Речь шла о греческих диспутах и о прочих вещах, весьма далеких от Петьки Бачей, который, держа книжку под партой и дрожа от нетерпения, дочитывал десятый выпуск "Пещеры Лейхтвейса". Хотя душа мальчика, захваченная судьбой благородного разбойника, находилась в данный момент в таинственных лесах Тюрингии, но его тело благонравно сидело на парте и делало вид, что крайне заинтересовано афинскими диспутами. Когда Африкан Африканович, расхаживая по классу, остановился перед его партой, мальчик смотрел на учителя такими преданными, такими прилежными, понимающими глазами, что Африкан Африканович не мог нарадоваться на прилежного Петю.
- Ну, кто может ответить на этот вопрос? - спросил Африкан Африканович, продолжая расхаживать по классу среди парт.
Почти все вокруг подняли руки, и Петя тоже машинально поднял руку, глядя на Африкана Африкановича неподвижными глазами, в которых еще струился зеленый полумрак лесной пещеры.
Африкан Африканович был добрый человек. Он не желал Пете зла. Наоборот, он желал ему всяческого добра. Видя, что мальчик так старательно тянет к нему два сложенных пальца, он захотел дать ему поправиться и вызвал его "с места".
- Вот Петя хочет нам ответить, - сказал Африкан Африканович благосклонно и погладил мальчика по стриженой, жесткой голове. - Встань, Петя, и ответь на этот вопрос.
Петя встрепенулся, вскочил, одернул курточку и с отчаянием посмотрел вокруг.
- Не торопись, не волнуйся. Сначала подумай, а потом отвечай. О чем идет речь?
- О диспутах, - свистящим шепотом подсказал Петин сосед Жорка Колесничук, уткнувшись лицом в парту, чтобы не было заметно, что подсказывает именно он.
- О диспутах, - сказал Петя.
- Верно. Речь идет о диспутах. На диспутах афинские ораторы произносили политические речи. Как же они строили свои речи? Из каких частей состояли эти речи? Как называлось основное положение речи?
Петя стоял как соляной столб, и пот катился по его напряженному лицу.
- Тезис, - прошипел Жорка Колесничук.
- Тезис, - как заводной, повторил Петя ничего не выражающим механическим голосом.
- Хорошо, - сказал Африкан Африканович, морщась и делая вид, что не слышит подсказок Жорки Колесничука. - Очень хорошо. Молодец! Тезис. Ну, а как называется вторая часть речи афинского оратора, противоположная первой?
"Антитезис", - хотел было подсказать Колесничук, но увидел глупое лицо Пети и вдруг, неожиданно для самого себя, показав ему язык и задыхаясь от сдерживаемого смеха, вместо "антитезис" прошипел:
- Мезис.
- Мезис, - с лунатической улыбкой повторил Петя, чувствуя, что с ним происходит что-то совсем неладное и непоправимое.
- Как? - сказал Африкан Африканович. - Как? - и даже приставил ладонь к своему большому, мясистому уху, в котором виднелись волосы, густые, как шерсть.
- Мезис, - жалобно, но твердо сказал Петя.
Трудно описать, что произошло дальше. Африкан Африканович замахал руками, побежал за кафедру, сел и уткнулся в журнал, всем телом содрогаясь от хохота. Класс бушевал. А среди этой гомерической бури смеха, которая продолжалась до самого звонка, стоял оглушенный Петя, и слезы струились по его сморщенному лицу, капая на парту, как из выжатой губки.
Прошло больше тридцати лет, и Африкан Африканович снова, как тогда, хохотал над этим неожиданным, бессмысленным словом "мезис". Но только тогда он был цветущий сорокалетний приват-доцент в форменной тужурке министерства народного просвещения, а теперь он был кончающий свою жизнь одинокий старик, сторож Археологического музея, с трясущимися ногами и больным сердцем. Он хохотал и плакал и сквозь слезы смотрел на Петра Васильевича с выражением кроткой нежности и такого глубокого горя, что у Петра Васильевича невольно дрогнуло сердце. Он обнял старика, и Африкан Африканович доверчиво, как ребенок, прижался к его груди, не переставая хохотать, и плакать, и бормотать:
- Ах, боже мой, боже мой... сколько лет!.. Да, вот именно тезис-мезис... Петя Бачей... Петька... А я... Они меня думали заставить читать свой курс по их тезисам... Вот уж действительно тезисы!.. Идиотские тезисы!.. Они имели наглость думать, что я буду учить студентов, будто Одесская область исторически является частью какой-то мифической Транснистрии. Они посмели это предложить мне, старому русскому ученому-археологу! А? Как тебе это нравится? И вот я - сторож, дворник... Ах, Петя, Петя, посмотри, что эти мерзавцы сделали с нашим цветущим городом!
