— Пусть войдут все рабы, которые хотят видеть меня, — сказала Грейс, с трудом приподнимаясь, чтобы исполнить эту утомительную, но неизбежную обязанность. — Я никогда не смогу отплатить им за все, что они сделали для меня, но я со спокойным сердцем вверяю их тебе, Майлз.
Люси выскользнула из комнаты, и через несколько минут мы увидели, как длинной вереницей темнокожие потянулись к двери. В горе ли, в радости ли эти простодушные создания обычно бывают крикливы и шумливы; но Люси, милая, заботливая, деятельная Люси — деятельная даже в скорби, сокрушавшей ее, — предусмотрела это и разрешила неграм войти только при условии, что во время прощанья они будут держать себя в руках.
Грейс говорила со всеми женщинами, спокойно прощаясь с каждой и дав каждой полезное и глубокое наставление; она уделила внимание всем пожилым мужчинам в отдельности.
— Идите и возрадуйтесь, что я так скоро избавлюсь от треволнений мира сего, — сказала она, когда печальная церемония закончилась. — Молитесь обо мне и о себе. Мой брат знает мою волю о вас и проследит за тем, чтобы она была исполнена. Да хранит вас Господь под кровом своим, друзья мои.
Люси оказала такое действие на этих бедных простодушных созданий за то короткое время, что они находились под ее милостивым, но строгим владычеством, что все до единого покидали комнату тихо, как дети, исполненные сознания значительности происходящего. Все же самые старые и морщинистые лица были мокрыми от слез — один Бог знает, каких усилий стоило им сдержать естественные для них слезы и стенания. Я отошел к окну, чтобы скрыть чувства, которые вызвало во мне это прощание, когда вдруг услышал какой-то шелест в кустах прямо под окном. Выглянув, я увидел Наба, он лежал ничком, растянувшись во всю длину своего исполинского тела; видимо, его терзала невыносимая боль, он судорожно хватался за землю руками, но, верный своему обещанию, не издавал ни стона, опасаясь, как бы он не достиг ушей его юной госпожи и не нарушил покой последних мгновений ее жизни. Позже я выяснил, что он обосновался там, чтобы время от времени через Хлою, подававшую ему знаки, узнавать, что происходит в комнате. Вскоре Люси позвала меня на мое прежнее место, так как этого хотела Грейс.
— Не пройдет и часа, как мы все опять будем вместе, — сказала Грейс, поразив всех нас ясностью и отчетливостью, с какой она проговорила эти слова. — Приближение смерти возносит нас на высоту, с которой мы можем единым взором окинуть весь мир, всю суету мирскую.
Я еще сильнее прижал умирающую к своему сердцу — таким образом я невольно признал, как трудно было мне воспринимать ее утрату с философским спокойствием, которое внушила Грейс ее вера.
— Не стоит оплакивать мою смерть, Майлз, — продолжала она, — хотя я знаю, ты будешь скорбеть. Но Господь утешит тебя, по Своему милосердию он может претворить мою смерть во благо.
Я не отвечал — не мог. Я заметил, что Грейс пытается взглянуть мне в лицо, словно желая увидеть, какое действие произвела на меня сцена прощания. Я помог ей сесть удобнее. Думаю, мой вид возбудил в ней чувства, которые уже стали угасать под влиянием последней великой перемены, ибо, когда сестра снова заговорила, ее слова были полны нежности, и я понял тогда, что тем, кто любит по-настоящему, трудно расставаться со своими привязанностями.
— Бедный Майлз! Я даже начинаю желать, чтобы мы могли уйти вместе! Ты был хорошим, любимым братом. — (Какое великое утешение находил я потом в этих словах.) — Мне горько оттого, что после моей смерти ты останешься один-одинешенек. Правда, у тебя есть мистер Хардиндж и наша Люси…
Последовавшая затем пауза и взгляд сестры заставили меня слегка содрогнуться. Грейс перевела глаза с меня на коленопреклоненную и плачущую Люси. Мне показалось, что она хотела высказать какое-то пожелание или сожаление относительно нас двоих; даже в такую минуту я не мог бы выслушать ее, не выдав своего волнения. Однако она ничего не сказала, хотя ее взгляд был слишком выразителен, ошибиться было невозможно. Она промолчала оттого, решил я, что, по ее мнению, уже слишком поздно говорить об этом, так как сердце Люси принадлежит Эндрю Дрюитту. Я тотчас с горечью вспомнил слова Наба: «Я иногда думать, масса Майл, лучше бы мы никогда не видать соленая вода». Но нельзя было допустить, чтобы в такую минуту подобные чувства овладели мною; да и сама Грейс, наверное, слишком ясно ощущала, что мгновения ее жизни сочтены и не стоит поэтому заводить разговор на эту тему.
— Всемогущий Господь устроит наилучшим образом и это, и другие наши дела, — прошептала она. Все же, как мне кажется, прошло какое-то время, прежде чем ее мысли вновь обратились к ее положению. Благополучие мое и Люси, людей столь любимых ею, не могло не волновать натуру такую великодушную, как Грейс, пусть даже в смертный час.
Мистер Хардиндж стал на колени и следующую четверть часа посвятил молитве. Когда он поднялся с колен, Грейс, лицо которой светилось нездешним миром и покоем, протянула к нему руки и ясным отчетливым голосом попросила благословения, присоединив к своей просьбе благодарность за его заботу о нас, сиротах. Я никогда раньше не видел старика таким растроганным. Это нежданное благословение, исходящее от юного созданья — получилось так, что Грейс благословила старика, — совершенно потрясло его. Старик упал в кресло, слезы неудержимо полились из его глаз. Это обеспокоило Люси, которая со страхом смотрела на своего седовласого отца, пришедшего в сильное волнение. Но чувства такого рода не могут долго властвовать над человеком, подобным мистеру Хардинджу, и вскоре он пришел в себя, приняв спокойный вид, насколько это вообще возможно, когда человек стоит у смертного одра.
— Многие, наверное, думают, что я умираю слишком рано, — заметила Грейс, — но я устала от мира. Я готова принять волю Божию. Да будет имя Господне благословенно —
Ему угодно нынче призвать меня к Себе. Люси, любимая, пойди в комнату и отдерни занавеску, я смогу тогда еще раз взглянуть на поля милого Клобонни, в последний раз окину взором внешний мир.
Перед смертью многие прощаются с вещами привычными и любимыми. Нам не свойственно навсегда покидать этот чудесный мир, «назад не бросая долгого, томного, грустного взгляда»note 33. В тот день родимые мои поля своей тихой красотой как-то особенно вдохновенно воспевали дивный гений Творца, и, казалось, божественный покой царил над нивами, садами, лугами и лесистыми холмами. Кушетку Грейс поставили так, чтобы она могла обозреть окрестности фермы сквозь раскрытую дверь и окна соседней комнаты. Она часто сиживала здесь в то время, когда уже не могла покинуть своих комнат, созерцая картины привычные и нежно любимые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142