Я мельком отметил несколько важных обстоятельств: во-первых, люггер, без всякого сомнения, был французским, во-вторых, это был крейсер — государственный либо частный; в-третьих, уйти от него, как бы ни сложились обстоятельства, было едва ли возможно. Да и стоило ли пытаться? Наши страны не воевали между собой; мы только что купили Луизиану у Францииnote 89 , заплатив за нее пятнадцать миллионов долларов и тем самым не только приобрели себе в собственность эту колонию, но и не позволили Джону Буллю завладеть ею, и теперь мы с французами опять считались добрыми друзьями. Кроме того, «Рассвету» уже приходилось выпутываться из всевозможных переделок; я не сомневался, что люггер окажет нам всяческую необходимую помощь.
— Это «француз», ставлю тысячу долларов, Мозес! — закричал я, опуская подзорную трубу после первого внимательного осмотра незнакомца. — Если повернуть на два румба, мы через пятнадцать минут окликнем его.
— Ну вот, «француз», — отвечал помощник, — черт бы их всех побрал, я бы на твоем месте не связывался со всякими прохвостами. Я тебе вот что скажу, Майлз: настали такие времена, что пора извлечь из всего этого уроки — море просто кишит Ван Тасселами, я боюсь, что ты и я будем как милая добрая старушка, моя мать, и маленькая Китти, которых запугивают, а то и силой лишают их законных прав.
— На этот раз можно не опасаться такого исхода, Мозес, — судно французское, и, поскольку мы направляемся во французский порт, оно, не раздумывая, одолжит нам полдюжины матросов, чтобы помочь нам добраться до места.
— Ага, и в качестве спасательного вознаграждения возьмет половину судна и груза. Знаю я этих мошенников, и тебе тоже следовало бы знать их, Майлз, ведь прошло только года два-три с тех пор, как ты был там, у них, военнопленным. Можно подумать, что это было сплошное удовольствие.
— Времена изменились, Мозес, и я вижу явные перемены. Отходи, Наб, — так, одерживай, держи на фок-мачту люггера… хорошо.
Вследствие этих распоряжений «Рассвет» оказался у борта «француза». Когда люггер приблизился, мы увидели, что это тяжелое, но подвижное шестнадцатипушечное судно, очевидно с полностью укомплектованной командой. Уверенный в добыче, если мы окажемся призом, он еще в полумиле от нас показал трехцветный флаг. Мы, конечно, показали ему «звезды и полосы», воображая, что он отнесется к нам как друг.
Вскоре оба судна привели к ветру, и все приготовились к переговорам.
— Что за судно? — вопросил один из бывших на «французе» на ломаном английском языке.
— «Рассвет» из Нью-Йорка. Могу я узнать имя вашего люггера?
— «Le Polisson» — corsair Francaisnote 90. — Что за груз, а?
— Сахар и кофе, кошениль и некоторые другие товары.
— Peste! Куда вы направляетесь, месье, s' if vous plait?note 91
— Гамбург.
— Diable! Это не та cheminnote 92. Как вы оказались здесь, сэр, при юго-западном ветре?
— Мы собираемся зайти в Брест, нам нужна кое-какая помощь.
— Вас нужно спасать, да? Parbleunote 93, мы сейчас вам поможем, это мы умеем.
Мне было велено, как это принято у каперов, спустить шлюпку и отправиться на борт люггера со своими бумагами. Когда французы узнали, что у меня нет никакой шлюпки, они выказали удивление; однако послали за мной свой ял. Прием, оказанный мне на борту «Шалуна», был несколько неучтивым для французов. Меня встретил сам капитан, и, едва взглянув на него, я понял, что мне придется иметь дело с людьми, которые бродят по морям в поисках наживы и при этом как огня боятся английских плавучих тюрем. Меня не пригласили в каюту, тесную, темную и грязную нору, — в те дни французы славились своими скверными судами, — а предложили показать бумаги, сидя на клетке для кур.
Месье Галуа, казалось, был не особенно рад тому обстоятельству, что судовой регистр, манифест и таможенное свидетельство соответствовали установленной форме. С ним был человек, помогавший ему проверять бумаги, похоже, англичанин-дезертир, впрочем, поскольку тот человек при мне ни разу не заговорил, я не мог определенно сказать, кто он такой. Когда, после тщательного изучения бумаг, в них не нашлось никаких несоответствий, они принялись совещаться между собой и совещались долго. Затем месье Галуа подошел ко мне и возобновил прерванный разговор.
— Почему у вас нет шлюпки, сэр? — спросил он.
