Адам рассыпался в извинениях за доставленные неудобства.
– Чепуха! Не вешай носа!
Через несколько минут на пороге возник Гарнер Гудмэн.
– Пока все идет хорошо. – Сказано это было почему-то шепотом. – Присутствуют одиннадцать человек. Пятеро на нашей стороне. Розена поддержат по меньшей мере трое. Похоже, голоса или двух ему не хватит.
– А сам он здесь? – спросил Адам, зная ответ, но надеясь в глубине души, что дикий вепрь испустил дух.
– Еще бы. Выглядит встревоженным. Эммит не клал телефонную трубку до десяти вечера. У нас достаточно сторонников, и Розен знает об этом. – Дверь захлопнулась.
В четверть девятого председательствующий объявил собравшимся о наличии кворума и сообщил причину внеочередной встречи: вопрос о расторжении контракта с сотрудником фирмы Адамом Холлом. Первым получил слово Эммит Уайкофф. Поднявшись из-за стола, Эммит шагнул к стеллажу, принял непринужденную позу и не менее десяти минут расписывал собравшимся явные и скрытые достоинства мистера Холла. Последних оказывалось больше. Со стороны можно было подумать, что Уайкофф обращается к жюри присяжных. Примерно половина членов комиссии его слов не слышали: профессиональные юристы с головой погрузились в собственные бумаги.
Следующим выступил Гудмэн. Гарнер кратко напомнил присутствующим о деле Сэма Кэйхолла, откровенно признал, что скорее всего казнь неизбежна, и тут же переключился на Адама. Да, молодой человек совершил ошибку, не признавшись в своем родстве с Кэйхоллом, но какая разница? Одно дело – былые грехи, и совершенно другое – конкретная ситуация сегодня. Для клиента фирмы, жить которому осталось всего три недели, она гораздо важнее.
В библиотеке не прозвучало ни вопроса. По-видимому, удовлетворить собственное любопытство слушатели рассчитывали с помощью Розена.
За редкими исключениями, юристы обладают отличной памятью. Стоит одному из них претерпеть несправедливость или, не дай Бог, унижение – и он годами будет ждать случая, чтобы заплатить долг. Должников в фирме “Крейвиц энд Бэйн” у Дэниела Розена хватало. На посту управляющего Розен только и делал, что с непоколебимой решимостью множил их количество. Стиль его руководства превращал сотрудника в робкого мышонка. Розен запугивал, подтасовывал факты, лгал. Дать ему отпор было невозможно. Он оскорблял молодежь и изводил нравоучениями ветеранов. Он диктовал свои условия общественным комиссиям, нисколько не считался с политикой фирмы, сманивал клиентов у коллег. Теперь, на склоне лет, наступала пора собирать взращенный урожай.
Управляющий не успел проговорить и двух минут, когда его прервали. Нарушителем спокойствия оказался средних лет мужчина, приятель Эммита, увлекающийся гонками на мотоцикле. Розен степенно расхаживал по библиотеке, как когда-то по залу суда, но внезапный вопрос заставил его остановиться. Он все еще мысленно отшлифовывал саркастический ответ, однако тут же прозвучала новая реплика, за ней – третья. Вспыхнула перепалка.
Трое смутьянов мастерски поддерживали друг друга, тактика их действий наводила на мысль о тщательно подготовленной атаке. Не в силах противостоять разящим ударам, Розен едва сдерживал ярость. Троица же сохраняла абсолютное хладнокровие. Перед каждым лежал блокнот со списком вопросов.
– В чем вы усматриваете конфликт интересов, мистер Розен?
– Юрист наделен правом представлять членов своей семьи, не так ли, мистер Розен?
– Спрашивали ли мистера Холла при приеме на работу о том, не вела ли наша фирма дел его родственников?
– Вы не хотите, чтобы общественность была лучше осведомлена о деятельности фирмы, мистер Розен?
– Почему вы считаете подобную осведомленность нежелательной, мистер Розен?
– А вы бы попытались спасти члена своей семьи от смертной казни?
– Что вообще вы думаете о смертной казни?
– Не желаете ли вы втайне смерти мистера Кэйхолла по причине его ненависти к евреям?
– Не кажется ли вам, что вы сознательно подставили мистера Холла?
Стороннему наблюдателю происходившее в библиотеке наверняка представилось бы весьма неприглядным зрелищем. Привыкший одерживать блестящие победы в залах суда, Дэниел Розен был вынужден держать ответ перед какой-то комиссией. Не перед жюри. Не перед судьей. Перед жалкой комиссией!
Отступить? Ни за что! Розен продолжал давить, голос его набирал силу. Фразы стали едкими, прозвучало несколько персональных выпадов, а в адрес Адама Холла высказывались откровенные гадости.
