— спросил он. — Ну, таких законных сделок на бумаге?
— Разумеется, заключаем, — отозвалась она. — Мы заключаем договоры и контракты на все на свете, в том числе и брачные контракты подписываем, но при этом в брак следует вступать по любви, а не…
— Но мы не вступаем в брак по любви, мы не можем этого себе позволить! — воскликнул он. — Погляди вокруг. Ты видела, сколько всякого добра в этом доме? И это лишь один из домов, которыми владеет мое семейство! И богатства эти появились у нас, потому что предки мои женились и выходили замуж ради поместий, а не по любви! Мой дед, например, женился на сущей мегере, но она принесла с собой в приданое три дома и полным-полно посуды!
— Да, Николас, эти рассуждения я понимаю, но брак… брак — это нечто такое интимное! Это не то, что заключить контракт на какую-нибудь работу: брак предполагает любовь и детей, и еще — дом, и чувство защищенности, и приобретение друга! — возразила Дуглесс.
— Стало быть, можно жить в нищете, зато с тем, кого любишь! — парировал Николас. — А что, эта самая «любовь» будет кормить тебя, одевать, поддерживать тепло в доме зимой?! Брак-то и подразумевает куда большее, чем то, о чем ты говоришь! Но ты бедна, и поэтому понять этого не способна!
— К твоему сведению, я вовсе не бедна! — воскликнула Дуглесс, и глаза ее засверкали от гнева. — Совсем даже не бедна! Наша семья очень богата, и денег у нас полно. Но это вовсе не означает, что я не хочу любви и готова продаться за высокую цену!
— Каким же образом твое семейство приобрело свои богатства? — тихо спросил Николас.
— Я толком не знаю, — ответила она. — У нас они как-то всегда были… Мой отец говорил, что наши предки вступали в брак… — Тут она запнулась и посмотрела на него.
— Так на ком женились твои предки? — спросил он.
— Ой, ни на ком! Это была просто шутка! Он ничего особенного не хотел этим сказать!
— На ком все-таки?! — настаивал Николас.
— На богатых женщинах! — сердито ответила она. — Да, он говорил, что наши предки весьма преуспели в выборе богатых невест!
На это сообщение Николас никак не отреагировал — просто стоял и смотрел на нее.
Гнев ее тотчас улетучился, и, приблизившись к нему, она обняла его и крепко-крепко к нему прижалась.
— Ладно, — воскликнула она, — женись на деньгах! Возьми в жены самую богатую в мире женщину, но Бога ради, только не Летицию! Она — дрянь! Она причинит тебе зло, причинит зло всем вам!
Николас отстранил ее от себя, чтобы поглядеть ей в глаза, потом сказал:
— Летиция Калпин — самое большее, на что я могу рассчитывать. Я же младший сын в семье, самый обычный рыцарь, и у меня ничего нет, все принадлежит Киту! И мне повезло, что брат столь щедр и позволяет мне жить за его счет. Те земли, что принесет в нашу семью Летиция, будут во благо всем нам. Как же я могу отплатить черной неблагодарностью брату, который дал мне столь много?
— Летиция — вовсе не самое большее, на что ты можешь рассчитывать! — возразила Дуглесс. — Ты нравишься женщинам и можешь найти другую. Если тебе суждено жениться на деньгах, мы поищем другую невесту, богатую, но не столь амбициозную, как Летиция!
Снисходительно улыбаясь, Николас ответил:
— Но спать с женщиной — вовсе не то же самое, что вступать с ней в брак! И тут ты должна мне верить: Летиция для меня — хорошая партия. И не чадо хмурить брови! Я буду в полной безопасности, разве ты сама этого не понимаешь?! Ведь Летиция была опасна, пока я ничего не знал о ее планах, но теперь знаю все и вполне смогу постоять и за себя, и за свою семью!
— Ты что, всякий раз, садясь на лошадь, станешь проверять, не подрезал ли кто подпруги, да? А как насчет подсыпанного в пищу яда? А как быть, скажем, с проволокой, натянутой поперек лестницы?! А если она наймет подонков, которые забьют тебя до смерти?! А как насчет того, что тебя утопят? Или сожгут?!
Все с той же снисходительной усмешкой Николас ответил тоном, каким обычно говорят с детьми:
— Я рад, что тебя это так волнует! Вот ты и поможешь мне следить за тем, чтобы ничего не случилось!
— Кто?! Я?! — воскликнула она, отпрянув от него, — Я, да?!
— Ну да, ты! — ответил он. — Ты останешься со мной. — И, бросив на нее свой особый взгляд из-под ресниц, добавил:
— Станешь прислуживать моей жене.
Дуглесс понадобилось некоторое время, чтобы отреагировать на это его предложение.