— Я потерял ее три дня тому назад примерно в ста милях к юго-западу.
— Не было тогда плохой погоды. Почему у вас так мало marinsnote 94 на судне? А?
Я понял, что лучше сразу рассказать всю правду, ибо, если мне суждено было получить от люггера какую-либо помощь, все обстоятельства рано или поздно открылись бы. Таким образом, я поведал французу и его похожему на англичанина товарищу обо всем, что произошло между нами и «Быстрым». После моего рассказа месье Галуа и его друг опять долго совещались. Затем в шлюпку вновь посадили гребцов, и капитан люггера вместе со своим тайным советником и со мной ступил на борт «Рассвета». Там, после весьма поверхностного осмотра, визитеры убедились в правдивости моего рассказа.
Признаться, я ожидал от француза слов одобрения, когда рассказал ему, с какой легкостью мы вырвались со своим судном из рук филистимлян. Ничего подобного; впрочем, выразительное «йоге»note 95 пару раз слетело у него с языка; но было очевидно, что он более усердно подыскивал предлог, чтобы самому захватить судно в качестве приза, нежели поводы для одобрения наших действий. Каждая подробность тщательно обсуждалась, месье Галуа и его советчик снова и снова отходили в сторону и совещались между собой.
— Сэр, — сказал месье Галуа, — мне очень жаль, но ваше судно хороший приз. Вы были prisonniernote 96 у англичан, врагов Франции. L'Amerique не воюет — она нейтральная, как вы говорите, и американцев нельзя захватить как приз. Но я считаю, что ваше судно, месье, как будто в руках англичан, и я должен захватить его. Mes regrets sont oifs, mats, que voulez vous? note 97 Капер должен исполнить свой долг, как и государственное судно. Я отправлю вас в Брест, где, если вас не продадут par un ddcret note 98, я буду очень рад возвратить вам votre batiment. Allons! note 99
Вот и развязка всей истории, да еще какая! Меня нужно было захватить в плен, потому что меня уже захватывали. Ставший пленником однажды будет пленником всегда. Так и здесь: если судно было призом сегодня, то оно непременно будет призом завтра. Я всегда считал, что случай с «Рассветом» был первым в длинном ряду правонарушений, которые впоследствии совершались в отношении американской торговли на основании вышеизложенного принципа (быть может, несколько видоизмененного и более успешно применявшегося) и в конце концов привели к блокаде всей Европы и официальному запрещению американским судам плавать в международных водах.
Я понимал, что тщетно увещевать ненасытного капера. «Хорошо же, пусть отправят меня в порт, — думал я, — я как раз хотел попасть туда;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
— Это «француз», ставлю тысячу долларов, Мозес! — закричал я, опуская подзорную трубу после первого внимательного осмотра незнакомца. — Если повернуть на два румба, мы через пятнадцать минут окликнем его.
— Ну вот, «француз», — отвечал помощник, — черт бы их всех побрал, я бы на твоем месте не связывался со всякими прохвостами. Я тебе вот что скажу, Майлз: настали такие времена, что пора извлечь из всего этого уроки — море просто кишит Ван Тасселами, я боюсь, что ты и я будем как милая добрая старушка, моя мать, и маленькая Китти, которых запугивают, а то и силой лишают их законных прав.
— На этот раз можно не опасаться такого исхода, Мозес, — судно французское, и, поскольку мы направляемся во французский порт, оно, не раздумывая, одолжит нам полдюжины матросов, чтобы помочь нам добраться до места.
— Ага, и в качестве спасательного вознаграждения возьмет половину судна и груза. Знаю я этих мошенников, и тебе тоже следовало бы знать их, Майлз, ведь прошло только года два-три с тех пор, как ты был там, у них, военнопленным. Можно подумать, что это было сплошное удовольствие.
— Времена изменились, Мозес, и я вижу явные перемены. Отходи, Наб, — так, одерживай, держи на фок-мачту люггера… хорошо.
Вследствие этих распоряжений «Рассвет» оказался у борта «француза». Когда люггер приблизился, мы увидели, что это тяжелое, но подвижное шестнадцатипушечное судно, очевидно с полностью укомплектованной командой. Уверенный в добыче, если мы окажемся призом, он еще в полумиле от нас показал трехцветный флаг. Мы, конечно, показали ему «звезды и полосы», воображая, что он отнесется к нам как друг.
Вскоре оба судна привели к ветру, и все приготовились к переговорам.
— Что за судно? — вопросил один из бывших на «французе» на ломаном английском языке.
