Пока Мегвин смотрела на нее, ветер засыпал снегом ее ноги.
Скадах, подумала она. Это Дыра в Небесах. Но что за ней?
Она видела демонов, прорвавшихся из Внешней Тьмы, — мертвенно бледных дьяволов и огромных волосатых великанов — и видела, как героически сражаются с ними боги и немногие умершие смертные. Ясно было, что боги хотели, чтобы эта рана в теле Небес затянулась и никакое Зло не смогло больше проникнуть сюда. Сначала казалось, что боги одержат легкую победу. Теперь она не была в этом уверена.
В Скадахе было Нечто. Темное и таинственно сильное, пустое, как пламя, но несмотря на это обладающее странной мыслящей жизнью. Она чувствовала это и почти слышала непонятные мысли чуждого существа, даже ничтожная часть которых, проникая в ее голову, приводила ее в отчаяние. Но в то же время в мыслях того, что пряталось в Скадахе, такого злобного, горящего, проклятого богами, было что-то знакомое. Она поняла, что ее невольно притягивает этот темный, завораживающий свет: это страшное Нечто… было во многом похоже на нее.
Но что это может значить? Какая безумная мысль! Что могло быть общего у этой злобной твари, горевшей черной ненавистью, и у нее, смертной женщины, дочери короля, жертвы и избранницы богов, удостоенной чести скакать вместе с ними по небесным полям?
Неподвижная и безмолвная, Мегвин сидела в снегу, позволяя мыслям о черном существе из Скадаха проходить сквозь нее. Она чувствовала его смятение. Оно излучало ненависть… и что-то еще. Ненависть к живым смешивалась с невероятным желанием покоя и смерти.
Мегвин поежилась. Как могут небеса быть такими холодными, даже здесь, у черного Внешнего Края?
Но я не мечтаю о смерти? Возможно, я действительно хотела умереть некоторое время, пока была жива. Но теперь все это позади. Потому что я мертва — мертва — и боги взяли меня в свою страну. Почему же тогда я по-прежнему чувствую это так сильно? Я мертва. Я не боюсь больше, как боялась когда-то. Я выполнила свой долг и призвала богов защитить мой народ — никто не скажет, что я не сделала этого. Я больше не оплакиваю отца и брата. Я мертва, и ничто не может повредить мне. Я совершенно не похожа на то… на то, что скрывается во тьме, за этими стенами из небесного камня.
Неожиданная мысль потрясла ее. Но где мой отец? И где Гвитин? Разве они не умерли героями? Боги должны были вознести их после смерти на небеса, как это было со мной. И они, конечно, хотели бы воевать здесь, на стороне Властителей Небес. Так где они?
Мегвин долго стояла онемев. Потом снова поежилась. Здесь было отвратительно холодно. Может быть, боги смеются над ней? Может быть, это только еще одно испытание, которое она должна пройти, прежде чем встретится с отцом, братом и своей давно умершей матерью Пенемуа? Что она должна сделать?
Обеспокоенная, Мегвин повернулась и побежала назад, вниз по склону, к огням и шатрам других бездомных душ.
Более пяти тысяч пехотинцев из Метессы стояли плечом к плечу в горловине Онестрийского прохода, подняв над головами щиты. Казалось, какая-то немыслимая многоножка застряла в узком коридоре между скалами. Люди барона носили панцири из дубленой кожи и железные шлемы, но большая часть доспехов потускнела и стерлась от длительного употребления. Журавлиное знамя Дома Метессы развевалось над поднятыми пиками.
Наббанайские лучники со стен каньона выпустили целый рой стрел. В большинстве своем они отскакивали от щитов, не причиняя вреда, но некоторые все-таки пробивались к цели. Если кто-то из метессцев падал, товарищи быстро оттаскивали его в сторону.
— Лучникам их не сдвинуть! — в восторге кричал Слудиг. — Вареллану придется нападать! Клянусь Эйдоном, что за черти эти люди барона! — Он обратил ликующий взгляд на Изгримнура. — Джошуа нашел отличных союзников!
Герцог кивнул. Он не разделял радости Слудига. Изгримнур принадлежал к элите армии Джошуа, как говорили некоторые, «к домашней гвардии принца» — он подумал, что это забавная фраза, учитывая, что у принца на данный момент вообще нет никакого дома, — и хотел только, чтобы все скорее закончилось. Он устал от войны.
Всматриваясь в сужающуюся долину, он внезапно поразился сходству горных хребтов по обеим сторонам долины с грудной клеткой, а Анитульянской дороги с позвоночником. Когда Престер Джон воевал в той же самой Фразилийской долине, в шаге от полной победы, здесь полегло столько народу, что тела лежали непохороненные месяцами. Проход и открытая площадка к северу от долины были завалены костями, в небе было черно от воронья.
