С обратной-то стороны, вверх по реке, конечно, не зазеваешься, но все равно опасаться стоило. Тех же печенегов.
Князь Дир, Дирмунд Заика, закутавшись в теплый плащ, поднялся на холм, наблюдая за тем, как вытаскивали на берег ладьи. Воины кричали, подбадривая друг друга, дело двигалось споро. То и дело подбегали за распоряжениями сотники. Не оборачиваясь, Дирмунд цедил им что-то сквозь зубы, раздраженно махая рукою. Он боялся оглянуться! Словно бы очнувшись от сна, Заика вдруг увидел себя киевским князем, но как он им стал – не помнил! Нет, конечно, приятно было видеть вокруг себя подобострастные лица и, гордо осознавая свою власть, отдавать приказания, но… Но какая-то червоточинка мешала насладиться властью полностью. Заика не был глупцом и понимал – не по нему честь. А тогда – по кому же? Ведь это он стоит здесь, на холме, в княжеском плаще-корзне и в обшитой собольим мехом шапке! Ведь это его воины суетятся там, внизу, готовые повиноваться каждому его слову, но… Будут ли? Послушают ли? А вдруг – возьмут да пошлют подальше? Нет, никак не мог Заика ощутить себя князем, не мог, и все тут. И никак не мог вспомнить, что же было до этого? Лишь смутно припоминались, извилистые норвежские фьорды да туманные берега Англии. А вот Киев… Киева он совсем не помнил. О боги! Неужели они отняли память? Тогда нужно, обязательно нужно принести жертву! И не каких-нибудь там петухов, а белую кобылицу или – еще лучше – человека. Да, вот это будет достойная жертва, и тогда боги, несомненно, смилостивятся и…
Заика вдруг присел, словно его ударили по голове. Да, впечатление было именно таким – но вокруг никого не было. Только все вокруг вдруг позеленело – небо, вода, скалы, а потом вдруг вспыхнуло, засверкало изумрудом, да так, что Дирмунд прикрыл глаза рукой и, охнув, тяжело опустился на землю…
А когда поднялся, уже точно знал – сегодня ночью он должен принести богам богатую жертву. Принести здесь, у порога, в лесах за холмами, где его давно уже ожидали неведомые друзья. Именно для этого, еще по пути в Царьград, были закуплены у армянских купцов молодые полонянки, томившиеся теперь на ладьях. Именно для этого имелись и верные воины, отличить которых можно было по синему знаку волка на левой стороне груди. Нет, воинов не нужно было приносить в жертву, наоборот, они должны были обеспечить возможность беспрепятственного совершения обряда.
Откуда, откуда взялись вдруг все эти знания? Заика не знал. Но, прикрыв глаза, вдруг увидел перед собой старуху с искаженным лицом и розовыми волосами, а потом – молодого парня в странном светло-сером одеянии, помеченном ярко-красной кровью.
Словно получив необходимые полномочия, Дирмунд спустился к дружине. Теперь он точно знал, что нужно делать.
Как так получилось, что охранявшая покой впавшего в неподвижность князя младшая дружина Снорри подошла к Ненасытцу в одиночестве, не сказал бы никто. Где они отстали – то ли еще на Крарийской переправе, то ли у Малого порога, а может, между Кипящим и Заводью, кто знает? Наверное, никто специально и не старался вырваться вперед, шли как шли, и кто же виноват в том, что ладьи младшей дружины были слишком тяжелы от всех тех богатств, которыми откупились ромеи. Дорогое оружие, драгоценная посуда, сундуки с золотыми монетами – солидами, тяжелые парчовые ткани, да мало ли чего было! Вот и задержались.
Хаснульф со своими новгородцами давно ушел вперед, а вот люди Снорри все еще возились на берегу, спуская ладьи на воду. Спешили – кроваво-красное солнце опускалось за черные холмы, скоро наступят и сумерки, нужно было успеть, не до ночи же возиться. Три малых ладьи было у Снорри, и в каждой – по двадцать воинов. А в последней – ярл. Первые два суденышка, уже нагруженные, покачивались на темной воде у берега. Кормщики, торопясь, спустили ладейки на воду гораздо ниже обычного. Поленились протащить еще чуть-чуть вверх, побрезговали, меж собою переглянулись – мол, и так сойдет, небольшие, чай, ладьи-то, ежели что, выгребут воины.
Снорри заметил это слишком поздно, да и, правду сказать, не обратил особого внимания, порадовался только – вовремя успели кормщики, теперь бы и третью ладью… Нет, ее-то протащили дальше – там спуск удобнее, – однако и провозились дольше, реку и берега уже накрывали синие сумерки. Честно говоря, кормщики не очень доверяли молодому хевдингу – варяг, так знай свое море, а реку оставь нам! Хорохорились, раздувая щеки, – река не море, мы тут все мели знаем, каждый порог, каждый камешек.
