Оружия у него не было. Винтовки Петровых остались в пролетке, а маузер, подстрелить малолетнего палача, он брал у Даши. Пока что только Ордынцева была у нас единственной боеспособной единицей. Правда и то, что Опухтин попытался встать с ней в один строй и предложил мне отдать ему наган Я не только на это не согласился, но даже не дал себя втянуть в спор, кто из нас лучше стреляет. Жестко сказал: «нет». Илья Ильич всем своим видом продемонстрировал, что он если и не разочарован во мне, то глубоко обижен
О том, что я уже вполне оправился после ранения, я пока никому не сообщал Троицкий экспроприатор никакого доверия у меня не вызывал и не стоило провоцировать его на решительные действия, если они, конечно, им предполагались или могли последовать.
– Выходим и сразу же идем к пролетке, – предложил я за неимением другого плана действий совершенно наивную схему. – Только не спешите, как будто мы вышли погулять.
Однако, совершить эту странную прогулку нам не удалось В комнату без стука ввалились товарищи Герасим и Октябрь. Они оба свои правые руки держали в карманах. Все было так нарочито, что мы невольно замерли на тех местах, где нас застали незваные гости.
– Вам что нужно? – начальственным голосом спросил я. – Кто вас сюда звал?!
И до того молчаливый товарищ Октябрь совсем нахохлился и ничего не ответил, отдуваться пришлось заике Герасиму.
– М-мы п-по п-приказу т-товарища М-медведя, – сказал он, как и прежде, запинаясь на каждой первом согласном звуке. – Он в-велел в-вам п-пойти в-в к-конюшню.
– Зачем? – сердито спросил я, с ужасом вспомнив, что у меня в барабане нагана после воспитательного мероприятия с фельдшером осталось всего три патрона. Патроны для нагана, найденные в шинели старшего Петрова, у меня лежали в брючном кармане. После перевязки у меня совсем вылетело из головы дозарядить оружие.
Видимо, Герасим с лета не смог придумать, что ответить и закричал, почти перестав заикаться:
– П-председатель п-приказал, так сполняй, а то, в-вашу м-мать, к-каждый будет свое п-понятие иметь! У н-нас п-покаместь д-деморатический централизм, а ни непойми что!
Меня такое объяснение не убедило, и я первым вытащил из кармана наган:
– А ну, ручки-то поднимите, – приказал я и грубо ткнул Герасиму ствол в открытый от удивления рот, так что у него лязгнули о металл зубы. – И очень медленно, а то я контуженный, могу испугаться и случайно выстрелить! Понятно? – спросил я теперь уже товарища Октября, который стоял как соляной столб, ни на что не реагируя.
– Я вас… – начал говорить он, не спеша выполнять приказ, но Даша приставила дуло маузера к его затылку, после чего демонстративно взвела курок. Октябрь не договорил и послушно поднял руки.
Что делать с троицкими чекистами, я не знал. Не убивать же было их на самом деле!
– А ну, раздеться! – приказала Ордынцева, беря инициативу на себя. – Быстро и догола!
Идея мне понравилась. Уже хотя бы потому, что на улице холодно, и голые коммунисты не смогут участвовать в боевых действиях против нас. Однако, здоровенный Герасим, попытался начать торговаться. Делать это со стволом нагана во рту ему оказалось очень неудобно. Тем более, что я не просто стоял на месте, а говорил очень грубые и угрожающие слова, так что он, в конце концов, сломался.
Одежда у рядовых большевиков оказалась вполне приличная, никак не напоминавшая о полной разрухе. Партия целиком или местная партийная организация, этого я так никогда и не узнал, заботилась даже о низовых членах. Когда товарищи разделись и спрятали в ладонях свои съежившиеся от холода и страха первичные половые признаки, Опухтин умело связал их одежду в два небольшие узла. Он все время, пока левая эсерка издевалась над большевиками, смотрел на такое безобразие хмурым взглядом, но по существу вопроса не вмешивался.
– Поднимете шум, пристрелю, как нечего делать, – пообещал я, боком выходя в больничный коридор. В самом больничном корпусе, кроме нас, больше никого не было. Квартиры персонала, как я уже говорил, были в другом домишке Чем там занимались товарищи Медведь и фельдшер Нечаев, мы так и не узнали. Во дворе навстречу нам двинулись красноармейцы при форме и с винтовками. Пожалуй, пока это был самый тухлый момент, все могло повернуться в любую сторону.
– Здравствуйте, товарищи, – приветливо поздоровался с солдатами Опухтин. – Вы не поможете взнуздать лошадей, а то мы с товарищем раненые.
