Диспут меня никак не волновал, к тому же я так и не успел помыться и отказался:
– Пока вы будете спорить, вода остынет. Так что отложу до другого раза.
– Мне кажется, что тебя совсем не интересует партийная жизнь.
– Давай обсудим мои партийные пристрастия в другой раз, – ответил я, больше интересуясь тем, что сейчас между нами произошло.
Ордынцева опять держала себя почти официально, не смотрела в мою сторону и делала вид, что ничего не случилось.
– Хорошо, – коротко сказал она и вышла из нашей комнатушки.
Я встал с топчана и стал домываться. Вода успела остыть, мыло отвратительно пахло, и вообще все получалось как-то наперекосяк. Никаких романов заводить я не собирался, все произошло спонтанно, на чистом эмоциональном порыве, и мне было непонятно, что делать дальше.
Истратив всю теплую воду, я вытерся полотенцем Ордынцевой, оделся и пошел посмотреть, чем кончится диспут. Эпохальное событие происходило в столовой. Коммунары сидели на своих обычных местах, только во главе стола сейчас расположились двое: Даша и собутыльник товарища Августа, мелкий мужик, в нагольном полушубке на голое тело. Товарищ Август называл его каким-то сугубо революционным именем, кажется, Францем Мерингом. Теперь же к нему коммунары обращались проще: товарищ Краснов. Был ли это его очередной революционный псевдоним или его природная фамилия, я так и не узнал. Краснов, несмотря на свой дремучий вид, говорил вполне связно и с увлечением клеймил ревизионизм эсеров.
– Он кто такой? – спросил я соседа по столу.
– Секретарь партячейки, – ответил он и с восхищением добавил, – ну, и чешет! Откуда что берется!
У Краснова оказались незаурядные артистические способности, и он разыгрывал перед товарищами моноспектакль. Оратор то распахивал свой нагольный полушубок, по-прежнему надетый на голое тело, и показывал свои чахлые формы, то бил себя в грудь и кричал, что предательство союзников по коалиции, эсеров, главная причина его физической немощи, то пророчествовал, что, когда большевики избавятся от балласта псевдореволюционных партий, все трудящиеся воспрянут и наступит новая эра.
Ордынцева сидела, напряженно повернув в его сторону лицо, всем своим видом демонстрируя презрительное сожаление. Однако, более простые и эмоциональные средства воздействия товарища Краснова коммунарам нравились больше ее гордого неодобрения, и они несколько раз прерывали выступление секретаря большевистской ячейки рукоплесканиями и подбадривающими криками.
Наконец, оратор кончил кривляться и сел на место. Коммунары дружно ему похлопали и обратились лицами к товарищу Августу Телегину-Бебелю, который со своего демократического места в середине стола руководил диспутом.
– Вы, товарищи, коммунары прослушали мнение наших дорогих товарищей, – сказал он. – Какая у вас будет на все эти разговоры резолюция?
– Даешь мировую революцию! – заорал парень с бандитской мордой.
– Мировая революция сегодня не по повестке дня, – одернул его Телегин.
– Хотим равноправия! – не сдался тот. – Почему сегодня и вчера каша была без масла?!
– Ты, товарищ Перетыкин, говори, да не заговаривайся! – возмутился председатель Бебель, – Мы в тебе давно замечаем политическую близорукость. Ты зачем вчера снасильничал над товарищем Надькой Зарубиной, как будто она тебе не товарищ по борьбе, а какая-нибудь контра!
– А пускай она своей жопой передо мной не вертит! – обиделся выступающий, товарищ Перетыкин.
– Это кто перед тобой жопой вертит! – вскочила со своего места женщина с фингалом под глазом и типовой кумачовой косынке. – Ты, пакостник, меня чем завлекал? Он говорил, – обратилась она ко всей аудитории, – пойдем, Надька, в сарай, я тебе товарища Карла Маркса покажу. А что показал, охальник? Я такого добра и без тебя сколько хочешь видела.
– Товарищи, прекратите базар! – закричал Телегин-Бебель. – Нечего уклоняться от повестки дня и линии партии. Кто еще выскажется по резолюции?
– Каша и вправду была без масла, это товарищ Перетыкин чистую правду сказал! – вступил в дискуссию еще один коммунар – Кто все масло на самогон променял? Пусть товарищи выскажутся!
Однако, председатель не дал воли народной инициативе снизу и жестко вернул диспут в повестку дня:
– Ежели кто еще будет тут самокритику разводить, то пусть зарубит себе на носу! Да! Мы еще сделаем оргвыводы! А теперь предлагаю проголосовать, кто за товарища Франца Меринга, поднимите руки.