Делать этого никак не следовало. В схватку ринулись остальные, и через пять минут управляющий напоминал загнанного зайца. Поняв, что склонить большинство на свою сторону ему не удастся, Розен сбросил обороты. В обычной снисходительной манере он провозгласил несколько расхожих истин об этических принципах и недопустимости двусмысленного поведения, истин, которые всякий юрист познает еще первокурсником и которыми охотно козыряет в дискуссии, но пренебрегает во всех иных случаях.
Закончив отповедь, Розен твердым шагом вышел из библиотеки. Память его прочно зафиксировала имена тех, кто имел дерзость отстаивать собственные взгляды. Ничего, наглецы еще горько пожалеют о своих словах.
Бумаги, диктофоны и записные книжки мигом исчезли со стола. На полированной поверхности остались лишь три серебряных кофейника и дюжина пустых чашек. Председательствующий предложил голосовать. Розена поддержали пять членов комиссии, но шестеро упрямцев взяли сторону Адама. Через две минуты библиотека опустела.
– Шесть к пяти? – переспросил Адам, глядя на подобревшие, однако все еще серьезные лица Гарнера Гудмэна и Эммита Уайкоффа.
– Как и следовало ожидать, – заметил Эммит.
– Слава Богу, обошлось, – с облегчением проговорил Гудмэн. – Ты мог запросто лишиться работы.
– Я должен прийти в восторг? То есть еще бы один голос, и мне пришлось бы идти на биржу труда?
– Сомневаюсь. Голоса распределились еще до начала заседания, – объяснил Уайкофф. – За Розена были только двое сотрудников, трое других пошли за коллегами лишь потому, что знали: победа все равно твоя. Не представляешь, сколько вчера вечером было сломано копий. Розен получил свое. Через три месяца его здесь не будет.
– Или раньше, – вставил Гудмэн. – Фирму уже тошнит от него.
– А меня-то! – Адам невесело усмехнулся.
Эммит бросил взгляд на часы: восемь сорок пять, в девять его ждут в суде.
– Так, Адам, мне пора бежать. – Он застегнул пиджак. – Когда ты возвращаешься в Мемфис?
– Думаю, сегодня.
– Может, пообедаем вместе? Нужно поговорить.
– С удовольствием.
Уайкофф распахнул дверь комнатки.
– Отлично. Моя секретарша тебе позвонит. Все. До встречи.
Внезапно заторопился и Гудмэн. Часы его вечно опаздывали, но на встречи Гарнер каким-то чудом умудрялся приходить вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
– Чепуха! Не вешай носа!
Через несколько минут на пороге возник Гарнер Гудмэн.
– Пока все идет хорошо. – Сказано это было почему-то шепотом. – Присутствуют одиннадцать человек. Пятеро на нашей стороне. Розена поддержат по меньшей мере трое. Похоже, голоса или двух ему не хватит.
– А сам он здесь? – спросил Адам, зная ответ, но надеясь в глубине души, что дикий вепрь испустил дух.
– Еще бы. Выглядит встревоженным. Эммит не клал телефонную трубку до десяти вечера. У нас достаточно сторонников, и Розен знает об этом. – Дверь захлопнулась.
В четверть девятого председательствующий объявил собравшимся о наличии кворума и сообщил причину внеочередной встречи: вопрос о расторжении контракта с сотрудником фирмы Адамом Холлом. Первым получил слово Эммит Уайкофф. Поднявшись из-за стола, Эммит шагнул к стеллажу, принял непринужденную позу и не менее десяти минут расписывал собравшимся явные и скрытые достоинства мистера Холла. Последних оказывалось больше. Со стороны можно было подумать, что Уайкофф обращается к жюри присяжных. Примерно половина членов комиссии его слов не слышали: профессиональные юристы с головой погрузились в собственные бумаги.
Следующим выступил Гудмэн. Гарнер кратко напомнил присутствующим о деле Сэма Кэйхолла, откровенно признал, что скорее всего казнь неизбежна, и тут же переключился на Адама. Да, молодой человек совершил ошибку, не признавшись в своем родстве с Кэйхоллом, но какая разница? Одно дело – былые грехи, и совершенно другое – конкретная ситуация сегодня. Для клиента фирмы, жить которому осталось всего три недели, она гораздо важнее.
В библиотеке не прозвучало ни вопроса. По-видимому, удовлетворить собственное любопытство слушатели рассчитывали с помощью Розена.
За редкими исключениями, юристы обладают отличной памятью. Стоит одному из них претерпеть несправедливость или, не дай Бог, унижение – и он годами будет ждать случая, чтобы заплатить долг. Должников в фирме “Крейвиц энд Бэйн” у Дэниела Розена хватало. На посту управляющего Розен только и делал, что с непоколебимой решимостью множил их количество. Стиль его руководства превращал сотрудника в робкого мышонка. Розен запугивал, подтасовывал факты, лгал. Дать ему отпор было невозможно. Он оскорблял молодежь и изводил нравоучениями ветеранов. Он диктовал свои условия общественным комиссиям, нисколько не считался с политикой фирмы, сманивал клиентов у коллег. Теперь, на склоне лет, наступала пора собирать взращенный урожай.
