.. Рассказы про раздавленную бабочку примитивная беллетристика. То, что вы измените в своём прошлом, не изменит сегодняшнего дня.
- У меня всё время... - я потёр лоб.
- Что?
- Это... как будто резьбу срывает. Живу совершенно отчётливо какой-то кусок жизни. А потом - бац, без всякого перехода, - с какого-то места снова, уже по-другому.
- То есть, что значит, всё время? Давно?
- Нет, только сегодня.
- Это возможно, такие сбои иногда бывают на нервной почве. Вроде дежавю, из той же области, не опасно. Разберёмся, я в процессе подкорректирую. Натягивайте костюмы и садитесь.
Мы в последний раз пустили бутылку по кругу, разделись догола, отвернувшись друг от друга, через отверстия для лица натянули вытканные из тончайших проводов комбинезоны и сели в кресла. Зюскевич встал за пульт и нахлобучил на голову шлем.
- Готовы?
- Да, - сказал я.
- Глумись, - отозвался Гусев. - Ничего, что бухие?
- Даже лучше.
- Я в туалет не сходила... - прошептала Берёзкина.
- Приготовились...
Сверху опустились и легли нам на плечи колпаки-"фены". Клацанье клавиатуры притихло. Щёлкнув зажигалкой, Зюскевич прикурил сигарету и глянул на нас в упор. Я подумал, что Зюскевич робкий только по жизни, а в науке он зверь.
- Поехали.
В голове у меня заскрипело и провернулось.
Часть вторая
СЕКС ГДЕ-ТО РЯДОМ
1
Кира проснулась от неприятного ощущения, почти боли в нижней части живота и поспешила в туалет. Она всё помнила и ничему не удивлялась. На часах половина первого, родители спят, в квартире пусто и тихо. Как легко идти, как остро ощущаются знакомые запахи. Всё как тогда, тридцать лет назад. Только почему сердце не разорвалось на тридцать тысяч кусков? Почему она не разрыдалась в голос, надрывно, взахлёб? Да потому что ей сорок четыре, и с неё уже не так просто содрать кожу. А тело - да, те самые обещанные четырнадцать. Настоящая маленькая спортсменка, чудо с косичками. Мурка смотрит по особенному, она всё понимает. Всё понимаешь?.. Зажгла свет в туалете, села. Этого не хватало. Самое время, лучше не бывает. Что там у неё подложено... вата... Господи, тампаксы не могли придумать.
Потом, справившись со всем необходимым, она легла и сразу заснула.
Утром, за завтраком, впервые заговорила. Голос детский, а мысли взрослые. Она старше своих родителей. Но родители кажутся по-настоящему взрослыми. Ей, хотя и сорок четыре, по сравнению с ними всё те же четырнадцать. Говорили о пустяках. Вчера, на дне рождения, были Катя, Света и Наташа. Ещё тётя, мамина сестра. Выпили на шестерых бутылку сладкого вина, папа на развешенной простыне показывал диафильмы об отдыхе на Чёрном море. Теперь, в феврале, всех особенно поразил кадр поедания разрезанного на дольки арбуза, будто бы все ощутили его вкус.
По дороге в школу смотрела по сторонам, разинув рот. По-взрослому обошла накатанную ледяную дорожку. Вернулась обратно и всё-таки проехала. Так-то лучше. Надо избавляться от взрослых привычек.
2
Войдя в класс, Кира сразу увидела сидевших на последней парте Гусева и Телегина. Они молча на неё смотрели, будто ничего не было. Рассеянно поздоровавшись с девочками, Кира подошла к последней парте и, наклонившись, прошептала:
- Где я сижу?
- С этой... Романовой... - напрягся Гусев.
- С Катей? А она где сидит?
- Ряд у окна, третья парта сзади, - сказал Телегин.
- Какие у вас голоса смешные. Ломаются?
Вдруг сделалось тихо, в класс вошла учительница. Все встали. Быстро проскочив на своё место, Кира вытянулась по стойке "смирно".
- Садитесь.
Начался урок математики.
Кира не понимала ни слова. Не понимала ещё тогда, тридцать лет назад, а сейчас даже не пыталась. Слыша выражение "извлечь корень" она начинала ощупывать языком зубы. Зубы во рту были все свои, молодые и здоровые, это радовало.
Слегка повернув голову и скосив глаза, она посмотрела на мальчиков, сидевших в противоположном ряду на последней парте. Вид у них был довольно загадочный. Глаза с поволокой, блуждающие по классу. Заметив, что Кира на них смотрит, оба тоже стали смотреть в упор, но не как друзья и заговорщики, а как вампиры. Интересно, о чём они думают?
