Именно тогда я понял, как важно иметь мыслящего собеседника в лице супруги. Люси всегда была умна, но я никогда не понимал вполне ее превосходства в этом отношении, пока мы вместе не пустились странствовать среди изобилующего историческими картинами Старого Света. Я не стану отрицать, что Америка величайшая страна всех времен. Об этом говорят все, а значит, это правда. Тем не менее осмелюсь предположить, что ceteris paribusnote 171 и для тех, кто вообще склонны размышлять, каждый американец, приезжающий в Европу, получает вдвое больше пищи для интеллекта, чем дома. Наша страна — это страна действия, поступка, а не мысли или умозрения. Наши соотечественники производят, сообразуясь со своими обстоятельствами, некий результат, а не приходят к нему логическим путем, по размышлении. Кроме того, в странах Старого Света существует множество объектов и событий, обостряющих мыслительную способность, у нас же нет ничего подобного. Вследствие скудости прошлого и настоящего американец, погружаясь в размышления, попадает в будущее. Это будущее многое сулит и до некоторой степени может оправдать ограниченность в настоящем. Давайте, однако, позаботимся о том, чтобы оно не обернулось химерой.
Теперь, когда нам обоим уже за пятьдесят, Люси стала бесконечно дорога мне, стала самым желанным моим собеседником. Ее ясный ум прозрачней эфира, и я всегда обращаюсь к ней за советом, сочувствием и поддержкой с надеждой и доверием, которые может внушить только опыт. На закате нашей жизни я стал замечать, что моя жена постепенно освобождается от уз, связующих ее с этим миром, сохраняя только любовь к мужу и детям, и ее мысленный взор сосредоточен на жизни будущей. Таким образом она с безупречной правдивостью и искренностью стремится к исполнению своего предназначения; при этом в ней не появилось никакого презрения к мирскому, никакого ханжества, ее набожность не мешает ей любить нас и исполнять свои обязанности. Моя мать всегда была очень религиозной, но я говорю о религии радостной, религии, в которой нет и тени пуританства, в которой никогда не путают грех с невинной веселостью. Наше семейство — самое жизнерадостное из всех, мне известных, и, видимо, это происходит оттого, что в дополнение ко всем благам, ниспосланным Богом, моя жена понимает различие между тем, что Слово Божие запрещает, и тем, что порождено возбужденными и преувеличенными понятиями некоторых теологов, которые, постоянно проповедуя о вере, сосредоточили свое внимание на регламентировании нравственной дисциплины, словно в своих сердцах они. возложили все упование на действенность института благочестивых дел, который существует в их больном воображении. Я глубоко благодарен Люси за то, что она привила детям глубокое сознание долга, между тем как они совершенно свободны от ханжества и той вычурной позы, которую многие ошибочно принимают за подлинное благочестие.
Кому-то из читателей, быть может, любопытно, как время обошлось с нами, стариками, — мы ведь дожили до преклонных лет. Я все еще бодр, несмотря на годы, и, кажется, выгляжу гораздо моложе своих лет. Я объясняю это обстоятельство воздержанностью и моционом. Люси была положительно привлекательна лет до пятидесяти, даже до этого возраста в значительной мере сохранив живую, цветущую красоту. Я до сих пор считаю ее красивой, а старик Наб, находясь в благоприятном расположении духа, называет моих дочерей «прекрасными молодыми мисс», а мою жену «прекрасной пожилой мисс» И почему бы Люси Хардиндж не сохранить следы того очарования, которое делало ее такой прелестной в юные годы? Чистая сердцем, искренняя, правдивая, спокойная и добродетельная — разве такая душа может не сообщить своих благословенных черт этому лицу, на котором и теперь так живо отражаются ее лучшие порывы? Да, Люси все еще красива, и даже ее очаровательные дочери кажутся мне не столь прекрасными. То, что она все эти годы — рядом со мной, составляет не только радость, но и гордость моей жизни. Мне не стыдно признаться, что за этот счастливый дар я каждый день коленопреклоненно благодарю Господа.
