А Фатьма и Зина, впрягшись в салазки, на которых стояла большая корзина, возили этот снег во двор.
- Поменьше накладывайте! Эге! - кричала им Дарима. - Зачем тяжело таскать? Не надо!
- Нам не тяжело! - отвечали девочки и проворно оттаскивали салазки.
Они тащили салазки в самую глубину двора, под старые тополя, и тут, остановившись, опрокидывали корзину, вываливая снег. А порожняком мчались уже во всю прыть, скользили на тротуаре, а иногда и падали.
Девочки смеялись, и Дарима смеялась ещё больше, чем они:
- Эге, лошадки не подкованы! Зачем не подкованы? Хозяин у вас плохой!
И только лишь когда закончили работу и отвезли салазки в сарай, Зина рассказала Фатьме про Тамару.
- Так и сказала: «Меня дома нет»? - Фатьма хлопнула большими дворницкими рукавицами: - Вот здорово! Теперь она обиделась, наверно. И не помирится с тобой.
- А мне и не надо, - ответила Зина.
Зина и Фатьма тихо шли, взявшись за руки. Они устали, им было жарко от работы; пальтишки их распахнулись, шапочки сдвинулись на затылок.
Свет фонаря лежал белым сверкающим квадратом в синеве снежного двора. Окна домов светились жёлтым и розовым светом, а одно, крайнее, было голубое, будто там поселилась луна…
И в первый раз за всё это тяжёлое время Зину потянуло к краскам, к кисти, к бумаге…
- Хочется рисовать, - тихо сказала Зина. И чувство, похожее на смутную радость, возникло на минуту в её сердце.
Но она шла домой, а в доме у них было тяжело, мрачно, у них всё ещё жила беда, жила и не уходила. И радость эта тут же погасла.
Неизвестно какими путями всё это поняла Фатьма.
- Приходи к нам почаще, Зина, - сказала она, - и ребятишек приводи. Моя мама вот как рада будет! И краски захватывай. Посидишь, порисуешь - у нас стол большой и лампа светлая. Ты будешь рисовать, а мы - смотреть. Я тоже люблю смотреть, когда ты рисуешь. Приходи, а?
Зина кивнула головой:
- Ладно. - И задумчиво, с оттенком грусти, сказала: - Тамара-то всё просто так говорила - и про ветку, и про дружбу, и про всё… Всё просто так! А я тогда, в лесу, поверила, думала - правда. Но… как случилось с мамой - гляжу, а ей всё равно. Знаешь, тут я сразу поняла, что она не настоящий друг!
- А я это уже давно поняла, - еле слышно ответила Фатьма.
НОВЫЙ ГОД СТОИТ У ВОРОТ
В школе готовились к Новому году. В шестом классе девочки были очень заняты - клеили из разноцветной бумаги ёлочные игрушки, пёстрые цепи из разноцветных бумажных колечек, золотые и серебряные корзиночки, разные фонарики и всё, что только могли придумать… Нанизывали на длинные нитки кусочки ваты, чтобы потом подвесить их к потолку, - эти пушистые белые клочки будут изображать падающий снег. Шили к спектаклю платья из белой и голубой марли в пышных оборках и сборочках, украшали их серебряными звёздами - это костюмы для «снежинок», которые будут танцевать вокруг деда Мороза.
Как и предвидела Зина, Тамара Белокурова отказалась изображать «снежинку».
- Соне Поливановой почему-то главную роль, а мне - снежинку, - сказала она. - Снежинку кто хочешь сыграет - кружись, да и всё… Лучше я совсем не буду играть!
- Ну и ладно, - решили девочки, - пусть тогда выставку делает. Как бы ещё не раздумала да не бросила бы всё…
Но Тамара не собиралась бросать своё дело. Она с увлечением собирала картинки, требовала, чтобы девочки отыскивали иллюстрации и фотографии по сельскому хозяйству. Материала у неё накопилась уже целая большая папка. И Тамара в свободные от уроков и от катка минуты просматривала и перебирала свои материалы с торжествующей улыбкой: «Вот посмотрим, чья выставка будет лучше! Ага! Посмотрим! Ну, может, в других классах тоже найдут такие же картинки - из «Огонька» и «Пионера»… Но вот из таких журналов, которые у папы… Ну уж нет! Дудочки! Скоро все будут около меня кружиться… Не будете говорить, что «меня дома нет».
В последние дни задушевной подругой Тамары стала Шура Зыбина. Шура была добродушное существо, она дружила со всеми. Она всегда была чисто умыта, чисто одета, хорошо причёсана. Все в классе любили её за приветливый характер, за отзывчивость. Шура хорошо училась, и, если кто-нибудь из девочек просил помочь, Шура охотно помогала. Никто не видел её ни сердитой, ни печальной. Она не плакала над грустной книгой, и, если случалось что-нибудь очень смешное и в классе стоял громкий хохот, Шура только улыбалась тихонько.
Наблюдая её, Елена Петровна иногда думала:
«Кто она? Или очень добрый и спокойный человек, выросший в хорошей, доброй семье, или она просто равнодушное существо, ещё не понимающее настоящих привязанностей, не знающее огорчений?»
