Немножко заметало. Крыши домов на фоне тёмно-серых туч казались особенно белыми.
- Значит, после обеда придёшь? - спросила Тамара.
- Конечно, приду, - ответила Зина, задумчиво глядя вдоль улицы.
Она глядела на серые и зелёные заборы, убранные белой кромкой снега, на белые ветки деревьев… Вот кто-то зажёг свет, окно засветилось - жёлтое пятно среди белых, серых и синевато-серых тонов. Приятно сжалось сердце - Зина сейчас придёт и нарисует всё это, обязательно, обязательно нарисует! И назовёт картину «Вечерняя улица» или «Сумерки на окраине»…
- Ну, смотри приходи, - прервала Зинины мысли Тамара.
Её голос ворвался в мир неясных и сладких ощущений и причинил Зине почти физическую боль. Хотелось сказать: «Да отойди ты от меня, пожалуйста, оставь меня одну!» Но Зина сдержалась, только покрепче сжала губы.
- Ведь завтра - контрольная, - продолжала Тамара. - Смотри, а то ещё срежусь!
- Я приду, - сказала Зина и поспешила войти в калитку своего двора.
Она шагала через две ступеньки; сейчас поскорее пообедает, немножко порисует, а потом сходит к Тамаре - и вечером, когда некуда будет спешить, порисует как следует. Ах, хорошо жить!
Но только она открыла дверь квартиры, как улыбка сбежала с её лица. В квартире было уж что-то очень тихо, пахло лекарствами…
Антон, который открыл ей дверь, глядел на Зину глазами, полными тревоги.
- Тише… - сказал он, - мама заболела.
Зина сбросила пальто и почти вбежала в комнату. Мама лежала на диване, какая-то вся ослабевшая, неподвижная, с мокрым полотенцем на груди. Зина присела на край дивана:
- Мамочка, ты что?
На Зину глянули большие серые, почти незнакомые глаза. Зина не видела никогда такого взгляда у мамы, не то сурового, не то испуганного.
«Ведь она и утром еле встала сегодня, - мелькнуло в голове Зины. - Ей вдруг захотелось полежать…»
- Мамочка, что с тобой?
Мама слабо улыбнулась:
- Ну вот, уж и всполошилась. Заболела немножко, да и всё. Все люди болеют, а мне нельзя?
- Может, пойти позвонить папе?
- Что ты, что ты! - Мама почти рассердилась. - Разве можно? Ты ведь знаешь, какая у него работа, - разве можно его тревожить! И ничего ему не говорите - слышите, ребята? Ну, поболит, да и пройдёт… Вот ты, Зина, лучше намочи-ка мне полотенце.
Зина быстро сбегала на кухню, намочила полотенце холодной водой.
- Вот и всё. Вот и хорошо, - улыбнулась мама. - Полежу - и пройдёт.
- Мама, а ты лекарство какое-нибудь пила?
- Конечно, пила. Вот валерьянки с ландышем выпила. - И, взглянув на Антона, который, как испуганный зайчонок, стоял рядом с Зиной, мама опять улыбнулась: - Ну что испугались, дурачки? Ступайте пообедайте да делайте уроки. А я вот полежу и пойду в детский сад за Изюмкой.
Зина пошла в кухню разогревать обед. Жизнь сразу померкла, будто тяжёлая туча заслонила солнышко. В кухню вышла соседка, крановщица тётя Груша.
- Что, шибко мать-то захворала? - спросила она озабоченно.
- Говорит - ничего, - ответила Зина. - Хочет встать.
- Доктора бы надо… Она ещё вчера всё за бок-то хваталась - я видела.
Зина собрала на стол. Присмиревший Антон молча принялся за суп.
- Мама, давай вызову врача? - предложила Зина.
- Никаких врачей! - отмахнулась мать. - Что это из-за пустяков людей тревожить? Мало ли какие тяжелобольные есть, а то ко мне врача! Чуть нездоровится - уж и врача! Вот ещё ландышевых выпью на ночь - и всё пройдёт. Я и без врачей знаю - не в первый раз. Пустяки всё это.
