Теперь, когда «новая» одежда была апробирована, появилась следующая проблема, как дать Алевтине увидеть себя. Я, пристыженный своей недавней черствостью, искренне хотел ей помочь, но в доме не было больших зеркал, и ей оставалось только видеть себя «моими глазами» или идти любоваться на себя в пруду. Однако, Аля обошлась и без зеркала, крутясь и разглядывая себя, сколько позволяла шея.
В довершении всего случилась еще одна нечаянная радость. Пришедшие убирать со стола дворовые девушки, застав недавнюю изгойку и оборванку в барском в прямом смысле лишились дара речи. Не знаю, что они думали про себя, но глаза у моей подруги сияли от торжества.
Все эти одевания и связанные с ними волнения совершенно измучили Алевтину. Я видел, что она еле держится на ногах, и уговорил лечь в постель. Действие лекарств на неадаптированный к ним организм было похоже на чудо, но все-таки не настолько, чтобы за один день преодолеть тяжелую болезнь. К моему сожалению, усталость и волнения сморили мою подругу через несколько минут, а я лежал без сна рядом и думал, что раньше был не прав, считая, что женщин приятно только раздевать. Иногда одевать бывает почти так же приятно.
Глава двенадцатая
Ночь прошла спокойно. Аля почти не кашляла, и температура не поднималась. Я спал плохо, прислушиваясь к ее дыханию, и крепко заснул только под утро. Пробудился я довольно поздно от пристального взгляда. Девушка с тревогой смотрела на меня. Я погладил ее по щеке и пожелал доброго утра. Она машинально ответила.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.
– Хорошо, – ответила она, продолжая напряженно смотреть на меня.
– Что-нибудь случилось? – встревожился я.
– Я видела твой сон, и мне стало страшно.
– И что же ты видела?
– Не знаю, я не поняла. Какие-то чудовища… Алеша, ты человек?
– В какой-то мере, – честно признался я, – а что, не похож?
– Ты совсем другой. Я не знаю, как объяснить… Ты добрый… Я всегда немножко понимала, о чем думают люди, а сейчас совсем хорошо понимаю. Но ты думаешь по-другому, не только про меня, про всех. Ты всех жалеешь. Ты вот боишься, что я понимаю людей, а они могут про меня плохо думать, и мне будет больно… – девушка запуталась и замолчала.
Мне стало неловко. Я знал, что совсем не такой хороший, как ей кажется. Я вполне эгоистичен и себе на уме. Может быть, не больше других, но и не меньше. Не знаю, что Аля накопала у меня в голове, но было похоже, что она меня сильно идеализирует. Тем горше будет разочарование, когда она узнает меня получше.
– А что значит «разочарование»? – поинтересовалась все слышащая подруга.
Я помялся. Объяснять общеизвестные понятия труднее всего.
– Разочаровать – это… ну, если ты во что-то веришь, а потом окажется, что верила зря, и тебя обманули, и все оказывается не таким хорошим, как тебе казалось.
– Вот видишь, – улыбнулась Аля, – ты еще меня не разочаровал, а уже боишься. Не за себя, а за меня.
Я слегка обалдел от такой логики и не нашелся, что ответить. Поэтому замял разговор поцелуем.
– Так что тебя в моем сне напугало?
– Там были какие-то страшные большие чудовища, со стеклянными глазами, они неслись…
– Понятно. То, что ты видела – это машины. Там, откуда я пришел, их очень много. Их делают люди для того, чтобы быстро ездить. Они совсем не опасные, если соблюдать правила дорожного движения, – сострил я. – Ты же телег не боишься?
– Не боюсь.
– А мельницу?
– Тоже скажешь!
– А теперь представь, что будет, если их увидит человек в первый раз в жизни. Он испугается?
Аля задумалась, наморщив носик, и засмеялась:
– Наверно.
– Вот и тебе страшно, потому что никогда таких вещей раньше не видела. Ты, поди, дальше своей деревни нигде не была?
– Почему не была, была в самом Санкт-Петербурге.
– Ишь ты, – удивился я, – когда же ты там успела побывать?
– Не знаю, я тогда совсем маленькая была, ничего не помню.
– А откуда знаешь, что была?
– Люди сказывали, что меня барин оттудова привез.
– Так, выходит, ты не здешняя?
– Нет, меня барин с собой привез и Максимову в приемыши отдал. А потом, когда замуж выдавал, в людскую жить отправил.
Мне наш разговор делался все интереснее.
– А родственники у тебя какие-нибудь есть?
– Нет, только Максимовы.
– А этот Максимов тебе кем приходятся?
Аля задумалась, потом ответила:
– Крестным, наверное. Я, как все дети, тятю тятей звала, мамку – мамкой. Потом как большая стала, люди сказали, что я приемная.
– А фамилия у тебя девичья какая?
– Знамо, Максимова. Так токо в деревне-то по фамилии не кличут, а все больше по имени.
Мы вернулись к тому, с чего начали. Похоже, что с происхождением Алевтины оказалось не все просто. Зачем было помещику везти маленькую девочку из Петербурга, а потом отдавать приемышем в крестьянскую семью?
Если она крепостная, то должна быть где-то записана… Как это называлось у Гоголя в «Мертвых душах»? В «ревизские сказки».
Если Аля внебрачная дочь – то причем здесь крестьяне?
Обычно помещики давали своим внебрачным детям какую-нибудь непонятную фамилию, вроде Герцена или Фета и воспитывали их в благородном духе.
– А покойный барин тобой интересовался, отличал как-нибудь?
– Не знаю, он к нам в деревню редко ходил. Я его издали видела, когда он на охоту или в гости через деревню ездил, а вот тятю отличал, кажон год рубль давал.
– А с отцом твоим можно встретиться?
– Так он второй год как помер.
– Ты не знаешь, барин в деревню только с тобой приехал, или с вами был еще кто-нибудь?
– Камельдинер был при нем, Михеич, только он тоже помер, когда я еще малая была, и жена его тетка Пелагия.
– Это которая ключница? Пелагия Ниловна?
– Она самая.
«Ну, эту-то бабенцию я быстро разговорю», – подумал я.
– Тихон! – позвал я. Никто не отозвался.
– Я за ним сбегаю, – подхватилась с места Аля.
– Тебе пока бегать не стоит, поправься сначала.
– Тогда надо из окна во дворе кому наказать, ему и скажут, – нашла выход из положения Аля. Она окликнула игравшего во дворе мальчонку и ему велела разыскать Тихона. Хмурый, похмельный слуга возник минут через десять, когда у меня начало кончаться терпение. Повторялся сценарий вчерашнего дня.
– Быстро умываться и завтракать, – грозным голосом приказал я. – К завтраку принесешь из буфета бутылку мальвазии и покличешь Пелагию.
Упоминание о вине оживило душу моего Планше, а втихую от Али показанные рожки предали ему необходимое ускорение. Тишку как ветром сдуло.
«Умывальные принадлежности» были доставлены без промедления, и я приступил к утреннему туалету. Удалить Алевтину, от греха подальше, я не мог, да и следовало начинать приучать ее к моим «странностям».
Реакция на мои манипуляции у нее была примерно такая же, как и у Антона Ивановича, только с переменой акцентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76