Управляющий не успел проговорить и двух минут, когда его прервали. Нарушителем спокойствия оказался средних лет мужчина, приятель Эммита, увлекающийся гонками на мотоцикле. Розен степенно расхаживал по библиотеке, как когда-то по залу суда, но внезапный вопрос заставил его остановиться. Он все еще мысленно отшлифовывал саркастический ответ, однако тут же прозвучала новая реплика, за ней – третья. Вспыхнула перепалка.
Трое смутьянов мастерски поддерживали друг друга, тактика их действий наводила на мысль о тщательно подготовленной атаке. Не в силах противостоять разящим ударам, Розен едва сдерживал ярость. Троица же сохраняла абсолютное хладнокровие. Перед каждым лежал блокнот со списком вопросов.
– В чем вы усматриваете конфликт интересов, мистер Розен?
– Юрист наделен правом представлять членов своей семьи, не так ли, мистер Розен?
– Спрашивали ли мистера Холла при приеме на работу о том, не вела ли наша фирма дел его родственников?
– Вы не хотите, чтобы общественность была лучше осведомлена о деятельности фирмы, мистер Розен?
– Почему вы считаете подобную осведомленность нежелательной, мистер Розен?
– А вы бы попытались спасти члена своей семьи от смертной казни?
– Что вообще вы думаете о смертной казни?
– Не желаете ли вы втайне смерти мистера Кэйхолла по причине его ненависти к евреям?
– Не кажется ли вам, что вы сознательно подставили мистера Холла?
Стороннему наблюдателю происходившее в библиотеке наверняка представилось бы весьма неприглядным зрелищем. Привыкший одерживать блестящие победы в залах суда, Дэниел Розен был вынужден держать ответ перед какой-то комиссией. Не перед жюри. Не перед судьей. Перед жалкой комиссией!
Отступить? Ни за что! Розен продолжал давить, голос его набирал силу. Фразы стали едкими, прозвучало несколько персональных выпадов, а в адрес Адама Холла высказывались откровенные гадости.
Делать этого никак не следовало. В схватку ринулись остальные, и через пять минут управляющий напоминал загнанного зайца. Поняв, что склонить большинство на свою сторону ему не удастся, Розен сбросил обороты. В обычной снисходительной манере он провозгласил несколько расхожих истин об этических принципах и недопустимости двусмысленного поведения, истин, которые всякий юрист познает еще первокурсником и которыми охотно козыряет в дискуссии, но пренебрегает во всех иных случаях.
Закончив отповедь, Розен твердым шагом вышел из библиотеки. Память его прочно зафиксировала имена тех, кто имел дерзость отстаивать собственные взгляды. Ничего, наглецы еще горько пожалеют о своих словах.
Бумаги, диктофоны и записные книжки мигом исчезли со стола. На полированной поверхности остались лишь три серебряных кофейника и дюжина пустых чашек. Председательствующий предложил голосовать. Розена поддержали пять членов комиссии, но шестеро упрямцев взяли сторону Адама. Через две минуты библиотека опустела.
– Шесть к пяти? – переспросил Адам, глядя на подобревшие, однако все еще серьезные лица Гарнера Гудмэна и Эммита Уайкоффа.
– Как и следовало ожидать, – заметил Эммит.
– Слава Богу, обошлось, – с облегчением проговорил Гудмэн. – Ты мог запросто лишиться работы.
– Я должен прийти в восторг? То есть еще бы один голос, и мне пришлось бы идти на биржу труда?
– Сомневаюсь. Голоса распределились еще до начала заседания, – объяснил Уайкофф. – За Розена были только двое сотрудников, трое других пошли за коллегами лишь потому, что знали: победа все равно твоя. Не представляешь, сколько вчера вечером было сломано копий. Розен получил свое. Через три месяца его здесь не будет.
– Или раньше, – вставил Гудмэн. – Фирму уже тошнит от него.
– А меня-то! – Адам невесело усмехнулся.
Эммит бросил взгляд на часы: восемь сорок пять, в девять его ждут в суде.
– Так, Адам, мне пора бежать. – Он застегнул пиджак. – Когда ты возвращаешься в Мемфис?
– Думаю, сегодня.
– Может, пообедаем вместе? Нужно поговорить.
– С удовольствием.
Уайкофф распахнул дверь комнатки.
– Отлично. Моя секретарша тебе позвонит. Все. До встречи.
Внезапно заторопился и Гудмэн. Часы его вечно опаздывали, но на встречи Гарнер каким-то чудом умудрялся приходить вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149