Когда он устроился на сиденье рядом со мной, я почувствовала себя так неуютно, что мне сразу же захотелось выпрыгнуть из машины, упасть на землю и положить руки за голову.
— Ну? — коротко спросил он.
Салон “Фольксвагена” медленно наполнялся запахами, присущими только Жаику: настороженность, близкая опасность и острое недоверие ко всему. Именно этот букет ароматов источали его сальные железы во главе с копчиковой железой.
Оставаться с ним в закрытом пространстве, да еще один на один, было безумием чистой воды.
— Ну? — лексикон казаха не отличался разнообразием. — О чем вы хотели со мной поговорить?
— Может быть, поедем куда-нибудь? — робко предложила я.
— Куда?
— Выпьем кофе. В машине как-то неудобно.
— Почему?
Потому что я боюсь тебя до обморока, сукин ты сын!
— Это не очень короткий разговор.
— По поводу Агнессы Львовны? — наконец-то Жаик проявил хоть слабое подобие заинтересованности.
— В общем, да, — не стоит пугать его раньше времени. Здесь, в совершенно безлюдном месте, это может выйти мне боком. — Мне хотелось бы кое-что узнать у вас.
— Я больше не работаю на Агнессу. Что ж, высокооплачиваемые крысы всегда бегут с корабля первыми.
— Где мы можем поговорить? — гнула я свою линию.
— Здесь недалеко есть одно место. Если хотите, можем отправиться туда.
Я бы отправилась куда угодно, я бы отправилась к черту на рога, только бы не ощущать рядом его гибкое, хорошо натренированное тело.
— Говорите адрес.
— Я покажу.
"Одно место” оказалось ничем не примечательным маленьким кафе с гордым названием “Иргиз”. Очевидно, “Иргиз” выполнял функции прародины для местной казахской диаспоры: я оказалась единственной русской среди посетителей. Все помещение было убрано коврами и уставлено низкими столиками.
Жаика здесь хорошо знали, и потому нам был отведен лучший столик — в крошечной нише в самой глубине зала. Честное слово, я бы предпочла совсем другое посадочное место: поближе к двери. Жаик протянул мне меню.
— Заказывайте.
— А вы?
— Я не ем.
— Вообще? — удивилась я.
— После тренировки.
— Что посоветуете?
— Что хотите. Я не знаю ваших вкусов.
Я уткнулась носом в меню и, после долгих колебаний, выбрала для себя наиболее понравившиеся названия. Курт и айран.
Куртом назывались шарики из сухого творога, которые подванивали лошадиным потом. А айран и вовсе оказался подсоленным напитком из кобыльего молока, сильно смахивающим на козье.
— Ну как? — спросил у меня Жаик, когда я мужественно сунула в рот творожный шарик.
— Неописуемо.
— У вас не так много времени. Мне нужно еще вернуться за машиной.
— Хорошо. Я постараюсь уложиться в минимум.
— Как вы меня нашли? — неожиданно спросил он. Среди вытертых ковров и родных казахских физиономий его обтянутое войлоком сердце явно обмякало.
— Нашла. Потому что хотела найти. Мне нужно передать вам кое-что, — я достала из кармана браслет и протянула ему.
— Это же ваша вещь. Возьмите.
Я смутно надеялась, что такое внезапное появление браслета вызовет в нем хоть какие-то эмоции. Но лицо казаха осталось непроницаемым, только глаза сузились еще больше.
— Это не моя вещь, — сказал он.
Я даже задохнулась от такой неприкрытой лжи.
— Я видела ее у вас, Жаик. И вы знаете, что я видела.
— Нет. Это не моя вещь, — его и без того смуглое лицо еще больше потемнело. — Она больше не принадлежит мне.
— Вы правы, — легко согласилась я. — Она принадлежит… Она принадлежала женщине, которой больше нет в живых. И вы знаете, что ее нет в живых. Вы знаете, что ее убили.
Он молчал. Больше всего мне хотелось съездить по его плоской физиономии, но я прекрасно знала, чем это может для меня обернуться. Он перехватит мою руку и сломает запястье так же легко, как я сейчас разгрызаю зубами проклятый сухой творог.
— Вы, в лучшем случае, большая сволочь, Жаик, — я выпихнула из себя эти слова и вдруг почувствовала громадное облегчение.
— А в худшем?
— В худшем? Сами знаете кто, — это был открытый вызов. Брошенная мной перчатка полетела ему в лицо и наконец-то расшевелила его.
— Советую вам не бросаться словами.
— Или вы рассказываете мне все…
— Или?
— Завтра же этот браслет отправится куда следует. С соответствующими комментариями.
— Вы мне угрожаете?
— Просто предупреждаю, — где-то я уже слышала эти интонации… Ну конечно, капитан Марич и его профессиональная стойка. Все-таки, я порядочная обезьяна.
— Не лезьте не в свое дело, — хмуро бросил Жаик. — Это может плохо кончиться.
— Для кого?
— Для вас.
— Хочу сказать вам… Так, на всякий случай… Если со мной что-нибудь случится… К вам завтра же придут и попросят рассказать, что же конкретно со мной случилось. Вы меня понимаете?
— Дура, — ничего не произошло, даже концы тяжелой скатерти не пошевелились, только Жаик оказался рядом со мной. — Держись подальше от всего и не болтай. Ты поняла?
Со стороны мы представляли собой совершенно пасторальную группу: двое влюбленных в экзотической обстановке, смешение кровей, причудливая мозаика этносов. Насосавшиеся айрана казахи взирали на нас благосклонно. Жаик придвинулся еще ближе и приобнял меня правой рукой. И я тотчас же почувствовала литые пальцы на своих шейных позвонках. Стоило ему надавить чуть сильнее, и моя участь была бы решена…
Он надавил.
В глазах поплыли круги, и я едва не потеряла сознание. В ноздри забился липкий страх, от которого не было спасения, а спина и затылок вымокли до нитки. Сейчас я провалюсь в темноту, из которой нет выхода. Три сомкнутых пальца, и никакого ножа не надо…
— Отпустите, — трагическим шепотом прохрипела я.
— Ты поняла меня? Держись подальше от всего. Не повторяй чужих ошибок.
— Иначе?..
— Иначе будет очень плохо. Очень.
— Отпустите.
Он откинулся на спинку такой же низкой, как и столик, скамьи. Несколько секунд я глотала ртом воздух, приходя в себя.
— Это все, о чем вы хотели поговорить? — вежливо спросил он. Я молчала.
— Я могу идти?
— А что делать с этим? — я осторожно повернула ноющую шею в сторону браслета.
Он лежал среди шариков курта, неприкаянный и никому не нужный.
— Я же сказал вам. Эта вещь мне больше не принадлежит. Делайте с ней, что хотите.
Казах поднялся из-за столика и направился .к выходу. Ко мне тотчас же подскочил официант: двоюродный брат Жаика, троюродный брат Жаика, внучатый племянник Жаика, сын подруги сестры матери Жаика — похожий на Жаика как две капли воды. Официант, казалось, только что слезший со своего низкорослого лохматого коня, услужливо протянул мне счет.
Пятьдесят шесть рублей тридцать семь копеек.
Кто бы мог подумать, что лежалый сухой творог и стакан айрана стоят так дорого. Я криво улыбнулась официанту и бросила на стол две бумажки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105