— воскликнула леди Маргарет. — Вы околдовали моего сына, и он теперь не знает, в чем состоит его долг! Так что радуйтесь, что я не велю выпороть вас плетьми!
— А разве это лучше? Отправить меня туда, к тем… к тем людям? Отослать прочь от Николаса?!
Отвернувшись от нее, леди Маргарет заявила;
— Я не собираюсь спорить с вами! Сегодня прощайтесь со всеми, а завтра поутру вас отвезут из моего дома. А теперь — уходите! У меня нет желания видеть вас!
Дуглесс покорно вышла из комнаты. Ничего не видя перед собой от слез, она как-то добралась до комнаты Гонории. Той стоило бросить лишь взгляд на ее лицо, и она сразу догадалась, что случилось нечто нехорошее. Впрочем, для Гонории это не было неожиданностью.
— Леди Маргарет гонит вас, да? — шепотом спросила Гонория.
Дуглесс кивнула в ответ.
— А у вас есть куда пойти? Есть кому о вас позаботиться? Дуглесс помотала головой.
— Мне придется оставить Николаса этой злокозненной женщине!
— Леди Летиции, что ли? — озадаченно спросила Гонория. — Эта дама, быть может, несколько холодна, но не думаю, чтоб злокозненна.
— Вы просто ее не знаете! — воскликнула Дуглесс.
— А вы знаете?!
— Ну, я-то много чего знаю о ней! И знаю, что именно она собирается предпринять!
Гонория уже научилась пропускать мимо ушей эти странные речи Дуглесс и подумала, что ей, пожалуй, и не хочется знать все о Дуглесс.
— Так куда же вы пойдете? — повторила Гонория.
— Не имею ни малейшего представления, — ответила. Дуглесс.
— А родные у вас есть? — допытывалась Гонория.
— Может, и есть, — слабо улыбнувшись, ответила Дуглесс. — Кажется, в шестнадцатом веке где-то должны проживать некие Монтгомери!
— Но вы их не знаете? — спросила Гонория.
— Нет, знаю одного только Николаса! — ответила Дуглесс. Да, Николаса, который к настоящему моменту, без сомнения, уже вступил в брак? Она-то воображала, будто у нее есть свобода выбора, будто она может выбирать между тем, чтобы уйти или остаться, но теперь судьбу ее уже решили за нее! — Да, знаю Николаса и знаю все, что случится потом! — устало произнесла она.
— Тогда вы поедете к моей родне! — твердо заявила Гонория. — Им понравятся ваши игры и ваши песни. И они станут о вас заботиться! — Выдавив из себя некоторое подобие улыбки, Дуглесс сказала:
— Большое-большое вам спасибо, но, если мне нельзя быть с Николасом, то я вообще не хочу оставаться здесь! У Гонории даже лицо побелело, и она выкрикнула:
— Но самоубийство — дело противное Господу!
— Господу? — шепотом переспросила Дуглесс, и глаза ее вновь заволокло слезами. — Да Господь Бог и проделал все это со мной, и теперь все идет хуже некуда! — И, смежив веки, она прошептала:
— Ну, пожалуйста! Пожалуйста, Николас, не женись на ней! Пожалуйста, умоляю тебя!
Встревоженная Гонория подошла к ней и пощупала ее лоб.
— Да вы горите! — сказала она. — Вам нужно лечь, — вы больны!
— Я уже переболела! — пробормотала Дуглесс, позволив Гонории уложить себя в постель. Она как в тумане чувствовала на себе руки Гонории, расстегивавшие лиф ее платья, а потом забылась тяжелым сном.
Через несколько часов она открыла глаза и увидела, что в комнате уже темно. Она лежала в постели Гонории, и на ней была лишь ее полотняная рубашка, а волосы распущены. Подушка вся промокла, и она поняла, что плакала все время, пока спала.
— Николас! — прошептала она. Да, теперь он уже женат! Женат на женщине, которая убьет его, а со временем погубит и всех Стэффордов! Она закрыла глаза и снова задремала, а когда Проснулась, уже наступила ночь и в комнате было совсем темно. Гонория спала рядом с нею.
Что-то не в порядке! — подумала Дуглесс. — Очень и очень не в порядке! Она вспомнила, что леди Маргарет требовала от нее утром покинуть дом Стэффордов, но кроме этого явно случилось что-то еще!
— Николас! — прошептала она. — Я нужна Николасу! Она встала с постели и прошла на лестницу. Там все было тихо. Босая она спустилась вниз, переступая через лужицы, оставшиеся на полу после уборки, вышла через заднюю дверь и направилась в сторону парка, следуя инстинкту и какому-то внутреннему голосу, который вел ее.
Пройдя кирпичную террасу, она спустилась по ступенькам в сад, прошла по насыпной дорожке и свернула к садику со сложным переплетением дорожек. На небе виднелась лишь четвертушка луны, вокруг царил мрак, но ей и не нужно было ничего видеть, ибо ее вело внутреннее зрение.
