У нас тут казарма, и порядки казарменные. Проштрафились – будем отвечать.
Римма опять была патлатая, в засаленном комбинезоне с пузырями на коленях, на ее румяном лице отражалась сложная гамма чувств: пристыженность, покорность решению руководства, а заодно презрение и ехидное злорадство в адрес Клисса, который этим решением недоволен, но увильнуть от наказания не сможет.
«Дурдом, – про себя повторил Саймон. – Если Маршал тебе прикажет, ты сама себе пустишь пулю в лоб. И все вы здесь такие, но я-то нормальный! Может, я в чем-то и псих, но среди вас я точно самый нормальный…»
Вернувшись в каюту, он наугад взял с полки первую попавшуюся брошюру из библиотечки Хельги Раговски, плюхнулся на койку и начал листать, чтобы хоть немного успокоить нервы.
Разноцветные пометки на полях, некоторые фразы и абзацы отмечены маркером. У Саймона от этой пестроты рябило в глазах, но он стал читать, вначале бездумно, потом с нарастающим интересом.
Вот оно… Вот доказательство того, что он ни в чем не виноват и никогда не был виноват! И в тюрьму его посадили ни за что, и Лиргисо подвергал его пыткам его без всяких на то оснований. Здесь все написано! Эту книжку бы издать квадриллионным тиражом и вручить каждому по экземпляру, чтобы никаких больше претензий к Саймону Клиссу.
Ежели с человеком что-то случилось, он сам себе это подстроил; отсюда следует, что тот, кто пострадал от действий преступника, должен винить не преступника, а самого себя; отсюда следует, что нельзя проявлять жестокость к преступнику – тот был всего лишь твоим орудием, ибо твоя мысль материальна, и это она вынудила преступника причинить тебе зло.
За что же, спрашивается, Саймону всю жизнь доставалось? За что его посадили за решетку? Ведь все те, кто из-за него погиб или потерпел неудачу, сами заставляли его так поступать, воздействуя на него своими материальными мыслями – почитай книжку, и все поймешь! А Хинар за что хотел ему отомстить? За то, что одурманенный мейцаном Саймон восемь лет назад летал над пляжами на Ниаре и стрелял по курортникам? А нечего было желтомордому валяться на том пляже, сам подставился!
И Лиргисо тоже сам виноват: если Саймон взорвал его виллу, значит, отморозок с Лярна хотел от виллы избавиться. Может, страховку рассчитывал получить… Или за что-то себя наказывал: в книжке написано, что это одна из главных причин того, почему люди становятся жертвами преступлений. А Саймон Клисс всего лишь орудие высшей справедливости, бич божий, топор судьбы, и спросу с него никакого.
Перед тем как уснуть, Саймон сунул книгу под подушку. Говорят, чистая совесть – лучшая подушка, а он только сейчас открыл, что его совесть девственно чиста, и так было всегда.
– Ради тебя я пожертвовал своей репутацией.
Лиргисо сидел на подлокотнике кресла и смотрел на Поля с насмешливой полуулыбкой. На его правом запястье темнела затянутая прозрачной пленкой рана, и для Тины было загадкой, почему он до сих пор не регенерировал или не воспользовался медавтоматом. Похоже, ему просто понравилась роль безвинно пострадавшего: для него это было ново, обычно ему доставалось за дело.
– Все за тебя просят, а я игнорирую, – он вздохнул, как показалось Тине, с долей досады. – Это невежливо. Что же обо мне теперь будут говорить?
Поль пожал плечами. Видно было, что ему трудно сохранять самообладание в обществе Лиргисо, мелкие штрихи выдавали скрытое напряжение.
Они посмотрели вместе видеозапись с «Сиролла», и Лиргисо опознал в придурковатом «фермере» Саймона Клисса. Грим изменил лицо, но голос, пластика, характерные гримасы – все указывало на то, что это Клисс. Стив тогда сказал, что хочет проверить с помощью силарской логической игры ренгмари одно свое предположение, и исчез, а Тина осталась с Полем и Лиргисо. Они находились на все той же Ольгиной вилле на побережье моря Нихао – нейтральная территория, вполне подходящая для встреч с союзником-противником. И местность вокруг пустынная, маловероятно, чтобы их здесь кто-нибудь потревожил.
– А для тебя имеет значение, что про тебя будут говорить? – спросила Тина.
– Всегда имело. Сколько раз я должен объяснять, что я не презренный преступник, а Живущий-в-Прохладе? – Лиргисо с грустной усмешкой покачал головой, словно сокрушаясь по поводу ее непонятливости, и снова обратился к Полю. – С моей стороны это немалая жертва, так что было бы справедливо, если бы ты отблагодарил меня за это.
Поль поднял на него взгляд, молча достал из кармана бумажник с полустершейся лазерной картинкой, вытащил оттуда несколько крупных купюр и бросил на столик, стоявший между их креслами.