Африкан Африканович, вытирая слезы, подошел к окну и протянул свою короткую дрожащую ручку в сторону порта:
- Развалины. Обломки. Хаос...
- Зер гут, - сказал Петр Васильевич.
- Как ты сказал?
Африкан Африканович отступил на шаг и посмотрел на Петра Васильевича с нескрываемым ужасом, с отчаянием:
- Как ты сказал? Может быть, ты... Нет, нет! Это совершенно невозможно... Я хорошо знал твоего покойного отца. Он был русский патриот... Я был твоим учителем, я читал вам русскую историю...
- Что вы, что вы, Африкан Африканович! - воскликнул Петр Васильевич, поняв наконец, что хочет ему сказать его старый учитель. - Как вы могли подумать!
- Но вы, кажется, сказали "зер гут"? - подозрительно произнес Африкан Африканович.
- А разве это не зер гут? Идите-ка сюда, посмотрите!
Петр Васильевич привлек старика к окну, обнял его за плечи и прошептал:
- Смотрите-ка, что делается в порту.
- А что делается? - неуверенно произнес Африкан Африканович. По-моему, ничего особенного не делается.
- Вот именно, вот именно... - быстро сказал Петр Васильевич. - Вы совершенно точно определили: ничего не делается. Они мечтают восстановить порт, а мы не даем. Мы срываем все восстановительные и ремонтные работы на причалах, в портовом флоте, на водопроводе, на погрузочно-разгрузочных работах. Горят буксы товарных вагонов. Задерживаются составы. В амбарах гниет зерно. Люди ходят, как сонные мухи...
Африкан Африканович медленно повернул голову и поднял на Петра Васильевича глаза, полные слез:
- Так это... вы?
- Мы, - просто сказал Петр Васильевич.
Вероятно, с точки зрения настоящего, профессионального разведчика он сделал чудовищную вещь, сразу же дав понять Африкану Африкановичу, кто он такой, и открыв, зачем он к нему пришел. Но он не был профессиональным разведчиком. Он действовал так, как подсказывало ему сердце. Он действовал стремительно, не рассуждая, повинуясь безотчетному чувству доверия и любви к этому старому одинокому человеку, своему бывшему учителю, который стоял перед ним в своем синем халатике с дворницкой бляхой, в стоптанных войлочных туфлях, со слезами на опухшем морщинистом лице.
- Я зашел сюда не случайно. Я разыскивал вас. Мне надо с вами поговорить. У меня есть к вам крайне важное дело. Вы можете нам очень помочь.
- Вам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
- Ну, кто может ответить на этот вопрос? - спросил Африкан Африканович, продолжая расхаживать по классу среди парт.
Почти все вокруг подняли руки, и Петя тоже машинально поднял руку, глядя на Африкана Африкановича неподвижными глазами, в которых еще струился зеленый полумрак лесной пещеры.
Африкан Африканович был добрый человек. Он не желал Пете зла. Наоборот, он желал ему всяческого добра. Видя, что мальчик так старательно тянет к нему два сложенных пальца, он захотел дать ему поправиться и вызвал его "с места".
- Вот Петя хочет нам ответить, - сказал Африкан Африканович благосклонно и погладил мальчика по стриженой, жесткой голове. - Встань, Петя, и ответь на этот вопрос.
Петя встрепенулся, вскочил, одернул курточку и с отчаянием посмотрел вокруг.
- Не торопись, не волнуйся. Сначала подумай, а потом отвечай. О чем идет речь?
- О диспутах, - свистящим шепотом подсказал Петин сосед Жорка Колесничук, уткнувшись лицом в парту, чтобы не было заметно, что подсказывает именно он.
- О диспутах, - сказал Петя.
- Верно. Речь идет о диспутах. На диспутах афинские ораторы произносили политические речи. Как же они строили свои речи? Из каких частей состояли эти речи? Как называлось основное положение речи?
Петя стоял как соляной столб, и пот катился по его напряженному лицу.
- Тезис, - прошипел Жорка Колесничук.
- Тезис, - как заводной, повторил Петя ничего не выражающим механическим голосом.
- Хорошо, - сказал Африкан Африканович, морщась и делая вид, что не слышит подсказок Жорки Колесничука. - Очень хорошо. Молодец! Тезис. Ну, а как называется вторая часть речи афинского оратора, противоположная первой?
"Антитезис", - хотел было подсказать Колесничук, но увидел глупое лицо Пети и вдруг, неожиданно для самого себя, показав ему язык и задыхаясь от сдерживаемого смеха, вместо "антитезис" прошипел:
- Мезис.
