по словам того консула, доктора Ланселиуса, необходимо, чтобы я не знала, в чем мое предназначение, пока оно не свершится, понимаешь… мне ни в коем случае нельзя спрашивать об этом… Ну, я и не спрашивала. Даже и не думала никогда, что бы это могло быть. И у алетиометра не спрашивала.
Но теперь, мне кажется, я знаю. И то, что я нашла тебя, – это вроде как доказательство. По-моему, Роджер, мое предназначение состоит в том, чтобы помочь всем духам выбраться из страны мертвых навсегда. Я и Уилл – мы должны спасти вас всех. Я просто уверена, что это так. Да-да, точно. И из-за того, что лорд Азриэл, мой отец, сказал» он сказал однажды: смерть должна умереть. Правда, я не знаю, как это случится. Но ты не должен им ничего говорить, обещай. То есть, скорей всего, вы не сможете уцелеть там, наверху. Но…
Ему отчаянно хотелось что-то сказать, и она остановилась.
– Именно об этом я и думал! – взволнованно зашептал он. – Я говорил им, всем остальным мертвым… сколько раз говорил, что ты придешь! Точно так же, как пришла и спасла детей в Больвангаре! Я говорил: если кто и сможет это сделать, так только Лира. Они очень хотели думать, что это правда, хотели мне верить, но у них не получалось, я это видел.
Во-первых, – продолжал он, – каждый ребенок, когда он сюда попадает, сразу говорит: спорим, мой папа придет и заберет меня, или: спорим, мама придет, как только узнает, где я, и возьмет меня обратно домой. А если не папа и не мама, тогда друзья или дедушка, – словом, кто-нибудь обязательно придет и спасет их. Только этого никогда не бывает. Поэтому никто мне и не верил, когда я говорил, что ты придешь. А я-то был прав!
– Да, – откликнулась она, – хотя без Уилла у меня ничего бы не вышло. Это вон его зовут Уилл, а там кавалер Тиалис и дама Салмакия. Я столько всего могла бы рассказать тебе, Роджер…
– А кто этот Уилл? Откуда он взялся? Лира принялась объяснять, сама не замечая, как изменился ее голос и расправились плечи, – даже глаза ее стали выглядеть по-другому, когда она рассказывала историю своей встречи с Уиллом и борьбы за обладание чудесным ножом. Откуда ей было знать? Но Роджер заметил все это с грустной, безмолвной завистью вечно неизменных мертвых.
Тем временем Уилл с галливспайнами вели поодаль свой тихий разговор.
– Что вы собираетесь делать, ты и Лира? – спросил Тиалис.
– Открыть этот мир и выпустить духов. Вот ради чего я завладел ножом.
Он еще никогда не видел такого изумления ни на чьем лице – тем более на лицах людей, мнение которых было для него важно. А эти двое успели внушить ему немалое уважение. С минуту они сидели молча, а потом Тиалис сказал:
– Это все перевернет с ног на голову. Более страшный удар и придумать-то невозможно. После этого Властитель окажется бессилен.
– Они даже предположить такое не могут! – добавила дама. – Это будет для них как гром средь ясного неба!
– А что потом? – поинтересовался Тиалис.
– Потом? Ну, потом нам надо будет как-то выбраться отсюда самим и найти своих деймонов… Но насчет «потом» думать рано. Пока у нас и без того хватает забот. Я еще ничего не говорил духам – вдруг у нас ничего не получится. Так что и вы пока не говорите. Сейчас я собираюсь поискать мир, который можно открыть, но гарпии за нами следят. Если хотите помочь, попробуйте отвлечь их, а я займусь делом.
Галливспайны мгновенно взмыли в нависшую над землей мглу, где тучей, словно мясные мухи, носились гарпии. Уилл наблюдал, как стрекозы бесстрашно врезались в самую их гущу, будто гарпии – это и впрямь всего лишь мухи, которых можно запросто схватить челюстями, несмотря на их огромные размеры. Он подумал, как, наверное, обрадуются эти сверкающие насекомые, если им снова доведется порхать в чистом небе над прозрачной голубой водой.
Затем он вынул нож. И сразу вернулись слова, которые бросали ему гарпии, – насмешки над его матерью. Ему пришлось остановиться, отложить нож и попытаться очистить от них сознание.
Он сделал еще одну попытку, с тем же результатом. Ему было слышно, как они гомонят наверху, несмотря на все отчаянные старания галливспайнов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Вот что, – сказала она, – слушай. Понизив голос и нагнувшись к уху Роджера – в точности как тогда, когда они замышляли какую-нибудь очередную проделку в Иордане, – она продолжала:
– Ты, наверно, не знаешь, но у ведьм – помнишь Серафину Пеккала? – так вот, у них есть пророчество насчет меня. Они не знают, что я про него знаю, и остальные тоже. Раньше я никому про это не говорила. Но когда я была в Троллезунде и Фардер Корам, цыганский вождь, взял меня с собой к ведьминому консулу, доктору Ланселиусу, мне там устроили что-то вроде испытания. Консул сказал, чтобы я вышла и выбрала среди нескольких веток облачной сосны правильную – тогда он поверит, что я умею понимать алетиометр. Ну, я так и сделала, а потом поскорей вернулась, потому что было холодно, а у меня все получилось в одну секунду, это была легкота. А консул говорил с Фардером Корамом и не знал, что мне все слышно. Он сказал, что у ведьм есть про меня пророчество: будто бы я должна сделать что-то важное и великое, и случится это в другом мире…
Только я никому насчет этого не говорила и вообще, наверно, забыла про тот случай: так много всего происходило, что это вроде как выпало у меня из памяти. Даже с Паном про это не говорила, потому что он, мне кажется, просто обсмеял бы меня, и все.