Зина нехотя съела котлету. Убрала со стола, вымыла посуду.
- Мама, сменить компресс?
- Смени. А я сейчас полежу и пойду за Изюмкой.
Но когда подошёл час идти за Изюмкой, мама встала, прошлась по комнате и снова легла. Зина с тревогой вскочила из-за стола:
- Я сама схожу, мама! Лежи, пожалуйста!
Зина привела Изюмку из детского сада. Изюмка подбежала к матери:
- У тебя головка болит?
- Сейчас болит. А скоро пройдёт, - улыбнулась ей мама.
Изюмка тотчас успокоилась и начала весело рассказывать, что сегодня у них в детском саду был кукольный театр, что там медвежата подрались и разорвали калошу и ещё потом гусёнок потерялся, а Настенька его всё искала…
От Изюмкиной болтовни повеселел и Антон. Он тоже видел этого гусёнка - они ещё осенью всем классом ходили в кукольный театр.
Зина решала задачи, но украдкой то и дело поглядывала на маму. Мама лежала всё такая же неподвижная, будто смертельно усталая.
«Ну, может, всё-таки ничего? - думала Зина. - Может, скоро пройдёт? Вот полежит побольше…»
- Скоро папа придёт? - вдруг после долгого молчания спросила мать.
- Скоро, - ответила Зина. - Можно поставить суп разогревать?
- Поставь, поставь… А я сейчас встану.
Мать поднялась, сняла с груди мокрое полотенце, пригладила волосы.
- Только смотрите отцу ничего не говорите! - приказала она ребятам. - Нечего его зря расстраивать.
В прихожей раздался звонок.
- Ну вот и он идёт. Зина, помалкивай!
И, превозмогая слабость, она стала доставать из буфета хлеб и тарелки.
Отец, как всегда, сначала снял свою пахнущую дымом и гарью спецовку, потом долго мылся под краном. С обычными своими вопросами: как дела? как уроки? какие отметки? что нового у Изюмки? - отец сел за стол, усталый и проголодавшийся.
- Что-то сегодня у нас Зина за старшего? - пошутил он, когда Зина подала на стол горячую кастрюлю.
Мать, чувствуя, что в глазах слегка темнеет, постаралась улыбнуться:
- Да вот, заленилась… Барыней посидеть хочу…
- Здорово! - усмехнулся отец. - Ребята, слышите? Мать-то у нас барыней захотела быть! Да сумеешь ли? Вот жена нашего инженера Белокурова, говорят, вправду барыня. То подай, это прими, а сама от безделья замучилась! И откуда в наше время берутся такие люди?..
Мать слушала его улыбаясь. Слова доносились до неё откуда-то издалека, сквозь шум и звон в ушах. С трудом уловив смысл его речи, она ответила:
- Может, у богатых родителей росла… Избаловали немножко… То в школе училась… то в институте училась… Работать… человеку не пришлось…
- Где она там училась! - прервал отец. - Семилетку закончить духу не хватило. И кабы правда из учёных, а то ведь из нашего же брата: диспетчером работала. Люди-то ведь знают, помнят её!.. Дай мне соль, пожалуйста.
Мать протянула руку, чтобы подвинуть ему соль. Но рука её беспомощно упала, и, слабо застонав сквозь стиснутые зубы, мать схватилась за грудь и склонилась головой на стол.
Отец, сразу побелевший, вскочил и подбежал к ней:
- Что с тобой? Что с тобой?
- Мама! Мама! - закричала Изюмка.
Антон заплакал в голос. Зина, уронив учебник, выскочила из-за стола.
Отец перенёс маму на диван, подложил ей подушку под голову. Мама подняла на него глаза, и по этому беспомощному взгляду он понял, как тяжело она больна.
- Да ты совсем больная! - сдерживаясь, чтобы не кричать, сурово сказал он. - И молчишь! Эх ты, «барыня»! И как же тебе не стыдно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
- Значит, после обеда придёшь? - спросила Тамара.
