— Она необыкновенная девушка, — сказал он с восхищением. Он наслаждался беседой с ней точно так же, как ее отец в течение предыдущих пяти дней. — И такое безукоризненное поведение. Не могу себе представить, чтобы у вас были с ней какие-то затруднения.
— Вы совершенно правы, — улыбнулась Виктория, гордясь своей младшей дочерью, — за исключением того, что она слишком хорошо себя ведет. — Викторию обескуражило полное равнодушие Сары к молодому лорду Винтропу. Это не сулит ничего хорошего молодым людям в Европе. — Она пережила большое разочарование, — призналась Виктория капитану, — и я боюсь, что какое-то время она будет сторониться молодых людей. Мы надеемся, что она развеется в Европе.
— Понимаю, — кивнул он. Это объясняло полное отсутствие у нее интереса к Филиппу Винтропу. — Она не из тех молодых женщин, которым легко найти мужчину, — сказал он с уважением. — Она слишком умна, чтобы интересоваться всякой чепухой. Возможно, ей нужен мужчина постарше. — Девушка понравилась ему, и он задумался над ее судьбой. Потом он улыбнулся Виктории и сказал: — Вам повезло. Сара — красивая девушка, надеюсь, она найдет себе прекрасного мужа.
Виктории было интересно, все ли думают, что они едут в Европу за мужем для Сары.
— Нам следует сегодня пораньше лечь спать. Завтра у нас тяжелый день.
Из Шербура им предстояло сразу отправиться в Париж. Сара никогда не была в Париже, и их ожидал напряженный график осмотра достопримечательностей. Они должны были остановиться в «Ритце», а через неделю переехать в Довиль, а затем в Биарриц, чтобы повидаться с друзьями, а затем неделю провести на Ривьере, в Каннах и еще несколько дней в Монте-Карло со старыми друзьями. И после всего этого они собирались отправиться в Лондон.
Корабль вошел в док в Шербуре в восемь часов утра, и Томпсоны сели на борт шлюпки в приподнятом настроении. Эдвард обсудил с ними список мест, которые, он считал, Сара обязательно должна посетить, среди них Тюильри, Версаль, Мальмезон, Эйфелева башня и, конечно, могила Наполеона. Когда все было перечислено, Виктория Томпсон удивленно посмотрела на мужа.
— Я не вижу в этом списке магазинов Шанель… Диора… Ты забыл о них, дорогой? — В этом году в Париже были в моде фиолетовый и розовато-лиловый цвета, и Виктория торопилась купить что-нибудь для себя и Сары.
— Я постараюсь включить их в наш маршрут, дорогая. — Он добродушно улыбнулся. — Я и не рассчитывал, что ты позволишь мне совсем забыть об этом… — Он наслаждался своей снисходительностью к жене.
Их комнаты в «Ритце» были превосходны. Сара занимала отдельный номер с видом на Вандомскую площадь. Оставшись одна, она должна была признаться себе, что в этом одиночестве было что-то сладостно-горькое.
Тяжело вздохнув, она забралась в огромную постель под стеганое ватное одеяло, а утром они отправились в Лувр и провели там несколько часов. Это был радостный день для ее родителей, как, впрочем, и все путешествие, потому что Сара во всем проявляла уступчивость. В Париже жила давняя подруга матери Эдварда, которая пригласила их к себе на чай на улицу Якобинцев. Сара наслаждалась музеями, соборами, магазинами и обществом своих родителей.
В Довиле она чувствовала себя более напряженно, потому что знакомые ее родителей, которых они посещали, настаивали на том, чтобы Сара встретилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы вызвать у них обоюдный интерес. Молодой человек заинтересовался Сарой, но ей он показался непривлекательным, невежественным и невероятно скучным. И пока они жили в Довиле, она старалась избегать встречи с ним. Точно так же в Биаррице ей навязывали двух братьев, а в Каннах — внука, если не считать двух «очаровательных» молодых людей, которых ей представили. К концу пребывания на Ривьере Сара была в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.
— Дорогая, тебе понравилось на Ривьере? — невинно спросила Виктория, когда они упаковывали вещи, готовясь к завтрашнему отъезду в Лондон.
— Нет, нисколько, — резко ответила Сара. — Совсем не понравилось.
— В самом деле? — Мать взглянула на нее с изумлением: она считала, что Сара прелестно провела время. Они были на нескольких яхтах, значительную часть времени провели на побережье и посетили несколько блестящих приемов. — Как жаль.
— Я хочу поговорить с тобой, мама. — Сара посмотрела ей прямо в лицо и отложила белую блузку, которую собиралась упаковать. — Я приехала в Европу не для того, чтобы найти другого мужа. Хочу напомнить тебе, что до ноября я еще замужем. А после развода не собираюсь ни с кем связывать свою жизнь. Я смертельно устала от всех твоих знакомых, которые пытаются навязать мне своих глупых сынков, невежественных внуков или слабоумных кузенов. Я еще не встретила здесь ни одного человека, с которым могла бы серьезно поговорить или захотела бы провести больше часа. Мне не нужны больше никакие кавалеры, и я не хочу, чтобы меня проволокли по всей Европе, демонстрируя как какую-то застенчивую девочку, отчаянно нуждающуюся в муже. Это понятно? — Потрясенная Виктория кивнула. — Кстати, кто-нибудь из этих людей знает, что я была замужем?
Виктория покачала головой:
— Не думаю, что они знают об этом.
— Так, может быть, тебе следовало сказать им. Я уверена, что они тогда не с таким восторгом навязывали бы мне своих дорогих глупцов, если бы знали, что я разведена.
— Это не преступление, Сара, — тихо заметила ее мать, прекрасно зная, как Сара к этому относится. Для Сары это было преступлением, непростительным грехом, который она сама не могла себе простить и ни от кого не ждала другого отношения к этому.
— Здесь нечем гордиться. И большинство людей вряд ли считают это ценным опытом.
— Я не считаю развод непоправимой бедой. Ты познакомишься с людьми, которые не станут тебя осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с ними своими переживаниями, если почувствуешь в этом потребность.
— Да, это похоже на болезнь. Необходимо предупредить людей.
— Вовсе нет. Только если ты хочешь.
— Может быть, мне даже следовало бы носить какой-то отличительный знак, как прокаженной. — Это было сказано с гневом, досадой и грустью, но она устала от надоедливых молодых людей, которые не представляли для нее никакого интереса и которые чуть ли не срывали с нее одежду. — Ты знаешь, что этот святой Джилли делал в Довиле? Он украл мою одежду, когда я переодевалась, а потом вошел ко мне и пытался сорвать с меня полотенце. Он думал, что это невероятно забавно.
— Какой ужас! — Виктория была потрясена. — Почему ты ничего не сказала?
— Я сказала ему. Я заявила, что, если он сейчас же не отдаст мне одежду, я пойду прямо к его отцу, и бедняга так перепугался, что незамедлительно отдал мне все и умолял никому не рассказывать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119