Но потом, позже, миссис Колтер поймала меня и усыпила, и мне приснилось это пророчество, и ты тоже. И я вспомнила ту цыганку, Ма Косту, – ну ты помнишь ее, это на ее лодку мы сели в Иерихоне, там были еще Саймон, Хью и все остальные…
– Ага! И доплыли почти до самого Абингдона! Это было самое лучшее, что мы сделали, Лира! Я никогда этого не забуду, даже если проведу тут мертвый тысячу лет…
– Да, но ты послушай… когда я убежала от миссис Колтер в первый раз, я снова нашла этих цыган, и они позаботились обо мне, и… Ах, Роджер, я так много всего узнала, ты не поверишь, но вот что важно: Ма Коста сказала мне… она сказала, что у меня в душе есть ведьмино-масло, сказала, что цыгане – водный народ, а я огненной породы.
И теперь я думаю, что этим она вроде как подготавливала меня к ведьминому пророчеству. Я знаю, что мне предстоит сделать что-то важное, а по словам того консула, доктора Ланселиуса, необходимо, чтобы я не знала, в чем мое предназначение, пока оно не свершится, понимаешь… мне ни в коем случае нельзя спрашивать об этом… Ну, я и не спрашивала. Даже и не думала никогда, что бы это могло быть. И у алетиометра не спрашивала.
Но теперь, мне кажется, я знаю. И то, что я нашла тебя, – это вроде как доказательство. По-моему, Роджер, мое предназначение состоит в том, чтобы помочь всем духам выбраться из страны мертвых навсегда. Я и Уилл – мы должны спасти вас всех. Я просто уверена, что это так. Да-да, точно. И из-за того, что лорд Азриэл, мой отец, сказал» он сказал однажды: смерть должна умереть. Правда, я не знаю, как это случится. Но ты не должен им ничего говорить, обещай. То есть, скорей всего, вы не сможете уцелеть там, наверху. Но…
Ему отчаянно хотелось что-то сказать, и она остановилась.
– Именно об этом я и думал! – взволнованно зашептал он. – Я говорил им, всем остальным мертвым… сколько раз говорил, что ты придешь! Точно так же, как пришла и спасла детей в Больвангаре! Я говорил: если кто и сможет это сделать, так только Лира. Они очень хотели думать, что это правда, хотели мне верить, но у них не получалось, я это видел.
Во-первых, – продолжал он, – каждый ребенок, когда он сюда попадает, сразу говорит: спорим, мой папа придет и заберет меня, или: спорим, мама придет, как только узнает, где я, и возьмет меня обратно домой. А если не папа и не мама, тогда друзья или дедушка, – словом, кто-нибудь обязательно придет и спасет их. Только этого никогда не бывает. Поэтому никто мне и не верил, когда я говорил, что ты придешь. А я-то был прав!
– Да, – откликнулась она, – хотя без Уилла у меня ничего бы не вышло. Это вон его зовут Уилл, а там кавалер Тиалис и дама Салмакия. Я столько всего могла бы рассказать тебе, Роджер…
– А кто этот Уилл? Откуда он взялся? Лира принялась объяснять, сама не замечая, как изменился ее голос и расправились плечи, – даже глаза ее стали выглядеть по-другому, когда она рассказывала историю своей встречи с Уиллом и борьбы за обладание чудесным ножом. Откуда ей было знать? Но Роджер заметил все это с грустной, безмолвной завистью вечно неизменных мертвых.
Тем временем Уилл с галливспайнами вели поодаль свой тихий разговор.
– Что вы собираетесь делать, ты и Лира? – спросил Тиалис.
– Открыть этот мир и выпустить духов. Вот ради чего я завладел ножом.
Он еще никогда не видел такого изумления ни на чьем лице – тем более на лицах людей, мнение которых было для него важно. А эти двое успели внушить ему немалое уважение. С минуту они сидели молча, а потом Тиалис сказал:
– Это все перевернет с ног на голову. Более страшный удар и придумать-то невозможно. После этого Властитель окажется бессилен.
– Они даже предположить такое не могут! – добавила дама. – Это будет для них как гром средь ясного неба!
– А что потом? – поинтересовался Тиалис.
– Потом? Ну, потом нам надо будет как-то выбраться отсюда самим и найти своих деймонов… Но насчет «потом» думать рано. Пока у нас и без того хватает забот. Я еще ничего не говорил духам – вдруг у нас ничего не получится. Так что и вы пока не говорите. Сейчас я собираюсь поискать мир, который можно открыть, но гарпии за нами следят. Если хотите помочь, попробуйте отвлечь их, а я займусь делом.
Галливспайны мгновенно взмыли в нависшую над землей мглу, где тучей, словно мясные мухи, носились гарпии. Уилл наблюдал, как стрекозы бесстрашно врезались в самую их гущу, будто гарпии – это и впрямь всего лишь мухи, которых можно запросто схватить челюстями, несмотря на их огромные размеры. Он подумал, как, наверное, обрадуются эти сверкающие насекомые, если им снова доведется порхать в чистом небе над прозрачной голубой водой.
Затем он вынул нож. И сразу вернулись слова, которые бросали ему гарпии, – насмешки над его матерью. Ему пришлось остановиться, отложить нож и попытаться очистить от них сознание.
Он сделал еще одну попытку, с тем же результатом. Ему было слышно, как они гомонят наверху, несмотря на все отчаянные старания галливспайнов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124