О РОМАНЕ «МАЙЛЗ УОЛЛИНГФОРД»
Вторая часть дилогии об американском моряке Майлзе Уоллингфорде, вышедшая как и первая, «На море и на суше», в 1844 году, носит его имя. Любопытно, однако, что в британском издании название было заменено на «Люси Хардиндж», что можно счесть достаточно правомерным. Роль героини в этом романе выходит на первый план, вся таинственность умолчаний об ее отношениях с Майлзом разрешается в итоге повествования, а финал книги выглядит гимном в честь Люси как путеводной звезды героя. Любимая женщина в конце концов выступает его спасительницей посреди жизненных испытаний и, соединяясь с идеей Провидения, проясняет концепцию романа.
Что касается структуры — все события, очерченные в виде завязки в первой части дилогии, получают теперь свое драматичное разрешение, а важнейшие темы, заявленные Купером прежде, здесь продолжены. Применительно к «Майлзу Уоллингфорду» в числе важнейших остается основная оппозиция моря и суши; усилена тема дружбы (даже на нескольких уровнях), а в целом произведение посвящено таинству человеческих отношений и бытия. Явственно акцентирована политическая тема, связанная с открытой полемикой и сатирой. Рассмотрим же подробнее, как эти разнообразные мотивы соединяются в общее художественное целое.
Как и прежде, Купер поворачивает перед нами главную метафору произведения множеством граней, создавая игру символов, включающих практически все стороны человеческой жизни. Уже в первом романе, «На море и на суше», жизнь представала как клубок противоречий, выявлявших относительность суждений человека о ней и о себе самом. При этом море выглядело вольнее суши, откровеннее как друг и как враг, оно приводило к самораскрытию характера, а противостояние человека морю было честной борьбой под стать мужскому поприщу и предназначению. Все это остается справедливым и для второй части дилогии.
Женщина у Купера ассоциировалась с сушей (автор, правда, не касается старого морского поверья о том, что женщина на судне — к несчастью, хотя Эмили Мертон вносит именно такую ноту в повествование). Дом, достаток, возлюбленная — ведь этот ряд понятий недвусмысленно связан с берегом (подразумевается, что и с устойчивостью, хотя его «рифы» и «мели» — это людские пороки: мошенничество, алчность, лицемерие, клевета — и несть им числа). В первой части дилогии в отношениях героя с Люси, его возлюбленной, и Грейс, его сестрой, обнаруживается достаточно недоговоренностей и неясностей, так что женское начало предстает в книге воплощением скорее зыбкости — будь то на море или на суше.
В «Майлзе Уоллингфорде» с первых страниц метафора суши и моря подхватывается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Теперь, когда нам обоим уже за пятьдесят, Люси стала бесконечно дорога мне, стала самым желанным моим собеседником. Ее ясный ум прозрачней эфира, и я всегда обращаюсь к ней за советом, сочувствием и поддержкой с надеждой и доверием, которые может внушить только опыт. На закате нашей жизни я стал замечать, что моя жена постепенно освобождается от уз, связующих ее с этим миром, сохраняя только любовь к мужу и детям, и ее мысленный взор сосредоточен на жизни будущей. Таким образом она с безупречной правдивостью и искренностью стремится к исполнению своего предназначения; при этом в ней не появилось никакого презрения к мирскому, никакого ханжества, ее набожность не мешает ей любить нас и исполнять свои обязанности. Моя мать всегда была очень религиозной, но я говорю о религии радостной, религии, в которой нет и тени пуританства, в которой никогда не путают грех с невинной веселостью. Наше семейство — самое жизнерадостное из всех, мне известных, и, видимо, это происходит оттого, что в дополнение ко всем благам, ниспосланным Богом, моя жена понимает различие между тем, что Слово Божие запрещает, и тем, что порождено возбужденными и преувеличенными понятиями некоторых теологов, которые, постоянно проповедуя о вере, сосредоточили свое внимание на регламентировании нравственной дисциплины, словно в своих сердцах они. возложили все упование на действенность института благочестивых дел, который существует в их больном воображении. Я глубоко благодарен Люси за то, что она привила детям глубокое сознание долга, между тем как они совершенно свободны от ханжества и той вычурной позы, которую многие ошибочно принимают за подлинное благочестие.