– Товарищи, товарищи, подождите, – вскочила со своего места Ордынцева, – так сразу голосовать нельзя, нужно обсудить, чтобы всем была понятна суть дела!
– Ты, товарищ Ордынцева, у себя в губернии распоряжайся, – оборвал Дашу товарищ Август, – а только в нашей ячейке партейное единомыслие. Итак, товарищи, кто против товарища Ленина и товарища Троцкого! Против нет? Принято единоголосно.
– Но какой же это диспут! – с отчаяньем крикнула Даша. – Вы даже не слушали, что я говорила!
Однако, коммунары уже приготовили ложки и политикой больше не интересовались.
– Теперь, товарищи, я предлагаю спеть революционную песню, – предложил председатель собрания
– Даешь кашу с маслом! – завелась неуправляемая народная масса. – Долой кровопийц и эксплуататоров!
– Тихо, товарищи! – перекрыл общий гам товарищ Август. – Сегодня в кашу товарищ Ольга добавила четыре золотника лампадного масла! Ура, товарищи!
– Ура! Ура! – вяло откликнулись коммунары.
– Да здравствует мировая революция! – закричал теперь уже секретарь партячейки Краснов и, распахнув свой полушубок, запрокинул вдохновенную голову и запел!
Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе,
В царство свободы дорогу грудью проложим себе!
Коммунары, то ли вдохновленные строгим величием революционной песни, то ли золотниками масла в каше, все как один поднялись с мест и дружно грянули:
Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой,
Братский союз и свобода – вот наш девиз боевой!
Глава 6
– Всё, я немедленно уезжаю! – сказала Ордынцева, как только я вошел в нашу каморку.
– А что, собственно, случилось? – спросил я – Это ты из-за диспута?
– Как будто ты сам не понял, они нарочно сорвали обсуждение!
– Ну, ты даешь! – восхитился я. – А как, по твоему, мы, большевики, пришли к власти? На сплошном жульничестве и популизме Проиграли выборы в учредительное собрание и, чтобы не упустить власть, устроили государственный переворот.
Это Даша знала лучше меня, сморщилась, как от зубной боли, и комментировать не стала, единственное, что спросила:
– Что такое популизм?
– Это когда обещаешь отдать фабрики рабочим, землю крестьянам и тут же все отбираешь. Говоришь «долой войну» и устраиваешь всеобщую мобилизацию.
– Но в этом была тактическая необходимость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Пока вы будете спорить, вода остынет. Так что отложу до другого раза.
– Мне кажется, что тебя совсем не интересует партийная жизнь.
– Давай обсудим мои партийные пристрастия в другой раз, – ответил я, больше интересуясь тем, что сейчас между нами произошло.
Ордынцева опять держала себя почти официально, не смотрела в мою сторону и делала вид, что ничего не случилось.
– Хорошо, – коротко сказал она и вышла из нашей комнатушки.
Я встал с топчана и стал домываться. Вода успела остыть, мыло отвратительно пахло, и вообще все получалось как-то наперекосяк. Никаких романов заводить я не собирался, все произошло спонтанно, на чистом эмоциональном порыве, и мне было непонятно, что делать дальше.
Истратив всю теплую воду, я вытерся полотенцем Ордынцевой, оделся и пошел посмотреть, чем кончится диспут. Эпохальное событие происходило в столовой. Коммунары сидели на своих обычных местах, только во главе стола сейчас расположились двое: Даша и собутыльник товарища Августа, мелкий мужик, в нагольном полушубке на голое тело. Товарищ Август называл его каким-то сугубо революционным именем, кажется, Францем Мерингом. Теперь же к нему коммунары обращались проще: товарищ Краснов. Был ли это его очередной революционный псевдоним или его природная фамилия, я так и не узнал. Краснов, несмотря на свой дремучий вид, говорил вполне связно и с увлечением клеймил ревизионизм эсеров.
– Он кто такой? – спросил я соседа по столу.
– Секретарь партячейки, – ответил он и с восхищением добавил, – ну, и чешет! Откуда что берется!
У Краснова оказались незаурядные артистические способности, и он разыгрывал перед товарищами моноспектакль. Оратор то распахивал свой нагольный полушубок, по-прежнему надетый на голое тело, и показывал свои чахлые формы, то бил себя в грудь и кричал, что предательство союзников по коалиции, эсеров, главная причина его физической немощи, то пророчествовал, что, когда большевики избавятся от балласта псевдореволюционных партий, все трудящиеся воспрянут и наступит новая эра.
Ордынцева сидела, напряженно повернув в его сторону лицо, всем своим видом демонстрируя презрительное сожаление. Однако, более простые и эмоциональные средства воздействия товарища Краснова коммунарам нравились больше ее гордого неодобрения, и они несколько раз прерывали выступление секретаря большевистской ячейки рукоплесканиями и подбадривающими криками.
