Беднягу затягивали ремнями, опускали рубильник, но разряд частенько бывал слишком слабым, и парень только поджаривался. Палач ждал несколько минут, а потом снова врубал ток. Иногда процесс отнимал четверть часа. Временами подручные плохо закрепляли электроды, и тогда вспыхивало пламя, из глаз и ушей несчастных сыпались искры. Я читал про парня, которому дали не то напряжение. У него закипели мозги, лопнули глаза, через поры кожи проступила кровь. Когда по тебе проходит ток, кожа нагревается до такой степени, что к трупу невозможно прикоснуться, и врач констатирует смерть часа два спустя. Словом, проблем юристам хватало. Рассказывают случай: опустили рубильник, человек дернулся и застыл, а потом вдруг опять начал дышать. Второй разряд – то же самое. Успехом, если так можно сказать, увенчалась лишь пятая попытка. Все это, конечно, приводило людей в ужас, и какой-то армейский доктор придумал газовую камеру, ее сочли более гуманной. Сейчас, как ты говоришь, она уже устарела. Теперь у нас есть благословенный укол.
– Сколько человек были казнены штатом в этой камере? – внимая каждому слову спросил Адам.
– Впервые ее использовали в 54-м. До 70-го через газовку прошли здесь тридцать пять мужчин. Ни одной женщины. После дела Фермана смертную казнь отменили, и только в 82-м в камеру ступил Тедди Микс. С тремя последовавшими за ним набирается тридцать девять человек. Я буду сороковым.
Сэм вновь принялся расхаживать, уже значительно медленнее.
– На редкость неразумный способ отнимать жизнь, – раздельно проговорил он, как читающий лекцию профессор. – И к тому же опасный. В первую очередь для того, кто сидит в кресле, но едва ли в меньшей степени и для зрителей. Камеры стары, каждая в той или иной мере дает утечку. Резиновые прокладки давно растрескались, а на нормальную герметизацию у властей нет денег. Малейшая утечка грозит смертью палачу, да и всем находящимся поблизости. В небольшой комнате за стеной камеры всегда находятся несколько человек: Найфех, Лукас Манн, священник, доктор. Во время казни обе двери комнаты запираются. Если в нее проникнет газ, то жертвами почти наверняка окажутся Найфех и Лукас. Подумай! Не такая уж плохая идея, а?
Свидетели же даже не подозревают о том, что может произойти. От камеры их отделяет лишь перегородка с окошками, которые за давностью лет тоже пришли в негодность. Как и инспектор, свидетели сидят в маленькой комнатке, они заперты на ключ. Стоит двум кубикам газа попасть внутрь – и этим куклам крышка.
Но настоящее дерьмо впереди. На грудь тебе цепляют электрод, проводок от которого бежит через стену к кардиографу. Когда врач констатирует смерть, в потолке камеры открывается клапан. Газ, во всяком случае, большая его часть, выходит. Служитель выжидает пятнадцать минут и распахивает дверь. Камеру продувают охлажденным воздухом, а он смешивается с остатками газа, и на всех поверхностях оседает конденсат.
Он смертельно опасен, но придурки этого не сознают. Крошечными капельками синильной кислоты покрыты стены, пол, потолок, окна, дверные замки и, разумеется, труп.
Камеру и тело казненного опрыскивают раствором аммиака, чтобы нейтрализовать газ, а затем туда входит команда уборщиков в кислородных масках. Они обмывают тело еще раз, потому что яд продолжает сочиться сквозь поры. С трупа снимают одежду, складывают в пластиковый пакет и сжигают. В прежние времена к моменту казни на осужденном оставались только трусы, и это здорово упрощало работу уборщиков. Но сейчас либеральные власти позволили нам отправляться на тот свет в чем угодно. Имей в виду, малыш, мне еще предстоит подобрать соответствующий наряд.
– Что происходит с телом? – спросил Адам, испытывая неловкость от щекотливой темы их беседы, но исполненный решимости довести разговор до конца.
Сэм ухмыльнулся, сунул в рот сигарету.
– Ты знаешь что-нибудь о моем гардеробе?
– Нет.