Кому-то из читателей, быть может, любопытно, как время обошлось с нами, стариками, — мы ведь дожили до преклонных лет. Я все еще бодр, несмотря на годы, и, кажется, выгляжу гораздо моложе своих лет. Я объясняю это обстоятельство воздержанностью и моционом. Люси была положительно привлекательна лет до пятидесяти, даже до этого возраста в значительной мере сохранив живую, цветущую красоту. Я до сих пор считаю ее красивой, а старик Наб, находясь в благоприятном расположении духа, называет моих дочерей «прекрасными молодыми мисс», а мою жену «прекрасной пожилой мисс» И почему бы Люси Хардиндж не сохранить следы того очарования, которое делало ее такой прелестной в юные годы? Чистая сердцем, искренняя, правдивая, спокойная и добродетельная — разве такая душа может не сообщить своих благословенных черт этому лицу, на котором и теперь так живо отражаются ее лучшие порывы? Да, Люси все еще красива, и даже ее очаровательные дочери кажутся мне не столь прекрасными. То, что она все эти годы — рядом со мной, составляет не только радость, но и гордость моей жизни. Мне не стыдно признаться, что за этот счастливый дар я каждый день коленопреклоненно благодарю Господа.
О РОМАНЕ «МАЙЛЗ УОЛЛИНГФОРД»
Вторая часть дилогии об американском моряке Майлзе Уоллингфорде, вышедшая как и первая, «На море и на суше», в 1844 году, носит его имя. Любопытно, однако, что в британском издании название было заменено на «Люси Хардиндж», что можно счесть достаточно правомерным. Роль героини в этом романе выходит на первый план, вся таинственность умолчаний об ее отношениях с Майлзом разрешается в итоге повествования, а финал книги выглядит гимном в честь Люси как путеводной звезды героя. Любимая женщина в конце концов выступает его спасительницей посреди жизненных испытаний и, соединяясь с идеей Провидения, проясняет концепцию романа.
Что касается структуры — все события, очерченные в виде завязки в первой части дилогии, получают теперь свое драматичное разрешение, а важнейшие темы, заявленные Купером прежде, здесь продолжены. Применительно к «Майлзу Уоллингфорду» в числе важнейших остается основная оппозиция моря и суши; усилена тема дружбы (даже на нескольких уровнях), а в целом произведение посвящено таинству человеческих отношений и бытия. Явственно акцентирована политическая тема, связанная с открытой полемикой и сатирой. Рассмотрим же подробнее, как эти разнообразные мотивы соединяются в общее художественное целое.
Как и прежде, Купер поворачивает перед нами главную метафору произведения множеством граней, создавая игру символов, включающих практически все стороны человеческой жизни. Уже в первом романе, «На море и на суше», жизнь представала как клубок противоречий, выявлявших относительность суждений человека о ней и о себе самом. При этом море выглядело вольнее суши, откровеннее как друг и как враг, оно приводило к самораскрытию характера, а противостояние человека морю было честной борьбой под стать мужскому поприщу и предназначению. Все это остается справедливым и для второй части дилогии.
Женщина у Купера ассоциировалась с сушей (автор, правда, не касается старого морского поверья о том, что женщина на судне — к несчастью, хотя Эмили Мертон вносит именно такую ноту в повествование). Дом, достаток, возлюбленная — ведь этот ряд понятий недвусмысленно связан с берегом (подразумевается, что и с устойчивостью, хотя его «рифы» и «мели» — это людские пороки: мошенничество, алчность, лицемерие, клевета — и несть им числа). В первой части дилогии в отношениях героя с Люси, его возлюбленной, и Грейс, его сестрой, обнаруживается достаточно недоговоренностей и неясностей, так что женское начало предстает в книге воплощением скорее зыбкости — будь то на море или на суше.
В «Майлзе Уоллингфорде» с первых страниц метафора суши и моря подхватывается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142