- Он где сейчас?
- В Украинском штабе.
- Дякую за память. Пусть нас не забывает.
- Не забудет, - сказал Максимов.
Черноиваненко зажег спичку и поднес к бумажке, которая вспыхнула легким зеленовато-желтым огоньком, и невесомый пепел ее, как бабочка, упорхнул вверх.
Помолчали.
- Придается большое значение развертыванию массового партизанского движения на Украине, - сказал Максимов. - В частности, очень интересуются Одесской областью и лично вами, товарищ Черноиваненко. Как идут дела вашего подпольного райкома? Кое-что штабу известно.
- Например? - насторожился Черноиваненко.
- Уничтожение свыше тысячи пудов хлеба в Протопоповской МТС, взрыв усатовской комендатуры, систематическое распространение среди населения листовок и сводок Совинформбюро.
- Это известно в штабе? - быстро спросил Черноиваненко, вспыхнув от удовольствия.
- Конечно.
И Черноиваненко понял, что в этой новой по содержанию и по форме войне, еще невиданной в истории, он, в сущности, является командиром боевого соединения, не менее важного, чем любой завод в тылу или чем любая дивизия на фронте, - частью всенародных вооруженных сил.
И в эту минуту он забыл, что сидит в чулане комиссионного магазина "Жоржъ" и что за стеной - захваченный фашистами советский город.
Затем он стал рассказывать капитану Максимову о положении райкома, о его действиях и планах. В сущности, это был отчет Центральному Комитету Украины, и Черноиваненко тщательно выбирал слова и выражения, стараясь быть как можно более точным, объективным, не замазывая слабых сторон своей работы, но и не умалчивая о сильных.
Максимов сидел, опустив голову, с напряженным выражением лица, покрытого мелкими капельками пота: в чулане было жарко. Было видно, что он, не имея возможности записывать, старается как можно лучше запомнить каждое слово Черноиваненко. Иногда он его останавливал, переспрашивал. Это был первый отчет Черноиваненко в своей работе. Отчитываясь перед партизанским штабом и перед партией, он как бы отчитывался перед самим собой и невольно видел деятельность своего подпольного райкома со стороны.
Сделано было, конечно, много. Но, с другой стороны, отчитываясь, Черноиваненко вдруг ясно увидел то, что до сих пор только как-то неопределенно чувствовал, а именно: сеть большая, людей много, а сама работа ведется без связи с общим стратегическим планом войны. Собственно, план был. В его основании лежало общее указание о необходимости создавать в захваченных районах невыносимые условия для врага. И Черноиваненко их создавал, пользуясь каждым удобным случаем. Обстреливали неприятельские патрули, снимали часовых, уничтожали одиночных офицеров, резали провода. Но все это как-то не было связано с общими военными задачами, не являлось частью единого стратегического плана.
Эту мысль Черноиваненко и высказал, заканчивая свой отчет. Высказывал просто, с прямотой человека, привыкшего ставить дело, порученное ему партией, выше личного самолюбия.
- Так и доложите в штабе, - сказал он, строго глядя в лицо Максимову острыми глазами, окруженными сетью суховатых морщин.
- Доложу.
Максимов некоторое время молчал, еще раз повторяя про себя все то, что ему сказал Черноиваненко. Наконец, закрепив это в уме, поднял голову и встряхнул своими длинными гофрированными волосами, которые, по-видимому, его сильно раздражали.
- А что, вы, часом, не простудитесь в этих немецких штанцах? - сказал Черноиваненко, лукаво блестя глазами.
- И не говорите! - вздохнул Максимов. - Лучше совсем голым по городу ходить. По крайней мере, не так стыдно... Но ничего не попишешь. Такая наша жизнь... Ну, так вот что, товарищ Черноиваненко, - сказал он своим прежним, сдержанным, штабным тоном, очевидно считая, что "перекурка" слишком затянулась, - теперь позвольте передать вам инструкции штаба.
Через некоторое время послышалось осторожное постукивание в дверь.
- Это ты, Жора? - негромко спросил Черноиваненко. - В чем дело?
- Уже время закрывать магазин, - послышался из-за двери шепот Колесничука. - Сейчас начнется полицейский обход. Закругляйтесь.
Черноиваненко и Максимов так заговорились, что не заметили, как пролетело время.
- Сейчас, Жора, кончаем. Постой возле двери.
- Ну, - сказал Максимов, вставая и протягивая Черноиваненко руку, бывайте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дому, до хаты.
- Всего наикращего, - сказал Черноиваненко, весело хлопнув его по большой открытой ладони, и крепко пожал ее своей небольшой сильной рукой. Кланяйтесь командованию и передайте, что боевой приказ будет выполнен. Извините, что так мало до сих пор сделали.
- Между прочим, не так уж мало, - заметил Максимов, закладывая за уши свои гофрированные волосы. - Помимо всего прочего, вы сковываете целую румынскую дивизию.
- Это что-то для нас новое, - пробормотал с удивлением Черноиваненко. Каким образом?
- В районе Усатовских катакомб румынское командование специально держит на всякий случай несколько запасных полков. У нас в штабе имеется секретный приказ Антонеску по этому поводу, захваченный нашими людьми у одного рассеянного румынского полковника. Учтите это и не слишком прибедняйтесь. Но, конечно, и не останавливайтесь на достигнутом, - прибавил Максимов поспешно. - Что еще передать?
- Передайте привет от коммунистов и беспартийных Усатовских катакомб. Все будет сделано. Счастливого пути! Не забывайте.
- Не забудем.
- Адрес наш теперь знаете?
- Комиссионный магазин "Жоржъ".
- Точно. В любое время. Только предупредите за несколько дней интенданта третьего ранга Колесничука, - улыбнулся одними глазами Черноиваненко. - Когда вас прикажете ждать в следующий раз?
- Я думаю, примерно через месяц-два. Я или кто-нибудь другой. В зависимости от обстановки. Ауфвидерзеен!
- Жора, открой дверь!
Снаружи послышался легкий звук отодвигаемого засова.
- Оказывается, я был заперт? - спросил Максимов.
- А вы думали! - весело ответил Черноиваненко и откинул внутренний крючок. - Подождите... Жора, все в порядке? Можно выходить?
- Выходите, только поскорее.
- Прошу вас!
Черноиваненко распахнул дверь, и капитан Максимов, насвистывая вальс из "Сильвы", вразвалку вышел из пустого магазина на пустынную Дерибасовскую улицу, насквозь освещенную знойным вечерним солнцем.
36. "КАКИХ МОЧЕНЫХ?"
Никто не знал, что творится в душе у Колесничука. Временами его охватывала апатия. Временами он чувствовал прилив такой ярости, что у него начинали трястись руки. Минутами у него возникали фантастические мечты: он начинал верить, что пройдет месяц, явится Ионел Миря и выкупит свои векселя. По ночам он плохо спал, кряхтел, переворачивался с боку на бок, томился.
Внешне он мало изменился. Он продолжал торговать, принимать явки, выдавать по запискам Черноиваненко деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106