– Он состоит из двух обезьяньих костюмов красного цвета, четырех или пяти пар нижнего белья и дивных резиновых тапочек, какими черномазые торгуют на распродажах. Я категорически отказываюсь облачиться перед смертью в подобное одеяние. Почему, собственно говоря, не воспользоваться дарованными мне конституцией правами и не уйти из этого мира так же, как я в него пришел – в чем мать родила? Представляешь картину? Эти мартышки укладывают меня в кресло и пеленают ремнями – панически боясь прикоснуться к моему члену. Электрод от кардиографа я попрошу прицепить к гениталиям. Почтенный доктор будет в восторге! А свидетелям я обязательно покажу голый зад. Вот что я сделаю. Обязательно!
– Что происходит с телом? – повторил Адам.
– Ну, после того как тело обмоют и продезинфицируют, Уборщики обряжают его в тюремную робу и укладывают в пластиковый мешок. Мешок кладут в машину “скорой” и везут на кладбище или к крематорию – по желанию семьи, если таковая существует.
На последний вопрос Кэйхолл отвечал уже поднявшись, стоя спиной к Адаму и обращаясь к книжному стеллажу. Затем Сэм надолго смолк. Глаза его смотрели в пустоту, на воскресшие из глубин памяти образы четырех сидельцев, которые мгновенно и безболезненно оставили земную юдоль.
Обитатели Семнадцатого блока ревностно соблюдали неписаное правило: не входить в газовую камеру в одежде красного цвета. Они не могли допустить, чтобы власть торжествовала, отправляя их на тот свет в балахоне шута.
Сэм думал о брате, том самом, что ежемесячно поставлял на Скамью целую коробку сигарет. Не согласится ли он прислать рубашку и пару приличных брюк? Новые носки тоже не помешали бы. Ботинки сгодятся любые – только не эти галоши, уж лучше босиком.
Повернувшись, он медленно приблизился к Адаму, сел.
– Мне нравится твоя идея. – Голос Сэма звучал спокойно и ровно. – Попробуем.
– Я рад. Тогда за работу. Необходимо, чтобы ты раскопал еще несколько случаев, таких, как со стариной Джимми из Северной Каролины. Мы проанализируем каждый приведенный в исполнение приговор, а потом я предъявлю штату иск. Составь список людей, способных дать показания по казням Микса и Тоула, Моука и Пэрриса.
С невнятным бормотанием Сэм поднялся, шагнул к стеллажам, начал отбирать книги. Когда их количество в стопке перевалило за второй десяток, он устало опустился на стул.
ГЛАВА 19
Бескрайние поля пшеницы уходили до горизонта, поднимаясь по склонам пологих холмов. В сизой дымке темнели величественные громады гор. Просторная долина, лежавшая чуть выше полей и защищенная от мира горным хребтом, была отличным местом для лагеря, который раскинулся на площади около сотни акров. Густые заросли шиповника надежно скрывали от глаз ограду из колючей проволоки. Маскировочные сети не позволяли засечь площадки для стрельбы и рукопашного боя даже с воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
– Сколько человек были казнены штатом в этой камере? – внимая каждому слову спросил Адам.
– Впервые ее использовали в 54-м. До 70-го через газовку прошли здесь тридцать пять мужчин. Ни одной женщины. После дела Фермана смертную казнь отменили, и только в 82-м в камеру ступил Тедди Микс. С тремя последовавшими за ним набирается тридцать девять человек. Я буду сороковым.
Сэм вновь принялся расхаживать, уже значительно медленнее.
– На редкость неразумный способ отнимать жизнь, – раздельно проговорил он, как читающий лекцию профессор. – И к тому же опасный. В первую очередь для того, кто сидит в кресле, но едва ли в меньшей степени и для зрителей. Камеры стары, каждая в той или иной мере дает утечку. Резиновые прокладки давно растрескались, а на нормальную герметизацию у властей нет денег. Малейшая утечка грозит смертью палачу, да и всем находящимся поблизости. В небольшой комнате за стеной камеры всегда находятся несколько человек: Найфех, Лукас Манн, священник, доктор. Во время казни обе двери комнаты запираются. Если в нее проникнет газ, то жертвами почти наверняка окажутся Найфех и Лукас. Подумай! Не такая уж плохая идея, а?
Свидетели же даже не подозревают о том, что может произойти. От камеры их отделяет лишь перегородка с окошками, которые за давностью лет тоже пришли в негодность. Как и инспектор, свидетели сидят в маленькой комнатке, они заперты на ключ. Стоит двум кубикам газа попасть внутрь – и этим куклам крышка.