Приближаясь к садику, она услышала плеск фонтана, где до отъезда Николаса ежедневно принимала душ. Но с того дня, как уехал Николас, она даже не выходила из дому.
В фонтане стоял Николас — совершенно голый, и тело его было покрыто мыльной пеной!
Дуглесс даже не успела что-то понять или о чем-то подумать! Только что она была перед фонтаном, а в следующее мгновение уже трепыхалась в мокрых руках Николаса и, обнимая его, целовала со всем отчаянием и страхом за него!
Все произошло настолько внезапно, что у нее просто не было времени хоть чуточку подумать. Вот она в объятиях, а вот они оба уже на земле, и при этом она без одежд! И они слились воедино с таким нетерпением, какое бывает у вырвавшегося на волю узника, так что Дуглесс даже взвизгнула. И Николас не слишком нежно, о нет, вовсе не нежно, выгнул ее тело, распластав ее на каменной скамье, и резко, будто слепящая молния, вошел в нее. Дуглесс же, вцепившись ему в плечи, впиваясь ногтями в его тело, обхватила ногами его талию, целиком отдаваясь ему!
Быстрыми, бешеными, сумасшедшими толчками они рвались навстречу друг другу, и тела их, залитые потом, впиваясь одно в другое, поднимались и опускались одновременно — снова, и снова, и снова!
Когда все уже шло к концу, Николас, подсунул под нее свои сильные руки, приподнял ее за ягодицы, чтобы в последнем толчке проникнуть в нее еще глубже! В глазах у Дуглесс потемнело, и тело ее напряглось в последнем пароксизме страсти: что-то выкрикнув, она почувствовала, что напряжение наконец-то отпустило ее!
Лишь спустя какое-то время она начала приходить в себя. Николас улыбался ей, и его зубы белели во тьме. Даже во мраке она могла видеть, как он счастлив.
Теперь к Дуглесс вернулась способность соображать.
— Что же мы наделали? — прошептала она. Высвобождаясь из ее плотно обхвативших его ног, Николас, приподняв, поставил ее рядом с собой и ответил:
— Мы только-только начали!
Она, моргая, растерянно глядела на него и все пыталась побудить свой разум работать лучше, но все тело ее еще трепетало от близости с ним. Соски подрагивали, прижимаясь к его груди.
— Отчего же ты здесь? — наконец проговорила она. — Боже ты мой! Николас, что же мы с тобой натворили?! — Она хотела было сесть на скамью, но он крепко обнял ее.
— У нас еще будет время для слов, — сказал он. — А сейчас я хочу сделать то, чего всегда хотел больше всего на свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— А разве это лучше? Отправить меня туда, к тем… к тем людям? Отослать прочь от Николаса?!
Отвернувшись от нее, леди Маргарет заявила;
— Я не собираюсь спорить с вами! Сегодня прощайтесь со всеми, а завтра поутру вас отвезут из моего дома. А теперь — уходите! У меня нет желания видеть вас!
Дуглесс покорно вышла из комнаты. Ничего не видя перед собой от слез, она как-то добралась до комнаты Гонории. Той стоило бросить лишь взгляд на ее лицо, и она сразу догадалась, что случилось нечто нехорошее. Впрочем, для Гонории это не было неожиданностью.
— Леди Маргарет гонит вас, да? — шепотом спросила Гонория.
Дуглесс кивнула в ответ.
— А у вас есть куда пойти? Есть кому о вас позаботиться? Дуглесс помотала головой.
— Мне придется оставить Николаса этой злокозненной женщине!
— Леди Летиции, что ли? — озадаченно спросила Гонория. — Эта дама, быть может, несколько холодна, но не думаю, чтоб злокозненна.
— Вы просто ее не знаете! — воскликнула Дуглесс.
— А вы знаете?!
— Ну, я-то много чего знаю о ней! И знаю, что именно она собирается предпринять!
Гонория уже научилась пропускать мимо ушей эти странные речи Дуглесс и подумала, что ей, пожалуй, и не хочется знать все о Дуглесс.
— Так куда же вы пойдете? — повторила Гонория.
— Не имею ни малейшего представления, — ответила. Дуглесс.
— А родные у вас есть? — допытывалась Гонория.
— Может, и есть, — слабо улыбнувшись, ответила Дуглесс. — Кажется, в шестнадцатом веке где-то должны проживать некие Монтгомери!
— Но вы их не знаете? — спросила Гонория.
— Нет, знаю одного только Николаса! — ответила Дуглесс. Да, Николаса, который к настоящему моменту, без сомнения, уже вступил в брак? Она-то воображала, будто у нее есть свобода выбора, будто она может выбирать между тем, чтобы уйти или остаться, но теперь судьбу ее уже решили за нее! — Да, знаю Николаса и знаю все, что случится потом! — устало произнесла она.