Не дожидаясь Снорри, уже спущенные на воду ладьи оттолкнулись от берега и выгребли на середину – одна за другой. Вверху еще золотились вершины холмов, а здесь, внизу, река была уже темной. Приметы, привычные днем, расплывались, и нельзя было точно сказать, где там серая скала, а где черный камень. Однако плыли…
Лишь один из кормщиков, глянув на провалившийся в сумерки берег, вдруг вскочил на ноги, заподозрив что-то, прислушался, приложив руку к уху… Кажется, шум порога звучал как-то уж слишком громко, куда громче обычного. Или просто казалось?
– Эй, Прятва! – кормщик замахал руками приятелю. – Чай, порог-то далече?
– Ничего не слыхать, – откликнулся Прятва. – Да и не видно уже ничего… Может, зря спуск затеяли, надо было заночевать на берегу, варяга послушав?
– Ага, заночевать… А печенеги?
– Вот то-то же!
Так, переговариваясь, кормщики вывели ладьи на середину, осмотрелись. Воины гребли изо всех сил, а камни на берегу словно стояли на месте. Мало того – явно уползали вперед!
Кормщики, опытнейшие кормщики, не раз и не два проводившие по Днепру караваны судов, почему-то не осознавали еще всей гибельности ситуации, словно кто-то вдруг застил им глаза изумрудно-зеленою пеленою. А когда осознали – было уже поздно! Захваченные мощным течением суда быстро несло к водопаду.
– Гребите! – как ужаленный, заорал Прятва. – Да гребите же…
Воины налегли на весла… Тщетно! Шум срывающейся вниз воды уже был таков, что приходилось кричать.
– Прыгайте! – отдал приказ Прятва, увидав, как другая ладья, пытаясь прибиться к берегу, была захвачена водопадом и в один миг исчезла с глаз. Только разнеслись над рекою вопли ужаса, и ухнувшее вниз с высоты в пять саженей суденышко легко раздробилось в щепки!
Немногим из прыгнувших в воду воинов удалось спастись. Если б Снорри не рискнул последней ладьей – не спасся бы никто, а так хоть некоторых подобрали.
– Всем грести! – увидев перед собой камень, махнул рукой молодой варяг. – Остальных мы уже не спасем.
Наперекор бурной стихии, ладья тяжело поднялась вверх по течению и, когда река стала спокойной, ткнулась носом в берег.
Выставив охранение, разожгли костер. Привычно проверив часовых, отошел в сторону Снорри, ругая себя за напрасную гибель людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Князь Дир, Дирмунд Заика, закутавшись в теплый плащ, поднялся на холм, наблюдая за тем, как вытаскивали на берег ладьи. Воины кричали, подбадривая друг друга, дело двигалось споро. То и дело подбегали за распоряжениями сотники. Не оборачиваясь, Дирмунд цедил им что-то сквозь зубы, раздраженно махая рукою. Он боялся оглянуться! Словно бы очнувшись от сна, Заика вдруг увидел себя киевским князем, но как он им стал – не помнил! Нет, конечно, приятно было видеть вокруг себя подобострастные лица и, гордо осознавая свою власть, отдавать приказания, но… Но какая-то червоточинка мешала насладиться властью полностью. Заика не был глупцом и понимал – не по нему честь. А тогда – по кому же? Ведь это он стоит здесь, на холме, в княжеском плаще-корзне и в обшитой собольим мехом шапке! Ведь это его воины суетятся там, внизу, готовые повиноваться каждому его слову, но… Будут ли? Послушают ли? А вдруг – возьмут да пошлют подальше? Нет, никак не мог Заика ощутить себя князем, не мог, и все тут. И никак не мог вспомнить, что же было до этого? Лишь смутно припоминались, извилистые норвежские фьорды да туманные берега Англии. А вот Киев… Киева он совсем не помнил. О боги! Неужели они отняли память? Тогда нужно, обязательно нужно принести жертву! И не каких-нибудь там петухов, а белую кобылицу или – еще лучше – человека. Да, вот это будет достойная жертва, и тогда боги, несомненно, смилостивятся и…
Заика вдруг присел, словно его ударили по голове. Да, впечатление было именно таким – но вокруг никого не было. Только все вокруг вдруг позеленело – небо, вода, скалы, а потом вдруг вспыхнуло, засверкало изумрудом, да так, что Дирмунд прикрыл глаза рукой и, охнув, тяжело опустился на землю…
А когда поднялся, уже точно знал – сегодня ночью он должен принести богам богатую жертву. Принести здесь, у порога, в лесах за холмами, где его давно уже ожидали неведомые друзья. Именно для этого, еще по пути в Царьград, были закуплены у армянских купцов молодые полонянки, томившиеся теперь на ладьях. Именно для этого имелись и верные воины, отличить которых можно было по синему знаку волка на левой стороне груди. Нет, воинов не нужно было приносить в жертву, наоборот, они должны были обеспечить возможность беспрепятственного совершения обряда.
