— Прошу прощения.
— Вот что, — сказала она тогда, — господин…
— Стэнфорд, — подсказал он.
— Да. Мистер Стэнфорд, — начала она, шмыгнув носом. — Я понятия не имею о том, чем именно умудрилась произвести на вас впечатление этакой легкой на «съем» девицы, но смею вас заверить, что я вовсе не такая. Так что, по-моему, вам лучше всего забрать с собой свое шампанское и вернуться на свое место! — Произнеся все это, она изо всех сил старалась быть по-королевски чопорной, но как-то не получалось, поскольку нос у нее покраснел, глаза опухли, а по щекам струились слезы.
Он, однако, и не подумал забрать свой бокал и никуда не ушел.
Дуглесс начала злиться. Может, он — извращенец, обожающий плачущих женщин?! Интересно, что там, черт побери, могло приключиться с ним в детстве, что заставляет его возбуждаться при виде слез?
— Если вы сейчас же не уйдете, мне придется позвать стюардессу, — решительно проговорила она.
Повернувшись к ней, он поглядел ей в глаза и сказал:
— Пожалуйста, не зовите! — И что-то было такое в выражении его глаз, отчего рука Дуглесс, уже протянувшаяся к кнопке вызова стюардессы, повисла в воздухе. — Вы должны мне верить, — проговорил между тем сосед. — Я за всю свою жизнь никогда не делал ничего подобного! То есть хочу сказать, никогда прежде я не клеился ни к одной женщине в самолетах! И даже за стойками баров не клеился, если хотите знать! Дело попросту в том, что вы мне кого-то напоминаете!
Дуглесс больше уже не плакала: что-то знакомое было в том, как он слегка крутанул головой.
— Кого же? — спросила она.
Он легонько усмехнулся в ответ, и сердце в груди Дуглесс забилось: Николас иногда усмехался точно так же!
— Если бы я и рассказал вам, вы бы мне все равно не поверили — слишком уж это показалось бы вам неестественным! — проговорил он.
— Что ж, опробуйте это на мне! Воображение у меня очень развито!
— Ну хорошо, — сказал он. — Вы напоминаете мне одну даму на портрете.
Теперь Дуглесс уже слушала его очень внимательно.
— Когда я был еще ребенком, лет одиннадцати, что ли, мои родители вместе со мной и старшим братом на год переехали на жительство в Англию — мой отец там работал. А мать имела привычку таскать брата и меня по всяким антикварным магазинам, и, боюсь, я не слишком-то был признателен ей за эти выходы. Так все и шло, пока в один прекрасный день, в субботу, я не увидел этот портрет. — Он немного помолчал и, наполнив опустевший бокал Дуглесс, продолжал:
— Это была миниатюра, выполненная маслом, где-то еще в шестнадцатом веке, и представляла собой портрет некой дамы. — Тут он посмотрел на нее, и взгляд его был почти ласкающим — несмотря на ее распухшую от слез физиономию! — Мне очень захотелось иметь этот портрет, — продолжал сосед. — Я этого не в состоянии толком объяснить: не то чтобы я попросту хотел его иметь, нет, я должен был получить его! — сказал он и, улыбаясь, продолжал:
— Боюсь, что в тот момент я был — как бы выразиться поточнее? — не слишком послушным ребенком, озвучивающим громким голосом свои просьбы. Портрет оказался чрезвычайно дорогим, и мать не желала и слушать мои настойчивые просьбы. Однако я не соглашался ни с каким «нет» в качестве ответа на них! В следующую же субботу я самостоятельно сел в метро, вернулся в тот антикварный магазин и все, что у меня было, отдал в качестве предварительного взноса в уплату за портрет. А было у меня что-то около пяти фунтов. — Повернув к ней голову и улыбаясь ей, он продолжил:
— Теперь-то, возвращаясь памятью к тем событиям, я думаю, что старик владелец магазина решил, что я хочу стать коллекционером картин. Но я вовсе не собирался ничего коллекционировать: мне был нужен один лишь этот портрет!
— Ну и что же, вы получили его? — шепотом спросила Дуглесс.
— О да. Мои родители сперва подумали, что я спятил, и решительно заявили, что миниатюра елизаветинских времен — вовсе не игрушка для ребенка, но, когда увидели, что неделю за неделей я трачу все свои карманные деньги только на плату за этот портрет, стали мне помогать. А затем, как раз перед самым нашим отлетом из Англии, когда я почувствовал, что мне никогда не накопить денег на этот портрет, отец повез меня в антикварный магазин и купил его мне в подарок. — Сказав это, сосед откинулся на спинку кресла, как если бы это был конец всей истории.
— А этот портрет у вас при себе? — опять шепотом спросила Дуглесс.
— Да, он всегда со мной — я с ним никогда не расстаюсь. Хотите взглянуть?
Дуглесс только и смогла, что кивнуть в ответ. Из внутреннего кармана пальто сосед извлек маленький кожаный футляр и передал его Дуглесс. Медленно-медленно она открыла крышку. Там, на подкладке из черного бархата, покоился тот самый ее миниатюрный портрет, который некогда заказал Николас. Не спрашивая разрешения, она извлекла его из шкатулки, перевернула и подставила его оборотную сторону к свету.
— «Душа моя найдет твою», — проговорил Рид. — Вот что там написано, а вместо подписи — большое "К". Мне всегда хотелось понять, что именно означают эти слова и что обозначает это "К".
— "К" — Колин! — не задумываясь воскликнула Дуглесс.
— А откуда вы это знаете? — спросил он.
— Что именно?
— Ну, что мое второе имя — Колин. Полностью меня зовут Рид Колин Стэнфорд.
Теперь она наконец по-настоящему внимательно посмотрела на него. Он же посмотрел на портрет, а потом на нее, и взгляд его при этом был такой же, как у Николаса, — из-под ресниц.
— А чем вы зарабатываете себе на жизнь? — прошептала она.
— Я — архитектор, — ответил он.
У нее даже дыхание перехватило, и она спросила еще:
— А женаты вы когда-нибудь были?
— Вы прямо к самой сути подбираетесь, верно? Нет, женат я никогда не был, но должен сказать вам правду: однажды расстался с женщиной чуть ли не у самого алтаря. И это было самое скверное, что я когда-либо делал за всю свою жизнь!
— И как же звали эту женщину? — едва слышно спросила Дуглесс даже не шепотом, а одними губами.
— Летиция, — ответил он.
Именно в этот момент у их кресел остановилась стюардесса.
— На обед у нас ростбиф или куриные котлеты по-киевски, — сказала она. — Вы что предпочитаете? Поворачиваясь к Дуглесс, Рид спросил:
— Ну, так как — вы пообедаете со мной?
«Душа моя найдет твою», — когда-то написал Николас. Да, души! Не тела, а души! — подумала она.
— Да, конечно, я пообедаю с вами! — воскликнула Дуглесс.
Он улыбнулся ей — и это была улыбка Николаса!
О Господи, — мысленно произнесла она, — благодарю Тебя!
Благодарю Тебя!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132