И она сделала то, что обычно проделывал Пупик, если ему что-то не нравилось. Пупий Саллюстий Муциан гадил в ботинки. Я такой счастливой возможности была лишена напрочь и потому плеснула остывший кофе прямо в холеную морду Алексея Алексеевича Титова. Дюжие молодчики из охраны схватились за полы пиджаков, но Титов властным жестом пресек их служебное рвение. Он с достоинством вынул из кармана носовой платок, протер им лицо и непоправимо испорченную сорочку. И, не говоря ни слова, поднялся со стула.
— Кофе действительно отвратительный. Настоящая бурда, — бросила я вслед ему и наконец-то одернула юбку.
Пошел ты!..
На пороге Алексей Алексеевич остановился, повернулся ко мне и обезоруживающе улыбнулся.
— Жду вас без пяти семь у Капеллы.
…Остаток рабочего дня я провела в библиотеке имени Л.Н. Толстого на Шестой линии. Проштудировав годовые подписки “Коммерсанта”, “Делового Петербурга”, а также — на всякий случай — некоторые криминальные издания и газету “Вне закона”, я оказалась подкована на все четыре конечности. И теперь знала об Алексее Алексеевиче Титове гораздо больше, чем любая из его девочек по вызову, не говоря уже о стационарных любовницах.
Он владел крупнейшей топливной компанией в регионе, разветвленной сетью бензоколонок и не менее разветвленной сетью супермаркетов. О таких мелочах, как ресторан и два казино, даже неловко было упоминать.
На все руки от скуки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Интересно, сколько он платит за ночь?
Ни в какую Капеллу я идти не собиралась, но самым необъяснимым для себя образом ровно без пяти семь уже торчала у входа в Капеллу. Ждать не пришлось: Алексей Алексеевич Титов оказался пунктуальным человеком.
Ко мне подошел все тот же азиат из его охраны и, почтительно склонив голову, предложил следовать за ним.
— Какой у вас пояс? — спросила я. Азиат, надменный, как лорд Адмиралтейства, непонимающе уставился на меня.
— Карате или айкидо? А может быть, борьба сумо?..
Так ничего и не ответив, азиат провел меня в переполненный зал.
Алексей Алексеевич уже поджидал меня, демократично устроившись в пятом ряду. Охрана маячила тут же — справа и слева, спереди и сзади — с выражением профессиональной скуки на лицах. Я плюхнулась в кресло по левую руку от Титова. Кресло по правую занимала какая-то старая грымза.
— Здравствуйте, Катя! — приветливо поздоровался Титов, обнажив два ряда великолепных фарфоровых зубов
— Здравствуйте, — ничего более оригинального я придумать не могла.
— Познакомьтесь, это моя мама, Агнесса Львовна.
Грымза повернулась ко мне и протянула сухую лапку, унизанную бриллиантами. Теперь я поняла, почему лицо Титова показалось мне смутно знакомым: он был похож на свою мать.
А уж забыть ее физиономию, растиражированную телевидением и прочими, весьма достойными средствами массовой информации, было невозможно.
Агнесса Львовна Стуруа, известная правозащитница и член Хельсинкской группы, активный участник общества “Мемориал”. Более нелепого альянса, чем мать и сын, капиталист и бессребреница, и придумать было невозможно. Я едва удержалась от улыбки, но протянутую мне лапку все же пожала. Агнесса прошипела что-то вроде “Очень приятно”, обнажив такие же фарфоровые, как и у сына, зубы. Ей совсем не было приятно, в гробу она меня видела, очередную шлюшонку ее любвеобильного Лешика, но положение обязывает.
— Вы поклонница духовной музыки? — светски спросила Агнесса.
— Предпочитаю трэш, хип-хоп и техно, — ответила я. — Вы позволите программку, Алексей Алексеевич?..
Уткнувшись в программку (“регент Этери Коходзе, молитву читает Джони Джанджалашвили”), я исподтишка наблюдала за известной правозащитницей. Лицо ее, унавоженное дорогой косметикой; лицо, потрепанное классовыми боями .с агентами КГБ и ночными попойками с агентами ЦРУ, являло собой настоящее произведение искусства. Лукас ван Остреа остался бы доволен такой натурщицей. В его полотнах она заняла бы достойное место старухи, напялившей на себя маску молодой женщины.
Персонификация Лжи, сказал бы младший Гольтман, специалист по сюжетам и символам.
Все первое отделение я не могла сосредоточиться на грузинских духовных песнопениях: мне мешали волны скрытой ненависти, идущие от Агнессы, и тупые затылки охраны, окружавшие меня со всех сторон. Поэтому последнюю вещь перед антрактом — “Рождество твое нетленно есть, Дево”, я восприняла с энтузиазмом. Интересно, чем займет меня в коротком перерыве Алексей Алексеевич?