Откуда, откуда взялись вдруг все эти знания? Заика не знал. Но, прикрыв глаза, вдруг увидел перед собой старуху с искаженным лицом и розовыми волосами, а потом – молодого парня в странном светло-сером одеянии, помеченном ярко-красной кровью.
Словно получив необходимые полномочия, Дирмунд спустился к дружине. Теперь он точно знал, что нужно делать.
Как так получилось, что охранявшая покой впавшего в неподвижность князя младшая дружина Снорри подошла к Ненасытцу в одиночестве, не сказал бы никто. Где они отстали – то ли еще на Крарийской переправе, то ли у Малого порога, а может, между Кипящим и Заводью, кто знает? Наверное, никто специально и не старался вырваться вперед, шли как шли, и кто же виноват в том, что ладьи младшей дружины были слишком тяжелы от всех тех богатств, которыми откупились ромеи. Дорогое оружие, драгоценная посуда, сундуки с золотыми монетами – солидами, тяжелые парчовые ткани, да мало ли чего было! Вот и задержались.
Хаснульф со своими новгородцами давно ушел вперед, а вот люди Снорри все еще возились на берегу, спуская ладьи на воду. Спешили – кроваво-красное солнце опускалось за черные холмы, скоро наступят и сумерки, нужно было успеть, не до ночи же возиться. Три малых ладьи было у Снорри, и в каждой – по двадцать воинов. А в последней – ярл. Первые два суденышка, уже нагруженные, покачивались на темной воде у берега. Кормщики, торопясь, спустили ладейки на воду гораздо ниже обычного. Поленились протащить еще чуть-чуть вверх, побрезговали, меж собою переглянулись – мол, и так сойдет, небольшие, чай, ладьи-то, ежели что, выгребут воины.
Снорри заметил это слишком поздно, да и, правду сказать, не обратил особого внимания, порадовался только – вовремя успели кормщики, теперь бы и третью ладью… Нет, ее-то протащили дальше – там спуск удобнее, – однако и провозились дольше, реку и берега уже накрывали синие сумерки. Честно говоря, кормщики не очень доверяли молодому хевдингу – варяг, так знай свое море, а реку оставь нам! Хорохорились, раздувая щеки, – река не море, мы тут все мели знаем, каждый порог, каждый камешек.
Не дожидаясь Снорри, уже спущенные на воду ладьи оттолкнулись от берега и выгребли на середину – одна за другой. Вверху еще золотились вершины холмов, а здесь, внизу, река была уже темной. Приметы, привычные днем, расплывались, и нельзя было точно сказать, где там серая скала, а где черный камень. Однако плыли…
Лишь один из кормщиков, глянув на провалившийся в сумерки берег, вдруг вскочил на ноги, заподозрив что-то, прислушался, приложив руку к уху… Кажется, шум порога звучал как-то уж слишком громко, куда громче обычного. Или просто казалось?
– Эй, Прятва! – кормщик замахал руками приятелю. – Чай, порог-то далече?
– Ничего не слыхать, – откликнулся Прятва. – Да и не видно уже ничего… Может, зря спуск затеяли, надо было заночевать на берегу, варяга послушав?
– Ага, заночевать… А печенеги?
– Вот то-то же!
Так, переговариваясь, кормщики вывели ладьи на середину, осмотрелись. Воины гребли изо всех сил, а камни на берегу словно стояли на месте. Мало того – явно уползали вперед!
Кормщики, опытнейшие кормщики, не раз и не два проводившие по Днепру караваны судов, почему-то не осознавали еще всей гибельности ситуации, словно кто-то вдруг застил им глаза изумрудно-зеленою пеленою. А когда осознали – было уже поздно! Захваченные мощным течением суда быстро несло к водопаду.
– Гребите! – как ужаленный, заорал Прятва. – Да гребите же…
Воины налегли на весла… Тщетно! Шум срывающейся вниз воды уже был таков, что приходилось кричать.
– Прыгайте! – отдал приказ Прятва, увидав, как другая ладья, пытаясь прибиться к берегу, была захвачена водопадом и в один миг исчезла с глаз. Только разнеслись над рекою вопли ужаса, и ухнувшее вниз с высоты в пять саженей суденышко легко раздробилось в щепки!
Немногим из прыгнувших в воду воинов удалось спастись. Если б Снорри не рискнул последней ладьей – не спасся бы никто, а так хоть некоторых подобрали.
– Всем грести! – увидев перед собой камень, махнул рукой молодой варяг. – Остальных мы уже не спасем.
Наперекор бурной стихии, ладья тяжело поднялась вверх по течению и, когда река стала спокойной, ткнулась носом в берег.
Выставив охранение, разожгли костер. Привычно проверив часовых, отошел в сторону Снорри, ругая себя за напрасную гибель людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83