Они думали о сексе. Секс застилал им глаза, не давая видеть и слышать ничего больше. Утром, пока происходил первый шок и адаптация к происходящему, это ещё было не так заметно. Теперь, на уроке, под мерное журчание голосов, они расслабились, и гормоны, словно выпущенные из скорострельного крупнокалиберного автомата, ударили им в головы. Это был возраст пика гиперсексуальности, он обрушился на них вдруг, сразу, не дав времени разработать или вспомнить защитные реакции. В остальном к четырнадцати они были готовы - потому что в глубине души из него, по большому счёту, не вырастали. Но они не были готовы к такому испытанию...
"Берестова", - говорила учительница, девочка вставала из-за парты, и Гусев еле слышно произносил:
- Берестову бы стал?
- Уу...
"Любимова"...
- А Любимову бы стал?
- Я понимаю, зачем раньше учились раздельно, - прошептал Телегин. Какая тут может быть учёба...
"Евдокимова"... - встала девочка с развитыми формами, и оба, крепко схватившись за причиндалы, молча уползли под парту.
- Гусев, Телегин! - сказала учительница. - Я ведь могу к доске поставить.
- Можно выйти? - сказал Гусев, подняв руку.
Учительница недовольно кивнула в сторону двери. Учительницу бы он тоже "стал". Хорошо, что форменная курточка имеет достаточную длину, чтобы прятать нежелательно выпирающее.
Минут через пять Гусев вернулся на место. Лицо у него было гладкое, спокойное и даже безразличное.
- Так... - сказал он, полистав учебник. - Так, так... Седьмой класс, элементарно. Будем отличниками.
- Скотина, - прошептал Телегин, брезгливо поводя носом.
На следующий урок он сам опоздал в класс, тоже минут на пять, и тоже заметно приободрился.
3
Ближе к большой перемене запахло столовой, Кира почувствовала зверский аппетит. В карманах обнаружились обеденные талоны, и она стала тихонечко собираться, памятуя о гонках наперегонки по лестнице вниз к очереди перед раздачей. Гусев и Телегин, которые дома от волнения совсем не завтракали, у которых от голода кишки сводило и перед глазами плыли круги, были вынуждены признать, как не правы столпы психоанализа: несомненно, чувство голода значит для человека гораздо больше, нежели все мыслимые утехи любви.
Минут через пятнадцать они сидели втроём за одним столиком и уминали пахнущие хлебом биточки с пюре, вкуснее которых не было ничего в жизни, жадно кусая хлеб, чтобы унять слюноотделение. Один биточек на порцию; пюре размятая волной столовая ложка. Не густо для мужских растущих организмов. Но Кира ничего, почти наелась, заморила червячка.
Поднялись на чердак, где дымили старшеклассники, отошли в сторонку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
- У меня всё время... - я потёр лоб.
- Что?
- Это... как будто резьбу срывает. Живу совершенно отчётливо какой-то кусок жизни. А потом - бац, без всякого перехода, - с какого-то места снова, уже по-другому.
- То есть, что значит, всё время? Давно?
- Нет, только сегодня.
- Это возможно, такие сбои иногда бывают на нервной почве. Вроде дежавю, из той же области, не опасно. Разберёмся, я в процессе подкорректирую. Натягивайте костюмы и садитесь.
Мы в последний раз пустили бутылку по кругу, разделись догола, отвернувшись друг от друга, через отверстия для лица натянули вытканные из тончайших проводов комбинезоны и сели в кресла. Зюскевич встал за пульт и нахлобучил на голову шлем.
- Готовы?
- Да, - сказал я.
- Глумись, - отозвался Гусев. - Ничего, что бухие?
- Даже лучше.
- Я в туалет не сходила... - прошептала Берёзкина.
- Приготовились...
Сверху опустились и легли нам на плечи колпаки-"фены". Клацанье клавиатуры притихло. Щёлкнув зажигалкой, Зюскевич прикурил сигарету и глянул на нас в упор. Я подумал, что Зюскевич робкий только по жизни, а в науке он зверь.
- Поехали.
В голове у меня заскрипело и провернулось.
Часть вторая
СЕКС ГДЕ-ТО РЯДОМ
1
Кира проснулась от неприятного ощущения, почти боли в нижней части живота и поспешила в туалет. Она всё помнила и ничему не удивлялась. На часах половина первого, родители спят, в квартире пусто и тихо. Как легко идти, как остро ощущаются знакомые запахи. Всё как тогда, тридцать лет назад. Только почему сердце не разорвалось на тридцать тысяч кусков? Почему она не разрыдалась в голос, надрывно, взахлёб? Да потому что ей сорок четыре, и с неё уже не так просто содрать кожу. А тело - да, те самые обещанные четырнадцать. Настоящая маленькая спортсменка, чудо с косичками. Мурка смотрит по особенному, она всё понимает. Всё понимаешь?.. Зажгла свет в туалете, села. Этого не хватало. Самое время, лучше не бывает. Что там у неё подложено... вата... Господи, тампаксы не могли придумать.
Потом, справившись со всем необходимым, она легла и сразу заснула.