— Тогда вы поедете к моей родне! — твердо заявила Гонория. — Им понравятся ваши игры и ваши песни. И они станут о вас заботиться! — Выдавив из себя некоторое подобие улыбки, Дуглесс сказала:
— Большое-большое вам спасибо, но, если мне нельзя быть с Николасом, то я вообще не хочу оставаться здесь! У Гонории даже лицо побелело, и она выкрикнула:
— Но самоубийство — дело противное Господу!
— Господу? — шепотом переспросила Дуглесс, и глаза ее вновь заволокло слезами. — Да Господь Бог и проделал все это со мной, и теперь все идет хуже некуда! — И, смежив веки, она прошептала:
— Ну, пожалуйста! Пожалуйста, Николас, не женись на ней! Пожалуйста, умоляю тебя!
Встревоженная Гонория подошла к ней и пощупала ее лоб.
— Да вы горите! — сказала она. — Вам нужно лечь, — вы больны!
— Я уже переболела! — пробормотала Дуглесс, позволив Гонории уложить себя в постель. Она как в тумане чувствовала на себе руки Гонории, расстегивавшие лиф ее платья, а потом забылась тяжелым сном.
Через несколько часов она открыла глаза и увидела, что в комнате уже темно. Она лежала в постели Гонории, и на ней была лишь ее полотняная рубашка, а волосы распущены. Подушка вся промокла, и она поняла, что плакала все время, пока спала.
— Николас! — прошептала она. Да, теперь он уже женат! Женат на женщине, которая убьет его, а со временем погубит и всех Стэффордов! Она закрыла глаза и снова задремала, а когда Проснулась, уже наступила ночь и в комнате было совсем темно. Гонория спала рядом с нею.
Что-то не в порядке! — подумала Дуглесс. — Очень и очень не в порядке! Она вспомнила, что леди Маргарет требовала от нее утром покинуть дом Стэффордов, но кроме этого явно случилось что-то еще!
— Николас! — прошептала она. — Я нужна Николасу! Она встала с постели и прошла на лестницу. Там все было тихо. Босая она спустилась вниз, переступая через лужицы, оставшиеся на полу после уборки, вышла через заднюю дверь и направилась в сторону парка, следуя инстинкту и какому-то внутреннему голосу, который вел ее.
Пройдя кирпичную террасу, она спустилась по ступенькам в сад, прошла по насыпной дорожке и свернула к садику со сложным переплетением дорожек. На небе виднелась лишь четвертушка луны, вокруг царил мрак, но ей и не нужно было ничего видеть, ибо ее вело внутреннее зрение.
Приближаясь к садику, она услышала плеск фонтана, где до отъезда Николаса ежедневно принимала душ. Но с того дня, как уехал Николас, она даже не выходила из дому.
В фонтане стоял Николас — совершенно голый, и тело его было покрыто мыльной пеной!
Дуглесс даже не успела что-то понять или о чем-то подумать! Только что она была перед фонтаном, а в следующее мгновение уже трепыхалась в мокрых руках Николаса и, обнимая его, целовала со всем отчаянием и страхом за него!
Все произошло настолько внезапно, что у нее просто не было времени хоть чуточку подумать. Вот она в объятиях, а вот они оба уже на земле, и при этом она без одежд! И они слились воедино с таким нетерпением, какое бывает у вырвавшегося на волю узника, так что Дуглесс даже взвизгнула. И Николас не слишком нежно, о нет, вовсе не нежно, выгнул ее тело, распластав ее на каменной скамье, и резко, будто слепящая молния, вошел в нее. Дуглесс же, вцепившись ему в плечи, впиваясь ногтями в его тело, обхватила ногами его талию, целиком отдаваясь ему!
Быстрыми, бешеными, сумасшедшими толчками они рвались навстречу друг другу, и тела их, залитые потом, впиваясь одно в другое, поднимались и опускались одновременно — снова, и снова, и снова!
Когда все уже шло к концу, Николас, подсунул под нее свои сильные руки, приподнял ее за ягодицы, чтобы в последнем толчке проникнуть в нее еще глубже! В глазах у Дуглесс потемнело, и тело ее напряглось в последнем пароксизме страсти: что-то выкрикнув, она почувствовала, что напряжение наконец-то отпустило ее!
Лишь спустя какое-то время она начала приходить в себя. Николас улыбался ей, и его зубы белели во тьме. Даже во мраке она могла видеть, как он счастлив.
Теперь к Дуглесс вернулась способность соображать.
— Что же мы наделали? — прошептала она. Высвобождаясь из ее плотно обхвативших его ног, Николас, приподняв, поставил ее рядом с собой и ответил:
— Мы только-только начали!
Она, моргая, растерянно глядела на него и все пыталась побудить свой разум работать лучше, но все тело ее еще трепетало от близости с ним. Соски подрагивали, прижимаясь к его груди.
— Отчего же ты здесь? — наконец проговорила она. — Боже ты мой! Николас, что же мы с тобой натворили?! — Она хотела было сесть на скамью, но он крепко обнял ее.
— У нас еще будет время для слов, — сказал он. — А сейчас я хочу сделать то, чего всегда хотел больше всего на свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132