Словно кто-то специально наслал шторм, многие воины видели на царьградских стенах священников с иконой в золотом окладе – то был сам патриарх Фотий и свита – так, может, они и вызвали бурю? Флот Дирмунда так и не успел прибыть под стены византийской столицы, сначала, когда вошли в Дунай, его потрепали стрелами орлы кочевников-печенегов, затем – буря. Воины Дирмунда были очень недовольны. Впрочем, не хвалили и Хаскульда, все знали, благодаря кому они получили от императора ромеев богатую дань. Вещий Олег – ладожский и новгородский князь Хельги – заработал немалый авторитет в этом походе. Если б не он… Поговаривали даже, что Хаскульд с Дирмундом специально решили отдать часть своих людей на смерть. Врали, конечно, но некоторые тем слухам верили. А тот, чья воля и хитрость принудили Империю к позорной дани, лежал теперь на корме ладьи под алым парусом, лежал недвижно, и бледное лицо его с закрытыми очами было спокойно, а сердце билось так редко, что испуганный Снорри иногда горестно махал рукою – почти что не билось.
Баюкая раненую руку, Ярил Зевота говорил что-то о ромейских лекарях, Вятша предлагал искать спасение в Киеве, а Дивьян знал точно: князь околдован, и спасти его может только чудо или помощь богов. Ярил с Вятшей припомнили всех знакомых волхвов и лекарей, коим стоило бы показать князя по прибытии в Киев, Дивьян же украдкой молился березовому богу и Велесу-Ящеру:
Сиди, сиди, Ящер,
Под ракитовым кустом…
Так – грустно – и плыли. Правда, впереди, на ладьях Хаснульфа, веселье било через край. Не удержавшись, варяжская дружина перепробовала все амфоры с ромейским вином и теперь горланила боевые песни:
Кто этот конунг,
Ладьи ведущий?
Чей стяг боевой
По ветру вьется?
Мира то знамя
Не обещает!
Каждый может
Хельги узнать,
Храброго в битвах,
Ладьи ведущего;
Наследье богатое –
Ромейское золото
Он захватил!
Доплыв до Хортицы, устроили жертвоприношение богам. Около огромного дуба воткнули в землю копья и стрелы, принесли лепешки и мясо, живых петухов, часть которых зажарили и съели, а часть пустили бегать по острову, как делали уже по пути в Царьград.
– О великий Перун, помоги князю обрести прежнее могущество и силу; мне же дай возможность покарать убийц Лобзи, – отрубая голову петуху, истово молился Вятша, и синий волк на его груди угрожающе скалил зубы.
– О господи Иисусе, – молился Ксан, сын мерянского князя Миронега. – Я возвращаюсь к народу своему, погрязшему во мраке и крови, дай же мне силы, чтобы уберечь мерян от соблазнов! И еще я хочу найти и покарать убийцу отца – языческого жреца Вельведа. Я обязательно отыщу его, хоть ты и велишь прощать наших врагов. Значит, наверное, я плохой христианин, прости меня, Господи!
Дивьян с холма смотрел, как отчаливает многочисленная дружина Дирмунда. Звеня кольчугами, воины садились в ладьи, и удары весел вспенивали днепровскую воду. Рано… Что-то слишком уж рано тронулись они в путь… Впрочем, это решают князья. Что же Хаснульф медлит?
– Мы снова пойдем последними, – объявил воевода дружине. – Так решил Хаскульд-конунг. На Крарийской переправе они нас подождут, а дальше, говорят, пока безопасно, – Хаснульф беспечно улыбнулся.
Так же беспечно улыбались и все остальные воины, словно б из-за изгиба реки вот-вот должны были показаться высокие стены Киева. Так ведь все же не скоро еще! Еще впереди пороги, волоки – вот где может подстерегать опасность. Но воины словно забыли об этом. Садясь в ладьи, накидывали на себя дорогие ромейские ткани, пили вино да горланили веселые песни. Даже Дивьян – уж на что стеснительный – а и тот подпевал, растянув губы в глупой усмешке. И только Ксанфий чувствовал что-то такое, чего не мог пока выразить словами, знал одно – что-то нехорошее завладело мыслями воинов, сделав их беспечными и затмив разум.
Сидя на корме, сын мерянского князя молил Иисуса Христа во здравие лежащего перед ним варяжского князя. Вещий Олег обещал Ксану-Ксанфию помочь в обретении власти, и только так можно было покончить с кровавыми распрями в мерянском народе. И этот человек – единственная надежда Ксанфия – лежал теперь неподвижно, и налетавший ветер шевелил золотые волосы князя.