Красноармейцы, простые деревенские мужики, недовольно посмотрели на городских фертов с узлами, но, удостоверившись, что мы действительно раненые, без лишних слов помогли нам дойти до пролетки и подсадили на сиденья,
– Как же вы, товарищи, сами с лошадями управитесь? – участливо спросил один из них, парень с добродушным лицом. – Может вам подмогнуть?
– Спасибо, товарищ, – сердечно поблагодарил его Илья Ильич. – Нам туточки недалече, только до Укома, как-нибудь сами доберемся.
– Ну, тебе виднее – сказал тот, поправил упряжь, и я тотчас после этого тронул вожжами спины коней.
– А где товарищ Герасим? – когда уже застучали колеса, крикнул вдогонку второй красноармеец.
Ему никто не ответил, резвые лошади пошли рысью, и мы через переулок выехали на главную улицу города Троицка..
Глава 8
Короткий осенний день быстро шел к концу. Серенькие сумерки начали стремительно съедать пространство. Сначала исчезла перспектива, а потом и близкие объекты начали превращаться в свои темные очертания Я остановил лошадей, и мы устроили недолгое совещание. Ордынцева настаивала на поездке в губернский город. Там у левых эсеров в губкоме было квалифицированное большинство, и она считала, что ее там непременно поддержат и разберутся с беспределом, творящимся в Троицке. Опухтин был решительно против, он даже затрясся, когда услышал ее предложение.
– Ты шутишь, товарищ Ордынцева? Если мы поедем в губком, то нам никогда не дадут выехать из уезда. Медведь уже сообщил всем, кому нужно, чтобы нас задержали живыми или мертвыми! Ты понимаешь, что это значит? Нас поставит к стенке первый же чекист или чоновец! Нам нужно уходить в лес и пешком пробираться в соседнюю губернию.
Меня перспектива блуждать поздней осенью по лесам совсем не устраивала. Тем более, что мы с Дашей вообще оказались на чужом пиру и не имели к разборкам местных товарищей никакого отношения. Однако, похоже, Илья Ильич знал, что говорит, и не прислушаться к его мнению было бы, по меньшей мере, глупо.
– Как вы представляете, выйти отсюда лесом? – спросил я. – Мы с вами еле стоим на ногах, и у нас нет ни крошки еды.
– Лучше быть живым в дерьме, чем мертвым в шоколаде, – мрачно изрек мудрую мысль Опухтин.
– Мертвыми можно оказаться и без шоколада. Вы знаете, как отсюда выбраться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
О том, что я уже вполне оправился после ранения, я пока никому не сообщал Троицкий экспроприатор никакого доверия у меня не вызывал и не стоило провоцировать его на решительные действия, если они, конечно, им предполагались или могли последовать.
– Выходим и сразу же идем к пролетке, – предложил я за неимением другого плана действий совершенно наивную схему. – Только не спешите, как будто мы вышли погулять.
Однако, совершить эту странную прогулку нам не удалось В комнату без стука ввалились товарищи Герасим и Октябрь. Они оба свои правые руки держали в карманах. Все было так нарочито, что мы невольно замерли на тех местах, где нас застали незваные гости.
– Вам что нужно? – начальственным голосом спросил я. – Кто вас сюда звал?!
И до того молчаливый товарищ Октябрь совсем нахохлился и ничего не ответил, отдуваться пришлось заике Герасиму.
– М-мы п-по п-приказу т-товарища М-медведя, – сказал он, как и прежде, запинаясь на каждой первом согласном звуке. – Он в-велел в-вам п-пойти в-в к-конюшню.
– Зачем? – сердито спросил я, с ужасом вспомнив, что у меня в барабане нагана после воспитательного мероприятия с фельдшером осталось всего три патрона. Патроны для нагана, найденные в шинели старшего Петрова, у меня лежали в брючном кармане. После перевязки у меня совсем вылетело из головы дозарядить оружие.
Видимо, Герасим с лета не смог придумать, что ответить и закричал, почти перестав заикаться:
– П-председатель п-приказал, так сполняй, а то, в-вашу м-мать, к-каждый будет свое п-понятие иметь! У н-нас п-покаместь д-деморатический централизм, а ни непойми что!
Меня такое объяснение не убедило, и я первым вытащил из кармана наган:
– А ну, ручки-то поднимите, – приказал я и грубо ткнул Герасиму ствол в открытый от удивления рот, так что у него лязгнули о металл зубы. – И очень медленно, а то я контуженный, могу испугаться и случайно выстрелить! Понятно? – спросил я теперь уже товарища Октября, который стоял как соляной столб, ни на что не реагируя.