– Столько хватит?
«Зря ты так. Этого типа лучше не дразнить, он ничего не забывает».
Позолоченные веки Живущего-в-Прохладе дрогнули, но он мгновенно овладел собой и улыбнулся.
– Не хватит. Не будь здесь великолепной Тины, ты бы расплатился со мной другой монетой, и заодно убедился бы, что от этого не умирают… Кстати, одна забавная деталь инцидента на «Сиролле», – он сразу перескочил на другую тему, не оставляя Полю времени, чтобы взорваться. – Вы обратили внимание на фразу Клисса насчет колбасы из ушей? Он ведь собственное ухо съел, а в «Конторе» ему новое вырастили.
– Зачем? – удивилась Тина. – В смысле, зачем съел?
– О, это целая история! Когда Клисса привезли на Ниаре ко мне в офис, он вел себя неучтиво, отозвался уничижительно об одном из моих любимых лярнийских пейзажей – заявил, что это синтезированная фальшивка, да в таких выражениях, что это не могло меня не покоробить. Я тогда навязал ему пари: если я докажу, что пейзаж настоящий, Клисс должен съесть свое ухо. После того как он устроил пожар на вилле и разлучил нас с тобой, – Лиргисо опять улыбнулся Полю, тот слегка поморщился, – меня снедала тоска, инфернальное порождение так и не утоленной страсти, но я все же нашел себе развлечение. Мы с Хинаром изловили Клисса, я отправился с ним на Лярн, показал ему пейзаж и заставил его выполнить условие пари. Ухо было подано ему на блюдечке под соусом. Клисс давился и плакал, но съел все до последнего кусочка, а потом его начало рвать. Как я смеялся, наблюдая эту картинку!
Тина выслушала эту историю с непроницаемым лицом: выходка вполне в духе Лиргисо; все это не вызывало у нее одобрения, но Саймона Клисса ей не было жалко. А Поль сидел бледный, словно застывший, потом произнес тихим чужим голосом:
– Сволочь же ты…
– Фласс, опять «сволочь»!.. – Лиргисо театрально закатил глаза к потолку. – Пусть это не самое отвратительное словечко из твоего полицейского лексикона, меня удручает то постоянство, с каким ты награждаешь меня этим эпитетом. Поль, тебе это не идет. Это все равно, что прилепить обертку от жвачки на изысканно-нежную картину Тлемлелха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Римма опять была патлатая, в засаленном комбинезоне с пузырями на коленях, на ее румяном лице отражалась сложная гамма чувств: пристыженность, покорность решению руководства, а заодно презрение и ехидное злорадство в адрес Клисса, который этим решением недоволен, но увильнуть от наказания не сможет.
«Дурдом, – про себя повторил Саймон. – Если Маршал тебе прикажет, ты сама себе пустишь пулю в лоб. И все вы здесь такие, но я-то нормальный! Может, я в чем-то и псих, но среди вас я точно самый нормальный…»
Вернувшись в каюту, он наугад взял с полки первую попавшуюся брошюру из библиотечки Хельги Раговски, плюхнулся на койку и начал листать, чтобы хоть немного успокоить нервы.
Разноцветные пометки на полях, некоторые фразы и абзацы отмечены маркером. У Саймона от этой пестроты рябило в глазах, но он стал читать, вначале бездумно, потом с нарастающим интересом.
Вот оно… Вот доказательство того, что он ни в чем не виноват и никогда не был виноват! И в тюрьму его посадили ни за что, и Лиргисо подвергал его пыткам его без всяких на то оснований. Здесь все написано! Эту книжку бы издать квадриллионным тиражом и вручить каждому по экземпляру, чтобы никаких больше претензий к Саймону Клиссу.
Ежели с человеком что-то случилось, он сам себе это подстроил; отсюда следует, что тот, кто пострадал от действий преступника, должен винить не преступника, а самого себя; отсюда следует, что нельзя проявлять жестокость к преступнику – тот был всего лишь твоим орудием, ибо твоя мысль материальна, и это она вынудила преступника причинить тебе зло.
За что же, спрашивается, Саймону всю жизнь доставалось? За что его посадили за решетку? Ведь все те, кто из-за него погиб или потерпел неудачу, сами заставляли его так поступать, воздействуя на него своими материальными мыслями – почитай книжку, и все поймешь! А Хинар за что хотел ему отомстить? За то, что одурманенный мейцаном Саймон восемь лет назад летал над пляжами на Ниаре и стрелял по курортникам? А нечего было желтомордому валяться на том пляже, сам подставился!