– Если ты и не встанешь, я сам возвращу власть, – тихо поклялся юноша. – Ибо тогда для чего я покинул Империю?
Он украдкой приглядывался к воинам, прикидывал, на кого можно было бы положиться. Сразу выделил Дивьяна и Вятшу, а вот насчет Ярила не был уверен – уж слишком криклив и нахален.
Днепр постепенно сузился – с одного берега на другой легко перелетала пущенная вполсилы стрела. Крарийская переправа… Вон за теми холмами легко могут затаиться разбойники-печенеги, и горе тогда купцам – не спрячешься от них на середине реки, достанут, перебьют стрелами, потому и выставляли обычно охрану по берегу. Вот и сейчас блестят на солнце кольчуги и копья дружинников и развевается на ветру синее боевое знамя. Не обманул Хаскульд, выставил воинов.
Миновав переправу, дружинники Снорри снова запели. Хоть и здорово гребли они, однако все больше отставали от основной части войска – уж слишком много богатств взяли, – а впереди еще были пороги. Вот вскоре показался Малый. Видно было, как перетаскивают берегом освобожденные от тяжести ладьи воины Хаскульда. Дирмунд же давно ушел вперед – легкие ладьи его не несли почти никакой добычи, и князь торопился – хотел попытать счастья в землях северян и радимичей.
– Каким-то странным стал Дир-князь, – когда подплыли, рассказывал на берегу один из дружинников Хаскульда. – Сам на себя не похож, не как раньше – взглянет, так задрожишь весь. Словно бы даже меньше ростом стал, сгорбился и стал заикаться.
– Так он и раньше заикался, – оглянулся на дружинника выбравшийся на берег Снорри. – Потому и прозвали его – Дирмунд Заика.
– Не знаю, про какого Дирмунда ты рассказываешь сейчас, воевода, – покачал головою воин, – но наш князь Дир никогда не заикался! По крайней мере, я такого не помню.
Снорри не слушал его, он деловито распоряжался перелогом. Ладьи следовало разгрузить, подложить под них специально заготовленные катки – круглые бревна, перетащить, обходя порог берегом, перенести товары – работа предстояла большая. Потом небольшой отдых, и новый порог – «Кипящий». А значит, все сначала: ладьи, катки, товары. И часть людей – лучше всего половину – надо обязательно выставить в охранение, не ровен час – печенеги! Потом еще один порог– «Заводь», за ним– «Ненасытец», потом – «Шум», потом – «Остров», а за ним – «Не спи». Много порогов надо пройти, чтоб оказаться в Киеве. Опасное это дело – путь из варяг в греки.
Передовая дружина уже подходила к «Ненасытцу». С грохотом срывалась вниз вода с каменной террасы, в щепы разбивая зазевавшиеся ладьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Баюкая раненую руку, Ярил Зевота говорил что-то о ромейских лекарях, Вятша предлагал искать спасение в Киеве, а Дивьян знал точно: князь околдован, и спасти его может только чудо или помощь богов. Ярил с Вятшей припомнили всех знакомых волхвов и лекарей, коим стоило бы показать князя по прибытии в Киев, Дивьян же украдкой молился березовому богу и Велесу-Ящеру:
Сиди, сиди, Ящер,
Под ракитовым кустом…
Так – грустно – и плыли. Правда, впереди, на ладьях Хаснульфа, веселье било через край. Не удержавшись, варяжская дружина перепробовала все амфоры с ромейским вином и теперь горланила боевые песни:
Кто этот конунг,
Ладьи ведущий?
Чей стяг боевой
По ветру вьется?
Мира то знамя
Не обещает!
Каждый может
Хельги узнать,
Храброго в битвах,
Ладьи ведущего;
Наследье богатое –
Ромейское золото
Он захватил!
Доплыв до Хортицы, устроили жертвоприношение богам. Около огромного дуба воткнули в землю копья и стрелы, принесли лепешки и мясо, живых петухов, часть которых зажарили и съели, а часть пустили бегать по острову, как делали уже по пути в Царьград.
– О великий Перун, помоги князю обрести прежнее могущество и силу; мне же дай возможность покарать убийц Лобзи, – отрубая голову петуху, истово молился Вятша, и синий волк на его груди угрожающе скалил зубы.
– О господи Иисусе, – молился Ксан, сын мерянского князя Миронега. – Я возвращаюсь к народу своему, погрязшему во мраке и крови, дай же мне силы, чтобы уберечь мерян от соблазнов! И еще я хочу найти и покарать убийцу отца – языческого жреца Вельведа. Я обязательно отыщу его, хоть ты и велишь прощать наших врагов. Значит, наверное, я плохой христианин, прости меня, Господи!