- Конечно, приду, - ответила Зина, задумчиво глядя вдоль улицы.
Она глядела на серые и зелёные заборы, убранные белой кромкой снега, на белые ветки деревьев… Вот кто-то зажёг свет, окно засветилось - жёлтое пятно среди белых, серых и синевато-серых тонов. Приятно сжалось сердце - Зина сейчас придёт и нарисует всё это, обязательно, обязательно нарисует! И назовёт картину «Вечерняя улица» или «Сумерки на окраине»…
- Ну, смотри приходи, - прервала Зинины мысли Тамара.
Её голос ворвался в мир неясных и сладких ощущений и причинил Зине почти физическую боль. Хотелось сказать: «Да отойди ты от меня, пожалуйста, оставь меня одну!» Но Зина сдержалась, только покрепче сжала губы.
- Ведь завтра - контрольная, - продолжала Тамара. - Смотри, а то ещё срежусь!
- Я приду, - сказала Зина и поспешила войти в калитку своего двора.
Она шагала через две ступеньки; сейчас поскорее пообедает, немножко порисует, а потом сходит к Тамаре - и вечером, когда некуда будет спешить, порисует как следует. Ах, хорошо жить!
Но только она открыла дверь квартиры, как улыбка сбежала с её лица. В квартире было уж что-то очень тихо, пахло лекарствами…
Антон, который открыл ей дверь, глядел на Зину глазами, полными тревоги.
- Тише… - сказал он, - мама заболела.
Зина сбросила пальто и почти вбежала в комнату. Мама лежала на диване, какая-то вся ослабевшая, неподвижная, с мокрым полотенцем на груди. Зина присела на край дивана:
- Мамочка, ты что?
На Зину глянули большие серые, почти незнакомые глаза. Зина не видела никогда такого взгляда у мамы, не то сурового, не то испуганного.
«Ведь она и утром еле встала сегодня, - мелькнуло в голове Зины. - Ей вдруг захотелось полежать…»
- Мамочка, что с тобой?
Мама слабо улыбнулась:
- Ну вот, уж и всполошилась. Заболела немножко, да и всё. Все люди болеют, а мне нельзя?
- Может, пойти позвонить папе?
- Что ты, что ты! - Мама почти рассердилась. - Разве можно? Ты ведь знаешь, какая у него работа, - разве можно его тревожить! И ничего ему не говорите - слышите, ребята? Ну, поболит, да и пройдёт… Вот ты, Зина, лучше намочи-ка мне полотенце.
Зина быстро сбегала на кухню, намочила полотенце холодной водой.
- Вот и всё. Вот и хорошо, - улыбнулась мама. - Полежу - и пройдёт.
- Мама, а ты лекарство какое-нибудь пила?
- Конечно, пила. Вот валерьянки с ландышем выпила. - И, взглянув на Антона, который, как испуганный зайчонок, стоял рядом с Зиной, мама опять улыбнулась: - Ну что испугались, дурачки? Ступайте пообедайте да делайте уроки. А я вот полежу и пойду в детский сад за Изюмкой.
Зина пошла в кухню разогревать обед. Жизнь сразу померкла, будто тяжёлая туча заслонила солнышко. В кухню вышла соседка, крановщица тётя Груша.
- Что, шибко мать-то захворала? - спросила она озабоченно.
- Говорит - ничего, - ответила Зина. - Хочет встать.
- Доктора бы надо… Она ещё вчера всё за бок-то хваталась - я видела.
Зина собрала на стол. Присмиревший Антон молча принялся за суп.
- Мама, давай вызову врача? - предложила Зина.
- Никаких врачей! - отмахнулась мать. - Что это из-за пустяков людей тревожить? Мало ли какие тяжелобольные есть, а то ко мне врача! Чуть нездоровится - уж и врача! Вот ещё ландышевых выпью на ночь - и всё пройдёт. Я и без врачей знаю - не в первый раз. Пустяки всё это.