Тамаре, с её тревожной и сумрачной душой, сейчас была нужна именно такая подруга. А Зина… Тамара никак не могла забыть встречу с Зиной на вечерней улице: «Ты ко мне?.. А меня дома нет!»
Эта фраза оскорбляла Тамару каждый раз снова и снова, как только приходила на память. Подумайте! Тамара, как лучший друг, идёт навестить Зину, даже на каток не пошла… А она - вон как!
- А ты чего хлюпаешь-то? - утешала Тамару мать. - Нашла о ком тужить - о Зине Стрешневой, вальцовщиковой дочке! Ну уж дорогое знакомство, нечего сказать!
Антонина Андроновна присела к столу рядом с Тамарой:
- А я тебе скажу вот что: ты уже большая, и я могу тебе это сказать.
У Тамары глаза заблестели от любопытства.
- Всё это пустяки. Самое главное - помни одно, что ты дочь главного инженера!
- А в пионерском отряде… - начала было Тамара.
Но мать прервала её:
- Пионерский отряд - дело одно, а жизнь - дело другое. Не будь похожа на своего отца. Посмотри на него - кто его друзья? Вальцовщики, крановщики, прокатчики… И всё потому, видишь ли, что он сам когда-то слесарем был и что, видишь ли, они в своё время помогли ему высшее образование получить, как-то там поддерживали его… Видите ли, он не хочет от массы отрываться. Да мало ли что было когда-то? Надо всё это забыть теперь. Ведь он же главный инженер - и вот весь свой предстиж с этими рабочими теряет. И ни к какой культуре у него стремления нет!
- Престиж, а не предстиж, - машинально поправила Тамара.
Она опустила ресницы, взгляд её заволокло дымкой. Тотчас возникли огромный цех завода, чёрные от гари фермы, уносящие куда-то вверх невидимый потолок, бешеный вой пламени и горячие отблески мартеновских печей… А по цеху мимо воющих печей идёт её отец, уверенный, строгий, прямой, и рядом с ним сталевары в прокопчённых спецовках, с очками на кепках, измазанные сажей, весёлые, дружелюбные люди… Тамара снова услышала их почтительные голоса, слова, полные уважения, обращённые к её отцу…
- Кто бывает у нас? - продолжала мать. - Инженер Машин с Марьей Борисовной, но он же подчинённый отца, и я знаю, почему он бывает: просто хочет подслужиться… Ну и ещё кое-кто. А директор завода когда-нибудь у нас был?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
- Поменьше накладывайте! Эге! - кричала им Дарима. - Зачем тяжело таскать? Не надо!
- Нам не тяжело! - отвечали девочки и проворно оттаскивали салазки.
Они тащили салазки в самую глубину двора, под старые тополя, и тут, остановившись, опрокидывали корзину, вываливая снег. А порожняком мчались уже во всю прыть, скользили на тротуаре, а иногда и падали.
Девочки смеялись, и Дарима смеялась ещё больше, чем они:
- Эге, лошадки не подкованы! Зачем не подкованы? Хозяин у вас плохой!
И только лишь когда закончили работу и отвезли салазки в сарай, Зина рассказала Фатьме про Тамару.
- Так и сказала: «Меня дома нет»? - Фатьма хлопнула большими дворницкими рукавицами: - Вот здорово! Теперь она обиделась, наверно. И не помирится с тобой.
- А мне и не надо, - ответила Зина.
Зина и Фатьма тихо шли, взявшись за руки. Они устали, им было жарко от работы; пальтишки их распахнулись, шапочки сдвинулись на затылок.
Свет фонаря лежал белым сверкающим квадратом в синеве снежного двора. Окна домов светились жёлтым и розовым светом, а одно, крайнее, было голубое, будто там поселилась луна…
И в первый раз за всё это тяжёлое время Зину потянуло к краскам, к кисти, к бумаге…
- Хочется рисовать, - тихо сказала Зина. И чувство, похожее на смутную радость, возникло на минуту в её сердце.
Но она шла домой, а в доме у них было тяжело, мрачно, у них всё ещё жила беда, жила и не уходила. И радость эта тут же погасла.
Неизвестно какими путями всё это поняла Фатьма.
- Приходи к нам почаще, Зина, - сказала она, - и ребятишек приводи. Моя мама вот как рада будет! И краски захватывай. Посидишь, порисуешь - у нас стол большой и лампа светлая. Ты будешь рисовать, а мы - смотреть. Я тоже люблю смотреть, когда ты рисуешь. Приходи, а?
Зина кивнула головой:
- Ладно. - И задумчиво, с оттенком грусти, сказала: - Тамара-то всё просто так говорила - и про ветку, и про дружбу, и про всё… Всё просто так! А я тогда, в лесу, поверила, думала - правда. Но… как случилось с мамой - гляжу, а ей всё равно. Знаешь, тут я сразу поняла, что она не настоящий друг!
- А я это уже давно поняла, - еле слышно ответила Фатьма.