И Лиргисо тоже сам виноват: если Саймон взорвал его виллу, значит, отморозок с Лярна хотел от виллы избавиться. Может, страховку рассчитывал получить… Или за что-то себя наказывал: в книжке написано, что это одна из главных причин того, почему люди становятся жертвами преступлений. А Саймон Клисс всего лишь орудие высшей справедливости, бич божий, топор судьбы, и спросу с него никакого.
Перед тем как уснуть, Саймон сунул книгу под подушку. Говорят, чистая совесть – лучшая подушка, а он только сейчас открыл, что его совесть девственно чиста, и так было всегда.
– Ради тебя я пожертвовал своей репутацией.
Лиргисо сидел на подлокотнике кресла и смотрел на Поля с насмешливой полуулыбкой. На его правом запястье темнела затянутая прозрачной пленкой рана, и для Тины было загадкой, почему он до сих пор не регенерировал или не воспользовался медавтоматом. Похоже, ему просто понравилась роль безвинно пострадавшего: для него это было ново, обычно ему доставалось за дело.
– Все за тебя просят, а я игнорирую, – он вздохнул, как показалось Тине, с долей досады. – Это невежливо. Что же обо мне теперь будут говорить?
Поль пожал плечами. Видно было, что ему трудно сохранять самообладание в обществе Лиргисо, мелкие штрихи выдавали скрытое напряжение.
Они посмотрели вместе видеозапись с «Сиролла», и Лиргисо опознал в придурковатом «фермере» Саймона Клисса. Грим изменил лицо, но голос, пластика, характерные гримасы – все указывало на то, что это Клисс. Стив тогда сказал, что хочет проверить с помощью силарской логической игры ренгмари одно свое предположение, и исчез, а Тина осталась с Полем и Лиргисо. Они находились на все той же Ольгиной вилле на побережье моря Нихао – нейтральная территория, вполне подходящая для встреч с союзником-противником. И местность вокруг пустынная, маловероятно, чтобы их здесь кто-нибудь потревожил.
– А для тебя имеет значение, что про тебя будут говорить? – спросила Тина.
– Всегда имело. Сколько раз я должен объяснять, что я не презренный преступник, а Живущий-в-Прохладе? – Лиргисо с грустной усмешкой покачал головой, словно сокрушаясь по поводу ее непонятливости, и снова обратился к Полю. – С моей стороны это немалая жертва, так что было бы справедливо, если бы ты отблагодарил меня за это.
Поль поднял на него взгляд, молча достал из кармана бумажник с полустершейся лазерной картинкой, вытащил оттуда несколько крупных купюр и бросил на столик, стоявший между их креслами.
– Столько хватит?
«Зря ты так. Этого типа лучше не дразнить, он ничего не забывает».
Позолоченные веки Живущего-в-Прохладе дрогнули, но он мгновенно овладел собой и улыбнулся.
– Не хватит. Не будь здесь великолепной Тины, ты бы расплатился со мной другой монетой, и заодно убедился бы, что от этого не умирают… Кстати, одна забавная деталь инцидента на «Сиролле», – он сразу перескочил на другую тему, не оставляя Полю времени, чтобы взорваться. – Вы обратили внимание на фразу Клисса насчет колбасы из ушей? Он ведь собственное ухо съел, а в «Конторе» ему новое вырастили.
– Зачем? – удивилась Тина. – В смысле, зачем съел?
– О, это целая история! Когда Клисса привезли на Ниаре ко мне в офис, он вел себя неучтиво, отозвался уничижительно об одном из моих любимых лярнийских пейзажей – заявил, что это синтезированная фальшивка, да в таких выражениях, что это не могло меня не покоробить. Я тогда навязал ему пари: если я докажу, что пейзаж настоящий, Клисс должен съесть свое ухо. После того как он устроил пожар на вилле и разлучил нас с тобой, – Лиргисо опять улыбнулся Полю, тот слегка поморщился, – меня снедала тоска, инфернальное порождение так и не утоленной страсти, но я все же нашел себе развлечение. Мы с Хинаром изловили Клисса, я отправился с ним на Лярн, показал ему пейзаж и заставил его выполнить условие пари. Ухо было подано ему на блюдечке под соусом. Клисс давился и плакал, но съел все до последнего кусочка, а потом его начало рвать. Как я смеялся, наблюдая эту картинку!
Тина выслушала эту историю с непроницаемым лицом: выходка вполне в духе Лиргисо; все это не вызывало у нее одобрения, но Саймона Клисса ей не было жалко. А Поль сидел бледный, словно застывший, потом произнес тихим чужим голосом:
– Сволочь же ты…
– Фласс, опять «сволочь»!.. – Лиргисо театрально закатил глаза к потолку. – Пусть это не самое отвратительное словечко из твоего полицейского лексикона, меня удручает то постоянство, с каким ты награждаешь меня этим эпитетом. Поль, тебе это не идет. Это все равно, что прилепить обертку от жвачки на изысканно-нежную картину Тлемлелха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134