И зачем это было нужно? — спрашивал себя Изгримнур. Не успело смениться поколение, а мы снова здесь, и готовим обед для падальщиков. Все больше и больше. Больше и больше. Меня тошнит от этого.
Он сидел в неудобном седле и смотрел вниз, в проход. Под ним стояли в ожидании ряды новых союзников Джошуа, яркие знамена их домов развевались под полуденным солнцем: Гуси, Тетерева, Ласточки, Фазаны — целый птичник. Бароны — соседи Сориддана — не замедлили последовать за ним: мало кому нравился герцог Бенигарис, а воскресшего Камариса все любили.
Изгримнура поражал круговорот, в который они попали. Войска Джошуа, возглавляемые человеком, которого считали давным-давно умершим, вступили в решающую битву в том самом месте, где Престер Джон, отец Джошуа и ближайший друг Камариса, одержал свою крупнейшую победу. Это должно было бы стать хорошим предзнаменованием, подумал Изгримнур, но вместо этого ему вдруг показалось, что прошлое вернулось, чтобы жить в настоящем, как будто История, этот ревнивый монстр, хочет заставить жизнь бесконечно копировать самое себя.
Это не годится для стариков. Изгримнур вздохнул. Слудиг, с восхищением следивший за ходом сражения, не обратил на это внимания. Чтобы воевать, ты должен верить, что можешь что-то изменить. Сейчас мы воюем, чтобы спасти королевство Джона, а может быть даже, и все человечество… но ведь так всегда бывает. Все войны отвратительны и бесполезны, кроме той, в которой мы. участвуем сейчас, не так ли?
Он тронул поводья. Спина не гнулась и болела, а ведь он пока что даже не давал ей никакой серьезной работы. Квалнир висел в ножнах на боку. Герцог ни разу не дотрагивался до него, с тех пор как вычистил и наточил меч этой бессонной ночью.
Я устал, думал он. Я хочу назад, в Элвритсхолл. Я хочу увидеть своих внуков. Я хочу гулять со своей женой вдоль Гратуваска, когда он вскрывается ото льда. Но об этом нечего даже мечтать, пока это чертово сражение не закончится.
Слудиг закричал. Изгримнур испуганно взглянул на него, но молодой человек кричал от восторга.
— Вы только посмотрите! Камарис и всадники наступают!
Когда стало ясно, что лучникам не удалось сдвинуть метессцев с середины прохода, Вареллан Наббанайский дал своим рыцарям новое распоряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Скадах, подумала она. Это Дыра в Небесах. Но что за ней?
Она видела демонов, прорвавшихся из Внешней Тьмы, — мертвенно бледных дьяволов и огромных волосатых великанов — и видела, как героически сражаются с ними боги и немногие умершие смертные. Ясно было, что боги хотели, чтобы эта рана в теле Небес затянулась и никакое Зло не смогло больше проникнуть сюда. Сначала казалось, что боги одержат легкую победу. Теперь она не была в этом уверена.
В Скадахе было Нечто. Темное и таинственно сильное, пустое, как пламя, но несмотря на это обладающее странной мыслящей жизнью. Она чувствовала это и почти слышала непонятные мысли чуждого существа, даже ничтожная часть которых, проникая в ее голову, приводила ее в отчаяние. Но в то же время в мыслях того, что пряталось в Скадахе, такого злобного, горящего, проклятого богами, было что-то знакомое. Она поняла, что ее невольно притягивает этот темный, завораживающий свет: это страшное Нечто… было во многом похоже на нее.
Но что это может значить? Какая безумная мысль! Что могло быть общего у этой злобной твари, горевшей черной ненавистью, и у нее, смертной женщины, дочери короля, жертвы и избранницы богов, удостоенной чести скакать вместе с ними по небесным полям?
Неподвижная и безмолвная, Мегвин сидела в снегу, позволяя мыслям о черном существе из Скадаха проходить сквозь нее. Она чувствовала его смятение. Оно излучало ненависть… и что-то еще. Ненависть к живым смешивалась с невероятным желанием покоя и смерти.
Мегвин поежилась. Как могут небеса быть такими холодными, даже здесь, у черного Внешнего Края?
Но я не мечтаю о смерти? Возможно, я действительно хотела умереть некоторое время, пока была жива. Но теперь все это позади. Потому что я мертва — мертва — и боги взяли меня в свою страну. Почему же тогда я по-прежнему чувствую это так сильно? Я мертва. Я не боюсь больше, как боялась когда-то. Я выполнила свой долг и призвала богов защитить мой народ — никто не скажет, что я не сделала этого. Я больше не оплакиваю отца и брата. Я мертва, и ничто не может повредить мне. Я совершенно не похожа на то… на то, что скрывается во тьме, за этими стенами из небесного камня.