Утром, за завтраком, впервые заговорила. Голос детский, а мысли взрослые. Она старше своих родителей. Но родители кажутся по-настоящему взрослыми. Ей, хотя и сорок четыре, по сравнению с ними всё те же четырнадцать. Говорили о пустяках. Вчера, на дне рождения, были Катя, Света и Наташа. Ещё тётя, мамина сестра. Выпили на шестерых бутылку сладкого вина, папа на развешенной простыне показывал диафильмы об отдыхе на Чёрном море. Теперь, в феврале, всех особенно поразил кадр поедания разрезанного на дольки арбуза, будто бы все ощутили его вкус.
По дороге в школу смотрела по сторонам, разинув рот. По-взрослому обошла накатанную ледяную дорожку. Вернулась обратно и всё-таки проехала. Так-то лучше. Надо избавляться от взрослых привычек.
2
Войдя в класс, Кира сразу увидела сидевших на последней парте Гусева и Телегина. Они молча на неё смотрели, будто ничего не было. Рассеянно поздоровавшись с девочками, Кира подошла к последней парте и, наклонившись, прошептала:
- Где я сижу?
- С этой... Романовой... - напрягся Гусев.
- С Катей? А она где сидит?
- Ряд у окна, третья парта сзади, - сказал Телегин.
- Какие у вас голоса смешные. Ломаются?
Вдруг сделалось тихо, в класс вошла учительница. Все встали. Быстро проскочив на своё место, Кира вытянулась по стойке "смирно".
- Садитесь.
Начался урок математики.
Кира не понимала ни слова. Не понимала ещё тогда, тридцать лет назад, а сейчас даже не пыталась. Слыша выражение "извлечь корень" она начинала ощупывать языком зубы. Зубы во рту были все свои, молодые и здоровые, это радовало.
Слегка повернув голову и скосив глаза, она посмотрела на мальчиков, сидевших в противоположном ряду на последней парте. Вид у них был довольно загадочный. Глаза с поволокой, блуждающие по классу. Заметив, что Кира на них смотрит, оба тоже стали смотреть в упор, но не как друзья и заговорщики, а как вампиры. Интересно, о чём они думают?
Они думали о сексе. Секс застилал им глаза, не давая видеть и слышать ничего больше. Утром, пока происходил первый шок и адаптация к происходящему, это ещё было не так заметно. Теперь, на уроке, под мерное журчание голосов, они расслабились, и гормоны, словно выпущенные из скорострельного крупнокалиберного автомата, ударили им в головы. Это был возраст пика гиперсексуальности, он обрушился на них вдруг, сразу, не дав времени разработать или вспомнить защитные реакции. В остальном к четырнадцати они были готовы - потому что в глубине души из него, по большому счёту, не вырастали. Но они не были готовы к такому испытанию...
"Берестова", - говорила учительница, девочка вставала из-за парты, и Гусев еле слышно произносил:
- Берестову бы стал?
- Уу...
"Любимова"...
- А Любимову бы стал?
- Я понимаю, зачем раньше учились раздельно, - прошептал Телегин. Какая тут может быть учёба...
"Евдокимова"... - встала девочка с развитыми формами, и оба, крепко схватившись за причиндалы, молча уползли под парту.
- Гусев, Телегин! - сказала учительница. - Я ведь могу к доске поставить.
- Можно выйти? - сказал Гусев, подняв руку.
Учительница недовольно кивнула в сторону двери. Учительницу бы он тоже "стал". Хорошо, что форменная курточка имеет достаточную длину, чтобы прятать нежелательно выпирающее.
Минут через пять Гусев вернулся на место. Лицо у него было гладкое, спокойное и даже безразличное.
- Так... - сказал он, полистав учебник. - Так, так... Седьмой класс, элементарно. Будем отличниками.
- Скотина, - прошептал Телегин, брезгливо поводя носом.
На следующий урок он сам опоздал в класс, тоже минут на пять, и тоже заметно приободрился.
3
Ближе к большой перемене запахло столовой, Кира почувствовала зверский аппетит. В карманах обнаружились обеденные талоны, и она стала тихонечко собираться, памятуя о гонках наперегонки по лестнице вниз к очереди перед раздачей. Гусев и Телегин, которые дома от волнения совсем не завтракали, у которых от голода кишки сводило и перед глазами плыли круги, были вынуждены признать, как не правы столпы психоанализа: несомненно, чувство голода значит для человека гораздо больше, нежели все мыслимые утехи любви.
Минут через пятнадцать они сидели втроём за одним столиком и уминали пахнущие хлебом биточки с пюре, вкуснее которых не было ничего в жизни, жадно кусая хлеб, чтобы унять слюноотделение. Один биточек на порцию; пюре размятая волной столовая ложка. Не густо для мужских растущих организмов. Но Кира ничего, почти наелась, заморила червячка.
Поднялись на чердак, где дымили старшеклассники, отошли в сторонку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60