Но настоящее дерьмо впереди. На грудь тебе цепляют электрод, проводок от которого бежит через стену к кардиографу. Когда врач констатирует смерть, в потолке камеры открывается клапан. Газ, во всяком случае, большая его часть, выходит. Служитель выжидает пятнадцать минут и распахивает дверь. Камеру продувают охлажденным воздухом, а он смешивается с остатками газа, и на всех поверхностях оседает конденсат.
Он смертельно опасен, но придурки этого не сознают. Крошечными капельками синильной кислоты покрыты стены, пол, потолок, окна, дверные замки и, разумеется, труп.
Камеру и тело казненного опрыскивают раствором аммиака, чтобы нейтрализовать газ, а затем туда входит команда уборщиков в кислородных масках. Они обмывают тело еще раз, потому что яд продолжает сочиться сквозь поры. С трупа снимают одежду, складывают в пластиковый пакет и сжигают. В прежние времена к моменту казни на осужденном оставались только трусы, и это здорово упрощало работу уборщиков. Но сейчас либеральные власти позволили нам отправляться на тот свет в чем угодно. Имей в виду, малыш, мне еще предстоит подобрать соответствующий наряд.
– Что происходит с телом? – спросил Адам, испытывая неловкость от щекотливой темы их беседы, но исполненный решимости довести разговор до конца.
Сэм ухмыльнулся, сунул в рот сигарету.
– Ты знаешь что-нибудь о моем гардеробе?
– Нет.
– Он состоит из двух обезьяньих костюмов красного цвета, четырех или пяти пар нижнего белья и дивных резиновых тапочек, какими черномазые торгуют на распродажах. Я категорически отказываюсь облачиться перед смертью в подобное одеяние. Почему, собственно говоря, не воспользоваться дарованными мне конституцией правами и не уйти из этого мира так же, как я в него пришел – в чем мать родила? Представляешь картину? Эти мартышки укладывают меня в кресло и пеленают ремнями – панически боясь прикоснуться к моему члену. Электрод от кардиографа я попрошу прицепить к гениталиям. Почтенный доктор будет в восторге! А свидетелям я обязательно покажу голый зад. Вот что я сделаю. Обязательно!
– Что происходит с телом? – повторил Адам.
– Ну, после того как тело обмоют и продезинфицируют, Уборщики обряжают его в тюремную робу и укладывают в пластиковый мешок. Мешок кладут в машину “скорой” и везут на кладбище или к крематорию – по желанию семьи, если таковая существует.
На последний вопрос Кэйхолл отвечал уже поднявшись, стоя спиной к Адаму и обращаясь к книжному стеллажу. Затем Сэм надолго смолк. Глаза его смотрели в пустоту, на воскресшие из глубин памяти образы четырех сидельцев, которые мгновенно и безболезненно оставили земную юдоль.
Обитатели Семнадцатого блока ревностно соблюдали неписаное правило: не входить в газовую камеру в одежде красного цвета. Они не могли допустить, чтобы власть торжествовала, отправляя их на тот свет в балахоне шута.
Сэм думал о брате, том самом, что ежемесячно поставлял на Скамью целую коробку сигарет. Не согласится ли он прислать рубашку и пару приличных брюк? Новые носки тоже не помешали бы. Ботинки сгодятся любые – только не эти галоши, уж лучше босиком.
Повернувшись, он медленно приблизился к Адаму, сел.
– Мне нравится твоя идея. – Голос Сэма звучал спокойно и ровно. – Попробуем.
– Я рад. Тогда за работу. Необходимо, чтобы ты раскопал еще несколько случаев, таких, как со стариной Джимми из Северной Каролины. Мы проанализируем каждый приведенный в исполнение приговор, а потом я предъявлю штату иск. Составь список людей, способных дать показания по казням Микса и Тоула, Моука и Пэрриса.
С невнятным бормотанием Сэм поднялся, шагнул к стеллажам, начал отбирать книги. Когда их количество в стопке перевалило за второй десяток, он устало опустился на стул.
ГЛАВА 19
Бескрайние поля пшеницы уходили до горизонта, поднимаясь по склонам пологих холмов. В сизой дымке темнели величественные громады гор. Просторная долина, лежавшая чуть выше полей и защищенная от мира горным хребтом, была отличным местом для лагеря, который раскинулся на площади около сотни акров. Густые заросли шиповника надежно скрывали от глаз ограду из колючей проволоки. Маскировочные сети не позволяли засечь площадки для стрельбы и рукопашного боя даже с воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149