Неожиданная мысль потрясла ее. Но где мой отец? И где Гвитин? Разве они не умерли героями? Боги должны были вознести их после смерти на небеса, как это было со мной. И они, конечно, хотели бы воевать здесь, на стороне Властителей Небес. Так где они?
Мегвин долго стояла онемев. Потом снова поежилась. Здесь было отвратительно холодно. Может быть, боги смеются над ней? Может быть, это только еще одно испытание, которое она должна пройти, прежде чем встретится с отцом, братом и своей давно умершей матерью Пенемуа? Что она должна сделать?
Обеспокоенная, Мегвин повернулась и побежала назад, вниз по склону, к огням и шатрам других бездомных душ.
Более пяти тысяч пехотинцев из Метессы стояли плечом к плечу в горловине Онестрийского прохода, подняв над головами щиты. Казалось, какая-то немыслимая многоножка застряла в узком коридоре между скалами. Люди барона носили панцири из дубленой кожи и железные шлемы, но большая часть доспехов потускнела и стерлась от длительного употребления. Журавлиное знамя Дома Метессы развевалось над поднятыми пиками.
Наббанайские лучники со стен каньона выпустили целый рой стрел. В большинстве своем они отскакивали от щитов, не причиняя вреда, но некоторые все-таки пробивались к цели. Если кто-то из метессцев падал, товарищи быстро оттаскивали его в сторону.
— Лучникам их не сдвинуть! — в восторге кричал Слудиг. — Вареллану придется нападать! Клянусь Эйдоном, что за черти эти люди барона! — Он обратил ликующий взгляд на Изгримнура. — Джошуа нашел отличных союзников!
Герцог кивнул. Он не разделял радости Слудига. Изгримнур принадлежал к элите армии Джошуа, как говорили некоторые, «к домашней гвардии принца» — он подумал, что это забавная фраза, учитывая, что у принца на данный момент вообще нет никакого дома, — и хотел только, чтобы все скорее закончилось. Он устал от войны.
Всматриваясь в сужающуюся долину, он внезапно поразился сходству горных хребтов по обеим сторонам долины с грудной клеткой, а Анитульянской дороги с позвоночником. Когда Престер Джон воевал в той же самой Фразилийской долине, в шаге от полной победы, здесь полегло столько народу, что тела лежали непохороненные месяцами. Проход и открытая площадка к северу от долины были завалены костями, в небе было черно от воронья.
И зачем это было нужно? — спрашивал себя Изгримнур. Не успело смениться поколение, а мы снова здесь, и готовим обед для падальщиков. Все больше и больше. Больше и больше. Меня тошнит от этого.
Он сидел в неудобном седле и смотрел вниз, в проход. Под ним стояли в ожидании ряды новых союзников Джошуа, яркие знамена их домов развевались под полуденным солнцем: Гуси, Тетерева, Ласточки, Фазаны — целый птичник. Бароны — соседи Сориддана — не замедлили последовать за ним: мало кому нравился герцог Бенигарис, а воскресшего Камариса все любили.
Изгримнура поражал круговорот, в который они попали. Войска Джошуа, возглавляемые человеком, которого считали давным-давно умершим, вступили в решающую битву в том самом месте, где Престер Джон, отец Джошуа и ближайший друг Камариса, одержал свою крупнейшую победу. Это должно было бы стать хорошим предзнаменованием, подумал Изгримнур, но вместо этого ему вдруг показалось, что прошлое вернулось, чтобы жить в настоящем, как будто История, этот ревнивый монстр, хочет заставить жизнь бесконечно копировать самое себя.
Это не годится для стариков. Изгримнур вздохнул. Слудиг, с восхищением следивший за ходом сражения, не обратил на это внимания. Чтобы воевать, ты должен верить, что можешь что-то изменить. Сейчас мы воюем, чтобы спасти королевство Джона, а может быть даже, и все человечество… но ведь так всегда бывает. Все войны отвратительны и бесполезны, кроме той, в которой мы. участвуем сейчас, не так ли?
Он тронул поводья. Спина не гнулась и болела, а ведь он пока что даже не давал ей никакой серьезной работы. Квалнир висел в ножнах на боку. Герцог ни разу не дотрагивался до него, с тех пор как вычистил и наточил меч этой бессонной ночью.
Я устал, думал он. Я хочу назад, в Элвритсхолл. Я хочу увидеть своих внуков. Я хочу гулять со своей женой вдоль Гратуваска, когда он вскрывается ото льда. Но об этом нечего даже мечтать, пока это чертово сражение не закончится.
Слудиг закричал. Изгримнур испуганно взглянул на него, но молодой человек кричал от восторга.
— Вы только посмотрите! Камарис и всадники наступают!
Когда стало ясно, что лучникам не удалось сдвинуть метессцев с середины прохода, Вареллан Наббанайский дал своим рыцарям новое распоряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159