— «Рассвет» из Нью-Йорка. Могу я узнать имя вашего люггера?
— «Le Polisson» — corsair Francaisnote 90. — Что за груз, а?
— Сахар и кофе, кошениль и некоторые другие товары.
— Peste! Куда вы направляетесь, месье, s' if vous plait?note 91
— Гамбург.
— Diable! Это не та cheminnote 92. Как вы оказались здесь, сэр, при юго-западном ветре?
— Мы собираемся зайти в Брест, нам нужна кое-какая помощь.
— Вас нужно спасать, да? Parbleunote 93, мы сейчас вам поможем, это мы умеем.
Мне было велено, как это принято у каперов, спустить шлюпку и отправиться на борт люггера со своими бумагами. Когда французы узнали, что у меня нет никакой шлюпки, они выказали удивление; однако послали за мной свой ял. Прием, оказанный мне на борту «Шалуна», был несколько неучтивым для французов. Меня встретил сам капитан, и, едва взглянув на него, я понял, что мне придется иметь дело с людьми, которые бродят по морям в поисках наживы и при этом как огня боятся английских плавучих тюрем. Меня не пригласили в каюту, тесную, темную и грязную нору, — в те дни французы славились своими скверными судами, — а предложили показать бумаги, сидя на клетке для кур.
Месье Галуа, казалось, был не особенно рад тому обстоятельству, что судовой регистр, манифест и таможенное свидетельство соответствовали установленной форме. С ним был человек, помогавший ему проверять бумаги, похоже, англичанин-дезертир, впрочем, поскольку тот человек при мне ни разу не заговорил, я не мог определенно сказать, кто он такой. Когда, после тщательного изучения бумаг, в них не нашлось никаких несоответствий, они принялись совещаться между собой и совещались долго. Затем месье Галуа подошел ко мне и возобновил прерванный разговор.
— Почему у вас нет шлюпки, сэр? — спросил он.
— Я потерял ее три дня тому назад примерно в ста милях к юго-западу.
— Не было тогда плохой погоды. Почему у вас так мало marinsnote 94 на судне? А?
Я понял, что лучше сразу рассказать всю правду, ибо, если мне суждено было получить от люггера какую-либо помощь, все обстоятельства рано или поздно открылись бы. Таким образом, я поведал французу и его похожему на англичанина товарищу обо всем, что произошло между нами и «Быстрым». После моего рассказа месье Галуа и его друг опять долго совещались. Затем в шлюпку вновь посадили гребцов, и капитан люггера вместе со своим тайным советником и со мной ступил на борт «Рассвета». Там, после весьма поверхностного осмотра, визитеры убедились в правдивости моего рассказа.
Признаться, я ожидал от француза слов одобрения, когда рассказал ему, с какой легкостью мы вырвались со своим судном из рук филистимлян. Ничего подобного; впрочем, выразительное «йоге»note 95 пару раз слетело у него с языка; но было очевидно, что он более усердно подыскивал предлог, чтобы самому захватить судно в качестве приза, нежели поводы для одобрения наших действий. Каждая подробность тщательно обсуждалась, месье Галуа и его советчик снова и снова отходили в сторону и совещались между собой.
— Сэр, — сказал месье Галуа, — мне очень жаль, но ваше судно хороший приз. Вы были prisonniernote 96 у англичан, врагов Франции. L'Amerique не воюет — она нейтральная, как вы говорите, и американцев нельзя захватить как приз. Но я считаю, что ваше судно, месье, как будто в руках англичан, и я должен захватить его. Mes regrets sont oifs, mats, que voulez vous? note 97 Капер должен исполнить свой долг, как и государственное судно. Я отправлю вас в Брест, где, если вас не продадут par un ddcret note 98, я буду очень рад возвратить вам votre batiment. Allons! note 99
Вот и развязка всей истории, да еще какая! Меня нужно было захватить в плен, потому что меня уже захватывали. Ставший пленником однажды будет пленником всегда. Так и здесь: если судно было призом сегодня, то оно непременно будет призом завтра. Я всегда считал, что случай с «Рассветом» был первым в длинном ряду правонарушений, которые впоследствии совершались в отношении американской торговли на основании вышеизложенного принципа (быть может, несколько видоизмененного и более успешно применявшегося) и в конце концов привели к блокаде всей Европы и официальному запрещению американским судам плавать в международных водах.
Я понимал, что тщетно увещевать ненасытного капера. «Хорошо же, пусть отправят меня в порт, — думал я, — я как раз хотел попасть туда;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142