- Мезис, - с лунатической улыбкой повторил Петя, чувствуя, что с ним происходит что-то совсем неладное и непоправимое.
- Как? - сказал Африкан Африканович. - Как? - и даже приставил ладонь к своему большому, мясистому уху, в котором виднелись волосы, густые, как шерсть.
- Мезис, - жалобно, но твердо сказал Петя.
Трудно описать, что произошло дальше. Африкан Африканович замахал руками, побежал за кафедру, сел и уткнулся в журнал, всем телом содрогаясь от хохота. Класс бушевал. А среди этой гомерической бури смеха, которая продолжалась до самого звонка, стоял оглушенный Петя, и слезы струились по его сморщенному лицу, капая на парту, как из выжатой губки.
Прошло больше тридцати лет, и Африкан Африканович снова, как тогда, хохотал над этим неожиданным, бессмысленным словом "мезис". Но только тогда он был цветущий сорокалетний приват-доцент в форменной тужурке министерства народного просвещения, а теперь он был кончающий свою жизнь одинокий старик, сторож Археологического музея, с трясущимися ногами и больным сердцем. Он хохотал и плакал и сквозь слезы смотрел на Петра Васильевича с выражением кроткой нежности и такого глубокого горя, что у Петра Васильевича невольно дрогнуло сердце. Он обнял старика, и Африкан Африканович доверчиво, как ребенок, прижался к его груди, не переставая хохотать, и плакать, и бормотать:
- Ах, боже мой, боже мой... сколько лет!.. Да, вот именно тезис-мезис... Петя Бачей... Петька... А я... Они меня думали заставить читать свой курс по их тезисам... Вот уж действительно тезисы!.. Идиотские тезисы!.. Они имели наглость думать, что я буду учить студентов, будто Одесская область исторически является частью какой-то мифической Транснистрии. Они посмели это предложить мне, старому русскому ученому-археологу! А? Как тебе это нравится? И вот я - сторож, дворник... Ах, Петя, Петя, посмотри, что эти мерзавцы сделали с нашим цветущим городом!
Африкан Африканович, вытирая слезы, подошел к окну и протянул свою короткую дрожащую ручку в сторону порта:
- Развалины. Обломки. Хаос...
- Зер гут, - сказал Петр Васильевич.
- Как ты сказал?
Африкан Африканович отступил на шаг и посмотрел на Петра Васильевича с нескрываемым ужасом, с отчаянием:
- Как ты сказал? Может быть, ты... Нет, нет! Это совершенно невозможно... Я хорошо знал твоего покойного отца. Он был русский патриот... Я был твоим учителем, я читал вам русскую историю...
- Что вы, что вы, Африкан Африканович! - воскликнул Петр Васильевич, поняв наконец, что хочет ему сказать его старый учитель. - Как вы могли подумать!
- Но вы, кажется, сказали "зер гут"? - подозрительно произнес Африкан Африканович.
- А разве это не зер гут? Идите-ка сюда, посмотрите!
Петр Васильевич привлек старика к окну, обнял его за плечи и прошептал:
- Смотрите-ка, что делается в порту.
- А что делается? - неуверенно произнес Африкан Африканович. По-моему, ничего особенного не делается.
- Вот именно, вот именно... - быстро сказал Петр Васильевич. - Вы совершенно точно определили: ничего не делается. Они мечтают восстановить порт, а мы не даем. Мы срываем все восстановительные и ремонтные работы на причалах, в портовом флоте, на водопроводе, на погрузочно-разгрузочных работах. Горят буксы товарных вагонов. Задерживаются составы. В амбарах гниет зерно. Люди ходят, как сонные мухи...
Африкан Африканович медленно повернул голову и поднял на Петра Васильевича глаза, полные слез:
- Так это... вы?
- Мы, - просто сказал Петр Васильевич.
Вероятно, с точки зрения настоящего, профессионального разведчика он сделал чудовищную вещь, сразу же дав понять Африкану Африкановичу, кто он такой, и открыв, зачем он к нему пришел. Но он не был профессиональным разведчиком. Он действовал так, как подсказывало ему сердце. Он действовал стремительно, не рассуждая, повинуясь безотчетному чувству доверия и любви к этому старому одинокому человеку, своему бывшему учителю, который стоял перед ним в своем синем халатике с дворницкой бляхой, в стоптанных войлочных туфлях, со слезами на опухшем морщинистом лице.
- Я зашел сюда не случайно. Я разыскивал вас. Мне надо с вами поговорить. У меня есть к вам крайне важное дело. Вы можете нам очень помочь.
- Вам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106