Зина нехотя съела котлету. Убрала со стола, вымыла посуду.
- Мама, сменить компресс?
- Смени. А я сейчас полежу и пойду за Изюмкой.
Но когда подошёл час идти за Изюмкой, мама встала, прошлась по комнате и снова легла. Зина с тревогой вскочила из-за стола:
- Я сама схожу, мама! Лежи, пожалуйста!
Зина привела Изюмку из детского сада. Изюмка подбежала к матери:
- У тебя головка болит?
- Сейчас болит. А скоро пройдёт, - улыбнулась ей мама.
Изюмка тотчас успокоилась и начала весело рассказывать, что сегодня у них в детском саду был кукольный театр, что там медвежата подрались и разорвали калошу и ещё потом гусёнок потерялся, а Настенька его всё искала…
От Изюмкиной болтовни повеселел и Антон. Он тоже видел этого гусёнка - они ещё осенью всем классом ходили в кукольный театр.
Зина решала задачи, но украдкой то и дело поглядывала на маму. Мама лежала всё такая же неподвижная, будто смертельно усталая.
«Ну, может, всё-таки ничего? - думала Зина. - Может, скоро пройдёт? Вот полежит побольше…»
- Скоро папа придёт? - вдруг после долгого молчания спросила мать.
- Скоро, - ответила Зина. - Можно поставить суп разогревать?
- Поставь, поставь… А я сейчас встану.
Мать поднялась, сняла с груди мокрое полотенце, пригладила волосы.
- Только смотрите отцу ничего не говорите! - приказала она ребятам. - Нечего его зря расстраивать.
В прихожей раздался звонок.
- Ну вот и он идёт. Зина, помалкивай!
И, превозмогая слабость, она стала доставать из буфета хлеб и тарелки.
Отец, как всегда, сначала снял свою пахнущую дымом и гарью спецовку, потом долго мылся под краном. С обычными своими вопросами: как дела? как уроки? какие отметки? что нового у Изюмки? - отец сел за стол, усталый и проголодавшийся.
- Что-то сегодня у нас Зина за старшего? - пошутил он, когда Зина подала на стол горячую кастрюлю.
Мать, чувствуя, что в глазах слегка темнеет, постаралась улыбнуться:
- Да вот, заленилась… Барыней посидеть хочу…
- Здорово! - усмехнулся отец. - Ребята, слышите? Мать-то у нас барыней захотела быть! Да сумеешь ли? Вот жена нашего инженера Белокурова, говорят, вправду барыня. То подай, это прими, а сама от безделья замучилась! И откуда в наше время берутся такие люди?..
Мать слушала его улыбаясь. Слова доносились до неё откуда-то издалека, сквозь шум и звон в ушах. С трудом уловив смысл его речи, она ответила:
- Может, у богатых родителей росла… Избаловали немножко… То в школе училась… то в институте училась… Работать… человеку не пришлось…
- Где она там училась! - прервал отец. - Семилетку закончить духу не хватило. И кабы правда из учёных, а то ведь из нашего же брата: диспетчером работала. Люди-то ведь знают, помнят её!.. Дай мне соль, пожалуйста.
Мать протянула руку, чтобы подвинуть ему соль. Но рука её беспомощно упала, и, слабо застонав сквозь стиснутые зубы, мать схватилась за грудь и склонилась головой на стол.
Отец, сразу побелевший, вскочил и подбежал к ней:
- Что с тобой? Что с тобой?
- Мама! Мама! - закричала Изюмка.
Антон заплакал в голос. Зина, уронив учебник, выскочила из-за стола.
Отец перенёс маму на диван, подложил ей подушку под голову. Мама подняла на него глаза, и по этому беспомощному взгляду он понял, как тяжело она больна.
- Да ты совсем больная! - сдерживаясь, чтобы не кричать, сурово сказал он. - И молчишь! Эх ты, «барыня»! И как же тебе не стыдно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59