В антракте мы просочились в буфет, часть которого была предварительно оцеплена охраной Титова. Он заказал шампанское и пирожные. Я тотчас же принялась пожирать их.
— Ну как? — спросил Алексей Алексеевич, с умилением наблюдая за мной.
— Вы всегда знакомите всех своих шлюх с мамой? — спросила я, заталкивая в рот остатки крема.
— А вы думаете, что вы шлюха?
— Это вы так думаете.
— С чего вы взяли? — он даже не нашелся, что ответить.
— Ну как же, приперлась сюда, а ведь могла не приходить. Если бы мне, после десяти минут знакомства, предложил подобный культпоход какой-нибудь кровельщик из жека, я послала бы его подальше.
— А меня?
— Вас не послала, как видите. Более того, нахожу вас очень сексуальным.
— Правда?
— Большие деньги всегда сексуальны, — продолжала вовсю откровенничать я.
Пока он соображал, что же мне ответить на такие убийственные откровения, к нам присоединилась Агнесса Львовна.
— Вот, купила диски, — сказала она, мгновенно оценив мизансцену: богатый простак и коварная соблазнительница. — Вам понравился “Тропарь святым апостолам”, милочка?
— Я ничего не понимаю в духовной музыке. Должно быть, это действительно красиво. Хотя и несколько однообразно.
Я залпом осушила свой бокал и подмигнула Агнессе.
— Скучаете по Советской власти, Агнесса Львовна? Агнесса поджала свои неистовые, стертые многочисленными шпионскими поцелуями, губы.
— Буду ждать тебя в зале, — сказала она сыну и в сопровождении двоих охранников направилась в зал. Мне было отказано в праве на существование.
— Ты не очень-то вежлива с моей матерью, — заметил Титов.
— Ненавижу правозащитников, — совершенно искренне ответила я. — А также американский империализм, НАТО и бомбежки Сербии. И еще ненавижу, когда меня называют милочкой.
Изложив свои программные тезисы, я уставилась на Титова. Если он проглотит и это…
Он проглотил.
— Еще шампанского? — спросил Титов, игнорируя третий звонок.
— Пожалуй.
— Знаешь, что? Поехали в ресторан.
— К цыганам?
— Что-то вроде того.
— А как же церковные хоралы?
— Ты права, — в глазах Титова явственно прочитывалось желание обладать рыжей хамкой здесь и сейчас. — Это несколько однообразно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Кофе действительно отвратительный. Настоящая бурда, — бросила я вслед ему и наконец-то одернула юбку.
Пошел ты!..
На пороге Алексей Алексеевич остановился, повернулся ко мне и обезоруживающе улыбнулся.
— Жду вас без пяти семь у Капеллы.
…Остаток рабочего дня я провела в библиотеке имени Л.Н. Толстого на Шестой линии. Проштудировав годовые подписки “Коммерсанта”, “Делового Петербурга”, а также — на всякий случай — некоторые криминальные издания и газету “Вне закона”, я оказалась подкована на все четыре конечности. И теперь знала об Алексее Алексеевиче Титове гораздо больше, чем любая из его девочек по вызову, не говоря уже о стационарных любовницах.
Он владел крупнейшей топливной компанией в регионе, разветвленной сетью бензоколонок и не менее разветвленной сетью супермаркетов. О таких мелочах, как ресторан и два казино, даже неловко было упоминать.
На все руки от скуки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Интересно, сколько он платит за ночь?
Ни в какую Капеллу я идти не собиралась, но самым необъяснимым для себя образом ровно без пяти семь уже торчала у входа в Капеллу. Ждать не пришлось: Алексей Алексеевич Титов оказался пунктуальным человеком.
Ко мне подошел все тот же азиат из его охраны и, почтительно склонив голову, предложил следовать за ним.
— Какой у вас пояс? — спросила я. Азиат, надменный, как лорд Адмиралтейства, непонимающе уставился на меня.
— Карате или айкидо? А может быть, борьба сумо?..
Так ничего и не ответив, азиат провел меня в переполненный зал.
Алексей Алексеевич уже поджидал меня, демократично устроившись в пятом ряду. Охрана маячила тут же — справа и слева, спереди и сзади — с выражением профессиональной скуки на лицах. Я плюхнулась в кресло по левую руку от Титова. Кресло по правую занимала какая-то старая грымза.
— Здравствуйте, Катя! — приветливо поздоровался Титов, обнажив два ряда великолепных фарфоровых зубов
— Здравствуйте, — ничего более оригинального я придумать не могла.
