Краткий ответ не устроил батюшку, лишая темы для разговора. Он спешил застолбить участок, пока Петухов ворочал во рту куски мяса.
– А согласись со мной, голубчик, что наша вера правильней турецкой.
– Об чем звук, – невразумительно согласился я.
– И песнопения наши не в пример лучше турецких.
– Песнопения особенно, – опять подтвердил я правильность вкуса священника.
– А что у турков за вера, басурманская что ли? – поинтересовался Петухов между двумя проглоченными кусками.
– Нет, – подумав, ответил батюшка Евлампий, – басурманская вера у татар, а у турков вера турецкая.
– А во что они верят? – серьезным голосом спросил я.
– В нечистого, – перекрестившись, ответил священник.
– А я слышал, что в Аллаха, – не отставал я от новоявленного теолога.
– Все суть одна, – уточнил поп.
– Да вы никак Коран читали, коли все знаете?
– Он и по-русски-то читать не умеет, не то что по-турецки или арабски, – встрял в разговор Антон Иванович, отрываясь от осязания Маруськиных прелестей.
– Неужто правда? – искренне удивился я.
– Не сподобил Господь уразуметь науку сию, – грустно посетовал батюшка.
– А как же вы служите?
– По Господнему наущению, – сообщил священник, и начал путано и многословно объяснять, что в служении Господу главное не грамота, а вера и совесть.
Такие идеи я слышал в родном Отечестве и в более поздние времена. В зал, между тем, вошел мой Тихон и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Барин, там Фрол Котомкин просится, сказывает, вызывали.
– Кто есть сей Фрол? – поинтересовался, с трудом поднимая веки, предок.
– Портной, – ответил Тихон.
– Это к тебе, – сказал Антон Иванович. – Ты, кажись, хотел себе фрак сшить.
– Отведи его ко мне в комнату, – велел я Тихону, с облегчением покидая скучную компанию.
Глава четырнадцатая
Крепостной человек, портной на оброке Фрол Исаевич Котомкин оказался человеком лет пятидесяти в цивильной гoродской одежде с умным лицом и цепкими проницательными глазами. Войдя в комнату, он низко поклонился и представился, четко артикулируя слова:
– Фрол Исаев сын Котомкин, крепостной человек господина Крылова.
На крепостного крестьянина он не походил никаким образом. Я в свою очередь представился и протянул ему руку. По лицу портного скользнула удивленная улыбка, но тут же исчезла, и он вежливо, без подобострастия, ответил на приветствие.
– Прошу садиться, – пригласил я после окончания ритуала знакомства.
– Изволите иметь во мне нужду, ваше благородие? – спросил Котомкин, усаживаясь на стул.
– Мне нужно сшить кое-какое платье.
– Изволили прибыть из чужих краев?
– Почему вы так решили?
– У нас в России-с так не шьют-с.
– Изволил, и именно из чужих, потому хочу заказать полный комплект от белья до верхнего платья.
– Как прикажете-с. Не сочтите за грубость, не позволите ли полюбопытствовать чужеземным пошивом-с, – попросил портной, разглядывая штанины джинсов, видные из-под полы халата.
– Полюбопытствуйте, – неохотно разрешил я. Чтобы не снимать халата, я вытащил из рюкзака ветровку и подал портному.
Если не хочешь вызывать лишнего любопытства, следует быть по возможности открытым и не темнить по мелочам.
Я вспомнил, что швейная машинка была изобретена Зингером во второй половине XIX века, значит, портной никогда не видел машинной строчки. Мне стало интересно, как он ее оценит.
Котомкин долго крутил в руках ветровку, выворачивая ее, как только мог. Наконец он бережно сложил одежду и с поклоном вернул мне.
– Большие мастера шили, нам так не сшить.
– Мне так и не нужно, сделаете, как у вас принято.
Он посмотрел на меня проницательными, как будто что-то понимающими глазами и опять спросил:
– Изволили долго жить на чужбине?
– Почему вы так решили? По одежде?
– Никак нет-с, по обхождению. Изволите крепостного мужика на «вы» называть.
– Не очень-то вы похожи на крепостного. Скорее на богатого купца.
– А между тем пребываю в полном рабском состоянии.
– Понятно, большой оброк платить приходится.
– Это нам не страшно-с.
– А что вам страшно?
– Рабское состояние.
– Ну, с деньгами, да на оброке это не так страшно, как холопом в людской. Потом, как я слышал, и у крепостных какие-то права есть
– Никак нет-с. По указу Ее Императорского Величества от 1875 года мы, крепостные, лишены всех прав. За жалобу на помещика велено людей холопского звания наказывать кнутом, и челобитных от нас не принимать.
– Ни хрена себе, век золотой, век Екатерины! – опрометчиво сказал я. – Это она что, после пугачевского восстания так озверела?
– После бунта-с, – поправил меня портной.
– А что Павел? Он же все супротив матушки делает?
– Велено прикрепить к земле всех бродячих, кроме цыган.
– А выкупиться можно?
– Всех отпущенных холопов приказано вновь прикрепить к помещикам.
Я смутно помнил по школьной истории, что Александр, придя к власти, провел кое-какие реформы, ослабившие крепостнический гнет.
– Вы знаете, мне кажется, года через два-три будет маленькое послабление…
Фрол Исаевич смотрел на меня ждущими, верящими глазами.
– А относительно воли, ваше благородие, ничего?
Я отрицательно покачал головой.
– Вам не дожить, разве что внуку.
Котомкин поверил и понурился.
– А почему вы меня об этом спрашиваете? Правду за правду.
– Так посыльный про вас всю дорогу говорил. Приехал, мол, к барину в гости, простите великодушно, нечистый, огонь из пальца добывает, мертвых оживляет. Я бабьим сказкам не верю, но как вас самолично увидел, подумал, что не от мира сего человек. Решил, спрошу, за спрос голову не снимут…
– Может быть, я и не от мира вашего, спорить не буду, только никакого отношения ни к черту, ни к Богу не имею. Можете за свою душу ни бояться. Правда, лечить немного умею.
Мы помолчали.
– Да я и не боюсь, – серьезно сказал портной. – Черти такими не бывают. Так вам что сшить надобно?
Вопрос получился простой, но на засыпку. Я не имел ни малейшего представления, о том, что носили в XVIII веке.
– Как насчет камзола? – спросил я, вспомнив название старинной одежды.
– Изволите желать придворный?
– Нет, ко двору я пока не собираюсь, мне что-нибудь попроще.
Я вспомнил, что гоголевский Чичиков носил фрак «брусничного цвета с искрою», а потом сшил новый, «наварского пламени с дымом». Только жил он позже, в двадцатые годы следующего века. Я попытался вспомнить портреты Державина или Фонвизина, но в голове было пусто и свободно: какие-то пышные галстуки, а более никаких ассоциаций.
– Вы знаете, Фрол Исаевич, я отстал от российской моды и не знаю, что нынче носят в провинции, – решил я переложить проблему на плечи специалиста. – Мне бы что-нибудь повседневное, чтобы не бросаться в глаза.
– Ну, может быть, сюртук и панталоны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76