Едва ли нужно описывать, с каким беспокойством мы следили за тем, как медленно приподнимается эта завеса. Все взоры были устремлены туда, где ожидалось появление фрегата, и, к нашей великой радости, пространство вокруг нас миля за милей расчищалось, а его изящных очертаний все не было видно. Но так не могло продолжаться бесконечно — за столь короткое время такое большое судно не могло выйти за пределы видимости. Как всегда, Марбл первым заметил его. Теперь он находился у нас под ветром на расстоянии почти двух лиг, летя вперед со скоростью скаковой лошади. Горизонт был совершенно чист, до земли далеко, ветер свеж, а день только начинался — нечего было и пытаться уйти от столь быстроходного судна; что ж, я решил лечь на прежний курс и всецело положиться на правоту моего дела. Читатель, который соблаговолит прочесть последующую главу, узнает о последствиях сего решения.
ГЛАВА ХIII
— Кто здесь? Мне Бекингем пришел мешать?
— От короля он прислан. Притворимся…
Шекспир. Король ГенрихVInote 66
Сначала на фрегате взяли по одному рифу на марселях, поставили над ними брамсели и привели судно к ветру, туго натянув булини. Но, обнаружив, что мы не собираемся спускать лисели, на фрегате отдали рифы, выправили реи, поставили бом-лисели и взяли курс, при котором наверняка можно было пересечь нам путь. Фрегат оказался впереди по курсу прежде нас и стал лавировать, поднимая нижние прямые паруса, убирая брамсели, спуская все верхние паруса, кроме стакселей. «Рассвет» же продолжал путь, неся все паруса, какие только мог выдержать рангоут. Ундер и бом-лисели наполнялись ветром, до фрегата оставалось пройти не больше четверти мили, но никто еще не притрагивался к шкотам и галсам. «Англичанин» выкинул свой флаг, а мы выкинули «звезды и полосы»note 67. Однако мы по-прежнему не убавляли парусов. Как будто удивившись нашему упрямству, Джон Булль выстрелил из пушки, стараясь, впрочем, не задеть нас. Я подумал, что пришло время убавить парусов и показать вид, что мы заметили его. Мы начали спускать лисели в свойственной «купцам» неспешной манере и, не закончив еще этих приготовлений к дрейфу, оказались неподалеку от фрегата. Когда «Рассвет» приблизился, фрегат спустился под ветер и пошел рядом, держась на расстоянии ста фатомов и пристально наблюдая за нами. Тогда я распорядился взять брамсели на гитовы в знак того, что мы готовы принять его людей на борту нашего судна.
Наконец, убрав все паруса, кроме трех зарифленных марселей, я остановил «Рассвет» и стал дожидаться шлюпки с «англичанина». Как только фрегат увидел, что «Рассвет» лег в дрейф, он повернулся к нашему наветренному борту в полукабельтове от нас, развернул свои длинные, изящные реи и тоже лег в дрейф. Тотчас же с подветренного борта спустили шлюпку с матросами, в нее вскочил юноша — корабельный гардемарин, за ним последовал лейтенант; маленьким барашком на гребне волны шлюпка взлетела и вскоре подошла к корме «Рассвета». Я как раз стоял на корме под ветром, рассматривая незнакомцев, пока они боролись с волнами, пытаясь багром зацепиться за путенс-ванты. Матросы с фрегата ничем не отличались от обычных матросов военных кораблей — подтянутые, крепкие, добродушные на вид. Гардемарин был элегантный юноша, очевидно, из дворянской семьи; лейтенант же принадлежал к той породе старых, видавших виды морских волков, которых редко нанимают на корабль для обычных походов. Это был человек лет сорока, с красным, грубым, рябым лицом и злобным взглядом. Потом я узнал, что он был сыном какой-то мелкой сошки на портсмутской верфи и пробился в лейтенанты главным образом благодаря той прыти, с которой он насильственно вербовал моряков на чужестранных судах. Его звали Сеннит.
Мы, как полагается, бросили мистеру Сенниту канат, и Марбл встретил его у трапа с обычными в таких случаях любезностями. Я улыбнулся про себя, наблюдая за встречей этих людей, которые были чем-то похожи друг на друга; про таких говорят: «Один другого стоит». Оба они были излишне самоуверенны, категоричны, имели чрезвычайно высокое мнение о своих познаниях в морском деле, и каждый ненавидел родину другого с такой силой, с какой сердце человеческое способно ненавидеть, между тем как оба ни во что не ставили французов. Однако Сеннит с первого взгляда понял, где капитан, а где помощник, и, пренебрегши моряцким поклоном Марбла — неуважение, которое тот не скоро простил ему, — направился к корме, как мне показалось, раздосадованный тем, что капитан «купца» не счел нужным подойти к трапу, чтобы встретить лейтенанта с фрегата его величества.
— К вашим услугам, сэр, — начал мистер Сеннит, соизволив ответить на мой поклон, — к вашим услугам, сэр. — Я полагаю, удовольствием нынче видеть вас мы обязаны прояснению погоды?
Он повел себя враждебно с самого начала, и я решил отвегить ему тем же.
— Вполне вероятно, сэр, — отвечал я со всей холодностью, на какую я был способен, — нельзя сказать, что вы добились большого преимущества во время тумана.
— Да уж, вы мастак играть в прятки, и я не сомневаюсь, что темной ночью нам пришлось бы довольно долго гоняться за вами. Но куда уж янки провести «Быстрый», корабль его величества?
— Наверное, так и есть, сэр, судя по тому, что вы здесь.
— Вряд ли кто станет удирать, не имея на то причины. Мне поручено выяснить эту причину, так что, сэр, вы обяжете меня, если прежде всего сообщите мне, как называется ваше судно.
— «Рассвет» из Нью-Йорка.
— О, чистокровный «янки» — я так и понял по вашим фокусам, что вы из Новой Англии.
— Нью-Йорк не относится к Новой Англииnote 68, и у нас судно из Нью-Йорка не называют «янки», — вставил Марбл.
— Да, да, да, послушать вас, тамошних помощников, так получится, что король Георг держится на троне помощью президента Вашингтона.
— Президент Вашингтон умер, Царство ему Небесное! — резко ответил Марбл. — А если принять на веру хоть половину того, что говорят англичане, так получится, что президент Джефферсон просто придворный короля Георга.
Я сделал знак Марблу, чтобы он умолк, и объявил лейтенанту, что готов ответить на любые его вопросы. Однако, прежде чем продолжать, Сеннит бросил на Марбла многозначительный взгляд, в котором читалось: «Я в свое время вербовал таких помощников».
— Итак, сэр, «Рассвет» из Нью-Йорка, — продолжал он, занося название в свою записную книжку. — А вас самого как зовут?
— Майлз Уоллингфорд, капитан.
— Майлз Уоллингфорд, капитан. Откуда, куда направляетесь, с каким грузом?
— Из Нью-Йорка в Гамбург; груз — сахар, кофе и кошенильnote 69.
— Весьма ценный груз, сэр, — заметил мистер Сеннит несколько сухо. — Для вас было бы лучше, если бы он направлялся в какую-нибудь другую часть земного шара, поскольку побережье Германии наводнили французы и Гамбург вроде бы находится под сильным влиянием Бонниnote 70.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142