– Я вас… – начал говорить он, не спеша выполнять приказ, но Даша приставила дуло маузера к его затылку, после чего демонстративно взвела курок. Октябрь не договорил и послушно поднял руки.
Что делать с троицкими чекистами, я не знал. Не убивать же было их на самом деле!
– А ну, раздеться! – приказала Ордынцева, беря инициативу на себя. – Быстро и догола!
Идея мне понравилась. Уже хотя бы потому, что на улице холодно, и голые коммунисты не смогут участвовать в боевых действиях против нас. Однако, здоровенный Герасим, попытался начать торговаться. Делать это со стволом нагана во рту ему оказалось очень неудобно. Тем более, что я не просто стоял на месте, а говорил очень грубые и угрожающие слова, так что он, в конце концов, сломался.
Одежда у рядовых большевиков оказалась вполне приличная, никак не напоминавшая о полной разрухе. Партия целиком или местная партийная организация, этого я так никогда и не узнал, заботилась даже о низовых членах. Когда товарищи разделись и спрятали в ладонях свои съежившиеся от холода и страха первичные половые признаки, Опухтин умело связал их одежду в два небольшие узла. Он все время, пока левая эсерка издевалась над большевиками, смотрел на такое безобразие хмурым взглядом, но по существу вопроса не вмешивался.
– Поднимете шум, пристрелю, как нечего делать, – пообещал я, боком выходя в больничный коридор. В самом больничном корпусе, кроме нас, больше никого не было. Квартиры персонала, как я уже говорил, были в другом домишке Чем там занимались товарищи Медведь и фельдшер Нечаев, мы так и не узнали. Во дворе навстречу нам двинулись красноармейцы при форме и с винтовками. Пожалуй, пока это был самый тухлый момент, все могло повернуться в любую сторону.
– Здравствуйте, товарищи, – приветливо поздоровался с солдатами Опухтин. – Вы не поможете взнуздать лошадей, а то мы с товарищем раненые.
Красноармейцы, простые деревенские мужики, недовольно посмотрели на городских фертов с узлами, но, удостоверившись, что мы действительно раненые, без лишних слов помогли нам дойти до пролетки и подсадили на сиденья,
– Как же вы, товарищи, сами с лошадями управитесь? – участливо спросил один из них, парень с добродушным лицом. – Может вам подмогнуть?
– Спасибо, товарищ, – сердечно поблагодарил его Илья Ильич. – Нам туточки недалече, только до Укома, как-нибудь сами доберемся.
– Ну, тебе виднее – сказал тот, поправил упряжь, и я тотчас после этого тронул вожжами спины коней.
– А где товарищ Герасим? – когда уже застучали колеса, крикнул вдогонку второй красноармеец.
Ему никто не ответил, резвые лошади пошли рысью, и мы через переулок выехали на главную улицу города Троицка..
Глава 8
Короткий осенний день быстро шел к концу. Серенькие сумерки начали стремительно съедать пространство. Сначала исчезла перспектива, а потом и близкие объекты начали превращаться в свои темные очертания Я остановил лошадей, и мы устроили недолгое совещание. Ордынцева настаивала на поездке в губернский город. Там у левых эсеров в губкоме было квалифицированное большинство, и она считала, что ее там непременно поддержат и разберутся с беспределом, творящимся в Троицке. Опухтин был решительно против, он даже затрясся, когда услышал ее предложение.
– Ты шутишь, товарищ Ордынцева? Если мы поедем в губком, то нам никогда не дадут выехать из уезда. Медведь уже сообщил всем, кому нужно, чтобы нас задержали живыми или мертвыми! Ты понимаешь, что это значит? Нас поставит к стенке первый же чекист или чоновец! Нам нужно уходить в лес и пешком пробираться в соседнюю губернию.
Меня перспектива блуждать поздней осенью по лесам совсем не устраивала. Тем более, что мы с Дашей вообще оказались на чужом пиру и не имели к разборкам местных товарищей никакого отношения. Однако, похоже, Илья Ильич знал, что говорит, и не прислушаться к его мнению было бы, по меньшей мере, глупо.
– Как вы представляете, выйти отсюда лесом? – спросил я. – Мы с вами еле стоим на ногах, и у нас нет ни крошки еды.
– Лучше быть живым в дерьме, чем мертвым в шоколаде, – мрачно изрек мудрую мысль Опухтин.
– Мертвыми можно оказаться и без шоколада. Вы знаете, как отсюда выбраться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81