Дивьян с холма смотрел, как отчаливает многочисленная дружина Дирмунда. Звеня кольчугами, воины садились в ладьи, и удары весел вспенивали днепровскую воду. Рано… Что-то слишком уж рано тронулись они в путь… Впрочем, это решают князья. Что же Хаснульф медлит?
– Мы снова пойдем последними, – объявил воевода дружине. – Так решил Хаскульд-конунг. На Крарийской переправе они нас подождут, а дальше, говорят, пока безопасно, – Хаснульф беспечно улыбнулся.
Так же беспечно улыбались и все остальные воины, словно б из-за изгиба реки вот-вот должны были показаться высокие стены Киева. Так ведь все же не скоро еще! Еще впереди пороги, волоки – вот где может подстерегать опасность. Но воины словно забыли об этом. Садясь в ладьи, накидывали на себя дорогие ромейские ткани, пили вино да горланили веселые песни. Даже Дивьян – уж на что стеснительный – а и тот подпевал, растянув губы в глупой усмешке. И только Ксанфий чувствовал что-то такое, чего не мог пока выразить словами, знал одно – что-то нехорошее завладело мыслями воинов, сделав их беспечными и затмив разум.
Сидя на корме, сын мерянского князя молил Иисуса Христа во здравие лежащего перед ним варяжского князя. Вещий Олег обещал Ксану-Ксанфию помочь в обретении власти, и только так можно было покончить с кровавыми распрями в мерянском народе. И этот человек – единственная надежда Ксанфия – лежал теперь неподвижно, и налетавший ветер шевелил золотые волосы князя.
– Если ты и не встанешь, я сам возвращу власть, – тихо поклялся юноша. – Ибо тогда для чего я покинул Империю?
Он украдкой приглядывался к воинам, прикидывал, на кого можно было бы положиться. Сразу выделил Дивьяна и Вятшу, а вот насчет Ярила не был уверен – уж слишком криклив и нахален.
Днепр постепенно сузился – с одного берега на другой легко перелетала пущенная вполсилы стрела. Крарийская переправа… Вон за теми холмами легко могут затаиться разбойники-печенеги, и горе тогда купцам – не спрячешься от них на середине реки, достанут, перебьют стрелами, потому и выставляли обычно охрану по берегу. Вот и сейчас блестят на солнце кольчуги и копья дружинников и развевается на ветру синее боевое знамя. Не обманул Хаскульд, выставил воинов.
Миновав переправу, дружинники Снорри снова запели. Хоть и здорово гребли они, однако все больше отставали от основной части войска – уж слишком много богатств взяли, – а впереди еще были пороги. Вот вскоре показался Малый. Видно было, как перетаскивают берегом освобожденные от тяжести ладьи воины Хаскульда. Дирмунд же давно ушел вперед – легкие ладьи его не несли почти никакой добычи, и князь торопился – хотел попытать счастья в землях северян и радимичей.
– Каким-то странным стал Дир-князь, – когда подплыли, рассказывал на берегу один из дружинников Хаскульда. – Сам на себя не похож, не как раньше – взглянет, так задрожишь весь. Словно бы даже меньше ростом стал, сгорбился и стал заикаться.
– Так он и раньше заикался, – оглянулся на дружинника выбравшийся на берег Снорри. – Потому и прозвали его – Дирмунд Заика.
– Не знаю, про какого Дирмунда ты рассказываешь сейчас, воевода, – покачал головою воин, – но наш князь Дир никогда не заикался! По крайней мере, я такого не помню.
Снорри не слушал его, он деловито распоряжался перелогом. Ладьи следовало разгрузить, подложить под них специально заготовленные катки – круглые бревна, перетащить, обходя порог берегом, перенести товары – работа предстояла большая. Потом небольшой отдых, и новый порог – «Кипящий». А значит, все сначала: ладьи, катки, товары. И часть людей – лучше всего половину – надо обязательно выставить в охранение, не ровен час – печенеги! Потом еще один порог– «Заводь», за ним– «Ненасытец», потом – «Шум», потом – «Остров», а за ним – «Не спи». Много порогов надо пройти, чтоб оказаться в Киеве. Опасное это дело – путь из варяг в греки.
Передовая дружина уже подходила к «Ненасытцу». С грохотом срывалась вниз вода с каменной террасы, в щепы разбивая зазевавшиеся ладьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83