— Познакомьтесь, это моя мама, Агнесса Львовна.
Грымза повернулась ко мне и протянула сухую лапку, унизанную бриллиантами. Теперь я поняла, почему лицо Титова показалось мне смутно знакомым: он был похож на свою мать.
А уж забыть ее физиономию, растиражированную телевидением и прочими, весьма достойными средствами массовой информации, было невозможно.
Агнесса Львовна Стуруа, известная правозащитница и член Хельсинкской группы, активный участник общества “Мемориал”. Более нелепого альянса, чем мать и сын, капиталист и бессребреница, и придумать было невозможно. Я едва удержалась от улыбки, но протянутую мне лапку все же пожала. Агнесса прошипела что-то вроде “Очень приятно”, обнажив такие же фарфоровые, как и у сына, зубы. Ей совсем не было приятно, в гробу она меня видела, очередную шлюшонку ее любвеобильного Лешика, но положение обязывает.
— Вы поклонница духовной музыки? — светски спросила Агнесса.
— Предпочитаю трэш, хип-хоп и техно, — ответила я. — Вы позволите программку, Алексей Алексеевич?..
Уткнувшись в программку (“регент Этери Коходзе, молитву читает Джони Джанджалашвили”), я исподтишка наблюдала за известной правозащитницей. Лицо ее, унавоженное дорогой косметикой; лицо, потрепанное классовыми боями .с агентами КГБ и ночными попойками с агентами ЦРУ, являло собой настоящее произведение искусства. Лукас ван Остреа остался бы доволен такой натурщицей. В его полотнах она заняла бы достойное место старухи, напялившей на себя маску молодой женщины.
Персонификация Лжи, сказал бы младший Гольтман, специалист по сюжетам и символам.
Все первое отделение я не могла сосредоточиться на грузинских духовных песнопениях: мне мешали волны скрытой ненависти, идущие от Агнессы, и тупые затылки охраны, окружавшие меня со всех сторон. Поэтому последнюю вещь перед антрактом — “Рождество твое нетленно есть, Дево”, я восприняла с энтузиазмом. Интересно, чем займет меня в коротком перерыве Алексей Алексеевич?
В антракте мы просочились в буфет, часть которого была предварительно оцеплена охраной Титова. Он заказал шампанское и пирожные. Я тотчас же принялась пожирать их.
— Ну как? — спросил Алексей Алексеевич, с умилением наблюдая за мной.
— Вы всегда знакомите всех своих шлюх с мамой? — спросила я, заталкивая в рот остатки крема.
— А вы думаете, что вы шлюха?
— Это вы так думаете.
— С чего вы взяли? — он даже не нашелся, что ответить.
— Ну как же, приперлась сюда, а ведь могла не приходить. Если бы мне, после десяти минут знакомства, предложил подобный культпоход какой-нибудь кровельщик из жека, я послала бы его подальше.
— А меня?
— Вас не послала, как видите. Более того, нахожу вас очень сексуальным.
— Правда?
— Большие деньги всегда сексуальны, — продолжала вовсю откровенничать я.
Пока он соображал, что же мне ответить на такие убийственные откровения, к нам присоединилась Агнесса Львовна.
— Вот, купила диски, — сказала она, мгновенно оценив мизансцену: богатый простак и коварная соблазнительница. — Вам понравился “Тропарь святым апостолам”, милочка?
— Я ничего не понимаю в духовной музыке. Должно быть, это действительно красиво. Хотя и несколько однообразно.
Я залпом осушила свой бокал и подмигнула Агнессе.
— Скучаете по Советской власти, Агнесса Львовна? Агнесса поджала свои неистовые, стертые многочисленными шпионскими поцелуями, губы.
— Буду ждать тебя в зале, — сказала она сыну и в сопровождении двоих охранников направилась в зал. Мне было отказано в праве на существование.
— Ты не очень-то вежлива с моей матерью, — заметил Титов.
— Ненавижу правозащитников, — совершенно искренне ответила я. — А также американский империализм, НАТО и бомбежки Сербии. И еще ненавижу, когда меня называют милочкой.
Изложив свои программные тезисы, я уставилась на Титова. Если он проглотит и это…
Он проглотил.
— Еще шампанского? — спросил Титов, игнорируя третий звонок.
— Пожалуй.
— Знаешь, что? Поехали в ресторан.
— К цыганам?
— Что-то вроде того.
— А как же церковные хоралы?
— Ты права, — в глазах Титова явственно прочитывалось желание обладать рыжей хамкой здесь и сейчас. — Это несколько однообразно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105