Наконец, оратор кончил кривляться и сел на место. Коммунары дружно ему похлопали и обратились лицами к товарищу Августу Телегину-Бебелю, который со своего демократического места в середине стола руководил диспутом.
– Вы, товарищи, коммунары прослушали мнение наших дорогих товарищей, – сказал он. – Какая у вас будет на все эти разговоры резолюция?
– Даешь мировую революцию! – заорал парень с бандитской мордой.
– Мировая революция сегодня не по повестке дня, – одернул его Телегин.
– Хотим равноправия! – не сдался тот. – Почему сегодня и вчера каша была без масла?!
– Ты, товарищ Перетыкин, говори, да не заговаривайся! – возмутился председатель Бебель, – Мы в тебе давно замечаем политическую близорукость. Ты зачем вчера снасильничал над товарищем Надькой Зарубиной, как будто она тебе не товарищ по борьбе, а какая-нибудь контра!
– А пускай она своей жопой передо мной не вертит! – обиделся выступающий, товарищ Перетыкин.
– Это кто перед тобой жопой вертит! – вскочила со своего места женщина с фингалом под глазом и типовой кумачовой косынке. – Ты, пакостник, меня чем завлекал? Он говорил, – обратилась она ко всей аудитории, – пойдем, Надька, в сарай, я тебе товарища Карла Маркса покажу. А что показал, охальник? Я такого добра и без тебя сколько хочешь видела.
– Товарищи, прекратите базар! – закричал Телегин-Бебель. – Нечего уклоняться от повестки дня и линии партии. Кто еще выскажется по резолюции?
– Каша и вправду была без масла, это товарищ Перетыкин чистую правду сказал! – вступил в дискуссию еще один коммунар – Кто все масло на самогон променял? Пусть товарищи выскажутся!
Однако, председатель не дал воли народной инициативе снизу и жестко вернул диспут в повестку дня:
– Ежели кто еще будет тут самокритику разводить, то пусть зарубит себе на носу! Да! Мы еще сделаем оргвыводы! А теперь предлагаю проголосовать, кто за товарища Франца Меринга, поднимите руки.
– Товарищи, товарищи, подождите, – вскочила со своего места Ордынцева, – так сразу голосовать нельзя, нужно обсудить, чтобы всем была понятна суть дела!
– Ты, товарищ Ордынцева, у себя в губернии распоряжайся, – оборвал Дашу товарищ Август, – а только в нашей ячейке партейное единомыслие. Итак, товарищи, кто против товарища Ленина и товарища Троцкого! Против нет? Принято единоголосно.
– Но какой же это диспут! – с отчаяньем крикнула Даша. – Вы даже не слушали, что я говорила!
Однако, коммунары уже приготовили ложки и политикой больше не интересовались.
– Теперь, товарищи, я предлагаю спеть революционную песню, – предложил председатель собрания
– Даешь кашу с маслом! – завелась неуправляемая народная масса. – Долой кровопийц и эксплуататоров!
– Тихо, товарищи! – перекрыл общий гам товарищ Август. – Сегодня в кашу товарищ Ольга добавила четыре золотника лампадного масла! Ура, товарищи!
– Ура! Ура! – вяло откликнулись коммунары.
– Да здравствует мировая революция! – закричал теперь уже секретарь партячейки Краснов и, распахнув свой полушубок, запрокинул вдохновенную голову и запел!
Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе,
В царство свободы дорогу грудью проложим себе!
Коммунары, то ли вдохновленные строгим величием революционной песни, то ли золотниками масла в каше, все как один поднялись с мест и дружно грянули:
Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой,
Братский союз и свобода – вот наш девиз боевой!
Глава 6
– Всё, я немедленно уезжаю! – сказала Ордынцева, как только я вошел в нашу каморку.
– А что, собственно, случилось? – спросил я – Это ты из-за диспута?
– Как будто ты сам не понял, они нарочно сорвали обсуждение!
– Ну, ты даешь! – восхитился я. – А как, по твоему, мы, большевики, пришли к власти? На сплошном жульничестве и популизме Проиграли выборы в учредительное собрание и, чтобы не упустить власть, устроили государственный переворот.
Это Даша знала лучше меня, сморщилась, как от зубной боли, и комментировать не стала, единственное, что спросила:
– Что такое популизм?
– Это когда обещаешь отдать фабрики рабочим, землю крестьянам и тут же все отбираешь. Говоришь «долой войну» и устраиваешь всеобщую мобилизацию.
– Но в этом была тактическая необходимость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81