– Сейчас они прорвут своими таранами цепь, – глядя на вражеские суда, довольно улыбнулся Снорри. – Вот тут-то мы и накинемся, время терять не станем, нас же куда как больше! На что они рассчитывают, ярл? На своих воинов, прячущихся за надстройками и щитами? Всего-то десять кораблей, пусть и больших… А у нас – сотни!
– Назад, Снорри! – внезапно побелев, воскликнул ярл. – Всем назад!
– Что такое, мой ярл?
– Это огненосные дромоны, Снорри. Помнишь, Никифор как-то рассказывал? Еще чуть-чуть – и они сожгут нас, как молния сухое жнивье! Назад, все назад!
Ладьи русов зашевелили веслами. Видно, многие уже знали, что такое огненосный имперский флот…
Кто-то успел… А кто-то и нет!
Красиво, как на параде, затормозив веслами, дромоны остановились точнехонько перед самой цепью и выплюнули из труб огненную смесь! Несколько неосторожно приблизившихся к цепи ладей вспыхнули, их экипажи с криками ужаса попрыгали в воду. Дромоны произвели еще один залп – и теперь запылало уже само море – огненосная смесь горела и на воде. Многие пытались сбить огонь веслами, но это лишь усиливало его всесокрушающий пыл.
Огромный боевой селандр – размером примерно как два дромона – медленно повернулся боком. Ухнули катапульты, и высоко над водой пронеслись сеющие смерть снаряды – глиняные амфоры, начиненные все той же смесью, «греческим огнем», как ее называли. Вслед за амфорами полетели тяжелые стрелы.
Одна из амфор разбилась прямо на носу флагманской ладьи Хельги. Вспыхнуло гудящее пламя. Бросив весло, Лашк зачерпнул шлемом воду, плеснул – пламя вспыхнуло еще больше, разлилось вокруг, попав незадачливому пожаротушителю на кольчугу. С воплем парень быстро стянул ее вместе с рубахой и прыгнул в воду.
– Парус! – приказал ярл. – Быстро накройте парусом пламя! И, заклинаю всеми богами, не лейте больше воды.
Дивьян перегнулся через борт:
– Ты как, Лашк?
– Уже не так горячо. – Силясь улыбнуться, Лашк подплыл к самой ладье. – А ну, дай руку.
В воздухе со свистом проносились стрелы.
Дивьян нагнулся еще ниже, протянул другу руку, впрочем, тому уже и не требовалась особая помощь: взявшись за борт, он подтянулся – мокрый, смеющийся… И вдруг вытянулся, как-то беспомощно дернув шеей. Огромная стрела, вонзившись точно между лопатками, вышла из груди, пришпилив его к борту, точно жука.
– Лашк!!! – Вскочив, Дивьян в ужасе обнял друга за плечи. Тот в последний раз улыбнулся и затих, исторгнув ртом черную кровь. Светлые глаза отрока недвижно уставились в даль.
– Лашк, – Дивьян не чувствовал, как текут по щекам горячие злые слезы.
Эх, Лашк, Лашк – и на что бросил ты свои родные леса и нивы, озера, полные сладкой воды, и многорыбные реки – Капшу, Пашу, Пяльицу? Зачем понесло тебя в далекие чужие страны? За славой? Богатством? Честью? А сам-то ты, Дивьян?
– Мы похороним его, – обернувшись, посмурнел лицом ярл. – Но не сейчас. Дивьян, на тебе рог! Дуй общий сбор!
– Но я не знаю как.
– Просто дуй – и все.
Дивьян дунул – вырвавшийся из тяжелого рога звук напоминал рык медведя и крик раненой рыси. С соседней ладьи тоже отозвался рог, и со следующей, и чуть дальше…
На мачте ладьи Хельги-ярла взвилось синее боевое знамя.
– Где Мистислав? – оглядывая воинов, спросил ярл.
– Погиб с честью.