— Ага, значит, прислуживать твоей жене?! — с деланным спокойствием спросила она. — То есть ты хочешь сказать, что я буду помогать ей одеваться, проверять, не слишком ли горяча вода в лохани для ее купания, и делать другие подобные же вещи, да?!
Однако ее интонация не могла обмануть его. — Ну, Дуглесс же, — воскликнул он, — любимая моя, дорогая, единственная! Это будет не так уж плохо: мы сможем большую часть времени быть вместе!
— И что, это самое «время вместе» будем проводить с письменного разрешения твоей жены? Так, да?!
— Послушай, Дуглесс! — взмолился он.
— И ты еще можешь спрашивать, согласна ли я на это, после того, что ты наговорил по поводу моей жизни с Робертом?! Да, по крайней мере, живя с Робертом, я была для него единственной женщиной! А ты… ты просишь меня прислуживать этой… этой убийце! А что, по-твоему, я стала бы делать по ночам, пока ты будешь заделывать ей твоего наследника, а?!
Выражение лица у Николаса стало напряженным, и он ответил:
— Но ты не вправе требовать от меня соблюдения целибата! Ты же сама говоришь, что не можешь спать со мною, потому что боишься, что тебя вернут в будущее!
— А, ну, конечно! Понимаю: значит, только я могу соблюдать целибат, и это — замечательно! А тебе, господин жеребчик Махо, нужно, видите ли, еженощно спать с новыми и новыми женщинами! А что, интересно, ты станешь делать в те ночи, когда Летиция скажет тебе «нет!», а?! За горничными будешь гоняться и зазывать их в беседку, что ли?!
— Ну, в таком тоне тебе непозволительно со мной разговаривать! — воскликнул Николас, и глаза его потемнели от гнева.
— Да?! Непозволительно, значит?! — вскричала она. — Но если один человек проделывает путь длиной в четыре сотни лет исключительно для того, чтобы предупредить об опасности другого, а этот другой единственно из-за своего тщеславия и слушать его не желает, то в этом случае позволительно высказать все, что хочется, черт тебя побери! Валяй, женись на своей Летиции, и сам увидишь, трогает это меня или нет! Давай, убивай Кита, убивай свою мать! Теряй свои поместья, которые ты, дьявол тебя побери, считаешь столь ценными! И теряй свою башку!
Выкрикнув последнюю фразу; она кинулась бегом по лабиринту, не соображая куда бежит, глаза ее застилали слезы.
Буквально через три минуты она сбилась с пути и просто плакала, остановившись на какой-то дорожке. А может, все-таки никому не дано изменить ход истории?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Разумеется, заключаем, — отозвалась она. — Мы заключаем договоры и контракты на все на свете, в том числе и брачные контракты подписываем, но при этом в брак следует вступать по любви, а не…
— Но мы не вступаем в брак по любви, мы не можем этого себе позволить! — воскликнул он. — Погляди вокруг. Ты видела, сколько всякого добра в этом доме? И это лишь один из домов, которыми владеет мое семейство! И богатства эти появились у нас, потому что предки мои женились и выходили замуж ради поместий, а не по любви! Мой дед, например, женился на сущей мегере, но она принесла с собой в приданое три дома и полным-полно посуды!
— Да, Николас, эти рассуждения я понимаю, но брак… брак — это нечто такое интимное! Это не то, что заключить контракт на какую-нибудь работу: брак предполагает любовь и детей, и еще — дом, и чувство защищенности, и приобретение друга! — возразила Дуглесс.
— Стало быть, можно жить в нищете, зато с тем, кого любишь! — парировал Николас. — А что, эта самая «любовь» будет кормить тебя, одевать, поддерживать тепло в доме зимой?! Брак-то и подразумевает куда большее, чем то, о чем ты говоришь! Но ты бедна, и поэтому понять этого не способна!
— К твоему сведению, я вовсе не бедна! — воскликнула Дуглесс, и глаза ее засверкали от гнева. — Совсем даже не бедна! Наша семья очень богата, и денег у нас полно. Но это вовсе не означает, что я не хочу любви и готова продаться за высокую цену!
— Каким же образом твое семейство приобрело свои богатства? — тихо спросил Николас.
— Я толком не знаю, — ответила она. — У нас они как-то всегда были… Мой отец говорил, что наши предки вступали в брак… — Тут она запнулась и посмотрела на него.
— Так на ком женились твои предки? — спросил он.
— Ой, ни на ком! Это была просто шутка! Он ничего особенного не хотел этим сказать!
— На ком все-таки?! — настаивал Николас.
— На богатых женщинах! — сердито ответила она. — Да, он говорил, что наши предки весьма преуспели в выборе богатых невест!
На это сообщение Николас никак не отреагировал — просто стоял и смотрел на нее.
Гнев ее тотчас улетучился, и, приблизившись к нему, она обняла его и крепко-крепко к нему прижалась.