НОВЫЙ ГОД СТОИТ У ВОРОТ
В школе готовились к Новому году. В шестом классе девочки были очень заняты - клеили из разноцветной бумаги ёлочные игрушки, пёстрые цепи из разноцветных бумажных колечек, золотые и серебряные корзиночки, разные фонарики и всё, что только могли придумать… Нанизывали на длинные нитки кусочки ваты, чтобы потом подвесить их к потолку, - эти пушистые белые клочки будут изображать падающий снег. Шили к спектаклю платья из белой и голубой марли в пышных оборках и сборочках, украшали их серебряными звёздами - это костюмы для «снежинок», которые будут танцевать вокруг деда Мороза.
Как и предвидела Зина, Тамара Белокурова отказалась изображать «снежинку».
- Соне Поливановой почему-то главную роль, а мне - снежинку, - сказала она. - Снежинку кто хочешь сыграет - кружись, да и всё… Лучше я совсем не буду играть!
- Ну и ладно, - решили девочки, - пусть тогда выставку делает. Как бы ещё не раздумала да не бросила бы всё…
Но Тамара не собиралась бросать своё дело. Она с увлечением собирала картинки, требовала, чтобы девочки отыскивали иллюстрации и фотографии по сельскому хозяйству. Материала у неё накопилась уже целая большая папка. И Тамара в свободные от уроков и от катка минуты просматривала и перебирала свои материалы с торжествующей улыбкой: «Вот посмотрим, чья выставка будет лучше! Ага! Посмотрим! Ну, может, в других классах тоже найдут такие же картинки - из «Огонька» и «Пионера»… Но вот из таких журналов, которые у папы… Ну уж нет! Дудочки! Скоро все будут около меня кружиться… Не будете говорить, что «меня дома нет».
В последние дни задушевной подругой Тамары стала Шура Зыбина. Шура была добродушное существо, она дружила со всеми. Она всегда была чисто умыта, чисто одета, хорошо причёсана. Все в классе любили её за приветливый характер, за отзывчивость. Шура хорошо училась, и, если кто-нибудь из девочек просил помочь, Шура охотно помогала. Никто не видел её ни сердитой, ни печальной. Она не плакала над грустной книгой, и, если случалось что-нибудь очень смешное и в классе стоял громкий хохот, Шура только улыбалась тихонько.
Наблюдая её, Елена Петровна иногда думала:
«Кто она? Или очень добрый и спокойный человек, выросший в хорошей, доброй семье, или она просто равнодушное существо, ещё не понимающее настоящих привязанностей, не знающее огорчений?»
Тамаре, с её тревожной и сумрачной душой, сейчас была нужна именно такая подруга. А Зина… Тамара никак не могла забыть встречу с Зиной на вечерней улице: «Ты ко мне?.. А меня дома нет!»
Эта фраза оскорбляла Тамару каждый раз снова и снова, как только приходила на память. Подумайте! Тамара, как лучший друг, идёт навестить Зину, даже на каток не пошла… А она - вон как!
- А ты чего хлюпаешь-то? - утешала Тамару мать. - Нашла о ком тужить - о Зине Стрешневой, вальцовщиковой дочке! Ну уж дорогое знакомство, нечего сказать!
Антонина Андроновна присела к столу рядом с Тамарой:
- А я тебе скажу вот что: ты уже большая, и я могу тебе это сказать.
У Тамары глаза заблестели от любопытства.
- Всё это пустяки. Самое главное - помни одно, что ты дочь главного инженера!
- А в пионерском отряде… - начала было Тамара.
Но мать прервала её:
- Пионерский отряд - дело одно, а жизнь - дело другое. Не будь похожа на своего отца. Посмотри на него - кто его друзья? Вальцовщики, крановщики, прокатчики… И всё потому, видишь ли, что он сам когда-то слесарем был и что, видишь ли, они в своё время помогли ему высшее образование получить, как-то там поддерживали его… Видите ли, он не хочет от массы отрываться. Да мало ли что было когда-то? Надо всё это забыть теперь. Ведь он же главный инженер - и вот весь свой предстиж с этими рабочими теряет. И ни к какой культуре у него стремления нет!
- Престиж, а не предстиж, - машинально поправила Тамара.
Она опустила ресницы, взгляд её заволокло дымкой. Тотчас возникли огромный цех завода, чёрные от гари фермы, уносящие куда-то вверх невидимый потолок, бешеный вой пламени и горячие отблески мартеновских печей… А по цеху мимо воющих печей идёт её отец, уверенный, строгий, прямой, и рядом с ним сталевары в прокопчённых спецовках, с очками на кепках, измазанные сажей, весёлые, дружелюбные люди… Тамара снова услышала их почтительные голоса, слова, полные уважения, обращённые к её отцу…
- Кто бывает у нас? - продолжала мать. - Инженер Машин с Марьей Борисовной, но он же подчинённый отца, и я знаю, почему он бывает: просто хочет подслужиться… Ну и ещё кое-кто. А директор завода когда-нибудь у нас был?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59