– Дурень… Слушайте мою волю. – Он вдруг улыбнулся, выпрямился и словно даже стал выше ростом, хотя и так был не маленький, – все ладьи, кои нельзя починить, а также те, кои чинить долго, сожжем сами, да так, чтобы горели как можно ярче.
– Не будут они ярче, – покачал головой Снорри. – Разве что хворосту с берега притащить?
– Вот-вот, – закивал Хельги. – Пошлете людей – пусть притащат. Оставим около горящих ладей нескольких человек – пусть поддерживают пламя. Надеюсь, ромеи не замедлят доложить своему императору о полном разгроме нашего флота. А мы заставим их в это поверить… Все остальные – уходим в обратный путь!
– Как так? – захлопал ресницами Снорри.
– Так, – рассмеялся ярл. – Идем до тех пор, пока не скроется из виду самая высокая башня Царьграда. Паруса не подымать, таиться берегами, я очень не хочу, чтобы ромеи нас видели. Уж больно ловки их соглядатаи!
– Да, мой ярл! Вчера еще двух поймали.
– Повесили?
– Отрубили головы.
Положив руку на плечо Снорри, Хельги улыбнулся:
– Хочется верить, что оставшиеся соглядатаи все ж таки успели доложить императору о том, что наши ждут подкрепления. Я имею в виду Дирмунда.
– Да, но у него не так много ладей. В основном конница и пешие вои. И они будут идти долго.
– Вот именно. – Ярл посмотрел в подернувшееся вечерней дымкой небо. – А мы явимся уже утром.
Лашка, в числе других погибших, с почестями похоронили на крутом берегу Мисемврии – так называлась местность, идущая от самых границ империи. Свет погребальных костров, пугая окрестных пастухов и крестьян, рассеял глухую синеву ночи, и сотни молодых глоток затянули погребальную песню.
– Я отомщу за тебя, Лашк, – устремив глаза в небо, упрямо шептал Дивьян. – Отомщу, и душа твоя будет довольна в том, лучшем, мире… Впрочем, она, наверное, и так довольна – ведь ты погиб как воин.
А утром уцелевшие от разгрома ладьи, подняв паруса, пошли к Царьграду.
– Это уже Дирмунд! – обрадованно воскликнул Хаскульд, оглядываясь на новгородского воеводу.
– Нет, князь, – покачал головою тот. – Это возвращается с уцелевшими кораблями мой господин Хельги.
– Всего лишь? Но что нам толку в этом его уходе-приходе, не ведаешь ли?
– Нет, княже.
– Вот и я не ведаю.
Михаил, базилевс-император ромеев, с толпою придворных и военачальников поднялся на стены. Собравшаяся внизу толпа – жалкие пигмеи, охлос, годный лишь на то, чтобы орать на ипподроме, развратничать да устраивать заговоры, – бурно приветствовала базилевса. Совсем молод был император, и седина не успела появиться ни в черных как смоль волосах, ни в бородке, аккуратно причесанной придворным брадобреем. Другое дело – Фотий, патриарх, поставленный во главе Церкви по настоянию базилевса в пику прежнему патриарху – Игнатию. Седовласый, седобородый, солидный и – самое главное – послушный, – Фотий ни в чем не прекословил императору, впрочем, как и весь синклит… До поры до времени. Так и ждут своего часа, твари, думал Михаил. Один верный человек был когда-то – Константин Дрез, командующий имперскими катафрактариями, верный, хоть и иконоборец, дай тот убит по его же, императорскому, приказу. Говорят, синклитика Дреза подозревали в связях с павликианами, отрицающими единосущность Христа, да и не только в этом. Значит, не так уж был верен. Значит – поделом. Так же бы поступить и с бывшим патриархом Игнатием, и с этим выскочкой Македонцем… Вот уж – волк, рядящийся овцою! А Игнатий его всегда поддерживал и поддерживает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83