— Ладно, — воскликнула она, — женись на деньгах! Возьми в жены самую богатую в мире женщину, но Бога ради, только не Летицию! Она — дрянь! Она причинит тебе зло, причинит зло всем вам!
Николас отстранил ее от себя, чтобы поглядеть ей в глаза, потом сказал:
— Летиция Калпин — самое большее, на что я могу рассчитывать. Я же младший сын в семье, самый обычный рыцарь, и у меня ничего нет, все принадлежит Киту! И мне повезло, что брат столь щедр и позволяет мне жить за его счет. Те земли, что принесет в нашу семью Летиция, будут во благо всем нам. Как же я могу отплатить черной неблагодарностью брату, который дал мне столь много?
— Летиция — вовсе не самое большее, на что ты можешь рассчитывать! — возразила Дуглесс. — Ты нравишься женщинам и можешь найти другую. Если тебе суждено жениться на деньгах, мы поищем другую невесту, богатую, но не столь амбициозную, как Летиция!
Снисходительно улыбаясь, Николас ответил:
— Но спать с женщиной — вовсе не то же самое, что вступать с ней в брак! И тут ты должна мне верить: Летиция для меня — хорошая партия. И не чадо хмурить брови! Я буду в полной безопасности, разве ты сама этого не понимаешь?! Ведь Летиция была опасна, пока я ничего не знал о ее планах, но теперь знаю все и вполне смогу постоять и за себя, и за свою семью!
— Ты что, всякий раз, садясь на лошадь, станешь проверять, не подрезал ли кто подпруги, да? А как насчет подсыпанного в пищу яда? А как быть, скажем, с проволокой, натянутой поперек лестницы?! А если она наймет подонков, которые забьют тебя до смерти?! А как насчет того, что тебя утопят? Или сожгут?!
Все с той же снисходительной усмешкой Николас ответил тоном, каким обычно говорят с детьми:
— Я рад, что тебя это так волнует! Вот ты и поможешь мне следить за тем, чтобы ничего не случилось!
— Кто?! Я?! — воскликнула она, отпрянув от него, — Я, да?!
— Ну да, ты! — ответил он. — Ты останешься со мной. — И, бросив на нее свой особый взгляд из-под ресниц, добавил:
— Станешь прислуживать моей жене.
Дуглесс понадобилось некоторое время, чтобы отреагировать на это его предложение.
— Ага, значит, прислуживать твоей жене?! — с деланным спокойствием спросила она. — То есть ты хочешь сказать, что я буду помогать ей одеваться, проверять, не слишком ли горяча вода в лохани для ее купания, и делать другие подобные же вещи, да?!
Однако ее интонация не могла обмануть его. — Ну, Дуглесс же, — воскликнул он, — любимая моя, дорогая, единственная! Это будет не так уж плохо: мы сможем большую часть времени быть вместе!
— И что, это самое «время вместе» будем проводить с письменного разрешения твоей жены? Так, да?!
— Послушай, Дуглесс! — взмолился он.
— И ты еще можешь спрашивать, согласна ли я на это, после того, что ты наговорил по поводу моей жизни с Робертом?! Да, по крайней мере, живя с Робертом, я была для него единственной женщиной! А ты… ты просишь меня прислуживать этой… этой убийце! А что, по-твоему, я стала бы делать по ночам, пока ты будешь заделывать ей твоего наследника, а?!
Выражение лица у Николаса стало напряженным, и он ответил:
— Но ты не вправе требовать от меня соблюдения целибата! Ты же сама говоришь, что не можешь спать со мною, потому что боишься, что тебя вернут в будущее!
— А, ну, конечно! Понимаю: значит, только я могу соблюдать целибат, и это — замечательно! А тебе, господин жеребчик Махо, нужно, видите ли, еженощно спать с новыми и новыми женщинами! А что, интересно, ты станешь делать в те ночи, когда Летиция скажет тебе «нет!», а?! За горничными будешь гоняться и зазывать их в беседку, что ли?!
— Ну, в таком тоне тебе непозволительно со мной разговаривать! — воскликнул Николас, и глаза его потемнели от гнева.
— Да?! Непозволительно, значит?! — вскричала она. — Но если один человек проделывает путь длиной в четыре сотни лет исключительно для того, чтобы предупредить об опасности другого, а этот другой единственно из-за своего тщеславия и слушать его не желает, то в этом случае позволительно высказать все, что хочется, черт тебя побери! Валяй, женись на своей Летиции, и сам увидишь, трогает это меня или нет! Давай, убивай Кита, убивай свою мать! Теряй свои поместья, которые ты, дьявол тебя побери, считаешь столь ценными! И теряй свою башку!
Выкрикнув последнюю фразу; она кинулась бегом по лабиринту, не соображая куда бежит, глаза ее застилали слезы.
Буквально через три минуты она сбилась с пути и просто плакала, остановившись на какой-то дорожке. А может, все-таки никому не дано изменить ход истории?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132