Судя по голосу и строю речи, этот человек явно не принадлежал к низам общества. Забавляться с собой я никому позволять не собиралась и переменила цель, навела ствол на него. Однако этим только еще больше раззадорила картежника. Похоже, он принадлежал к любителям острых ощущений, и игра со смертью его забавляла.
– Чур, я буду первым! – весело сказал он товарищу и, отшвырнув ногой путающуюся под ногами одежду Воронцова, и не сводя с меня глаз, пошел в обход кровати.
Думаю, никакая, даже смертельная опасность не смогла бы заставить меня выстрелить в лицо человека. Однако передо мной было не лицо, а черная страшная маска и я, почти не раздумывая, нажала на курок. Пистолет выстрелил, но как-то несерьезно. Хлопок был совсем негромкий, и я решила, что у меня ничего не вышло и теперь мне конец. Картежник был уже в шаге от меня и тянулся к груди рукой с кинжалом. Однако выстрел его все-таки остановил. Он, как-то очень медленно, поднял левую руку к лицу, и начал медленно оседать. Я стояла на месте, как парализованная, не понимая, что происходит.
– Ты это что, б…, сделала?! Ты Семена Даниловича убила? – почему-то обиженно, спросил второй убийца, тот, что был в тесном сапоге и вдруг бросился на меня прямо через кровать.
Я в испуге отпрянула, спасаясь от удара, но он до меня так и не дотянулся, упал лицом на кровать и захрипел, выталкивая изо рта какие-то невнятные проклятия. За ним стоял, как-то вяло, свесив руки, голый Воронцов. А из спины торчал, подрагивая в такт конвульсиям, офицерский палаш. Около минуты мы с Мишей, не сходя с места, смотрели друг на друга и молчали. Потом он спросил меня жалким, виноватым голосом:
– Мы их что, убили?
– Убили, – как эхо повторила я следом за ним. – Господи, что же теперь будет!
– Но ведь они первыми начали, – подумав, сказал он. – Мы же их сюда не звали, они сами пришли!
В его голове, равно как и в моей был полный сумбур. Я пыталась осознать, что произошло и единственное, что в тот момент меня взволновало, это куда деть тела двух крупных мужчин. Царский дворец был не самым лучшим местом для кровавых происшествий. Павел Петрович очень не любил неожиданности. Даже неурочный ночной крик мог вызвать у него вспышку гнева и ярости, что же говорить об убийстве!
– Нужно что-то с ними сделать, – наконец сумела, преодолев стопор, сказать я. – Оставлять убитых здесь никак нельзя!
Миша согласно кивнул и вытер ладони о голые бедра, будто стирая с них кровь.
– Давай выбросим их в окно, – неестественным, каким-то деревянным голосом предложил он и наклонился к полу за своей одеждой.
– Давай, – согласилась я и, с опаской обойдя лежащее на полу тело, отошла к окну. – Только я боюсь покойников.
– Я тоже боюсь, – сознался он. – Мне еще никогда не приходилось никого убивать.
– Мне тоже, – сказала я. – Но мертвых я уже видела, они совсем не страшные.
– Правда? Вы видели мертвых? – спросил он не потому, что ему было интересно, а только для того, чтобы не молчать. – А говорят, иногда убитые превращаются в приведения!
– Да, только их утром найдут под нашими окнами и все сразу раскроется! – думая о своем, ответила я. – Тому, что я сама их обоих убила, никто не поверит, будет следствие и все раскроется! Господи, какой позор! Одна, ночью, с чужим мужчиной!
Он ничего не ответил, поднял с пола свои панталоны, но надевать их не стал, подошел ко мне и распахнул окно.
Теперь мы стояли рядом, соприкасаясь голыми плечами, и смотрели в окно. Небо уже светлело, и ночь переходила в раннее сумеречное утро. Почти под нашими окнами стоял часовой, чуть дальше следующий. Выстрела, похоже, никто не услышал.
– Если мы их сейчас вытолкнем из окна, сразу поднимется тревога, – бесцветным голосом сказал Воронцов. – Кажется, моей карьера пришел конец!
Я знала, о чем он думает, и то, что он не винит меня в несчастье, свалившемся нам на головы, говорило в его пользу и вызвало теплое чувство. Я невольно к нему прижалась, а он меня против воли обнял. Непонятно как это получилось, я знала, что он ни о чем таком даже не помышлял, но его рука оказалась у меня на груди.
– Нужно хотя бы посмотреть, кто они такие, – сказал он и, совсем не думая, что делает, поцеловал меня в щеку.
– Бог с ними, – испуганно, проговорила я. – Пусть лучше остаются лежать. Только нужно убрать того, с кровати, а то он всю постель перепачкает кровью.
– Хорошо, – согласился Миша, еще крепче прижимая меня к себе. – Сейчас, только минутку…
Его била мелкая дрожь, я это чувствовала, но вместе с тем он начал сильно возбуждаться.
– Нет, – попросила я, удерживая его ищущую руку, – позже, сначала сделаем дело, а все остальное потом…
– Хорошо, – согласился он, отпустил меня и подошел к кровати, на которой лежал с палашом в спине убитый им человек. – Отвернитесь, вам на это лучше не смотреть!
Я знала, как ему страшно дотрагиваться до рукояти своего палаша, но он сумел себя преодолеть, взялся за него и выдернул клинок из спины мертвеца. Тот почему-то дернулся и Воронцов невольно отскочил.
– Теперь стянем его за ноги, – сказала я, заставляя себя взяться за согнутую в колене ногу убитого.
Нога была еще теплая и, как мне показалось, живая. Миша положил оружие на стол и пришел мне на помощь.
Мы вдвоем мигом стащили моего незадачливого убийцу с постели. Он гулко ударился головой об пол, но больше не подал никаких признаков жизни.
– Господи, – сказал Воронцов и перекрестился на Петропавловский собор, – прости меня, грешного!
Я последовала его примеру и тоже перекрестилась. Теперь оба покойника лежали на полу. Мне показалось, что от последнего усилия я так устала, что меня не держат ноги и села на край кровати. Миша тотчас оказался рядом. Ему, как и мне, было очень страшно и он так же, как и я, не знал, что нам делать дальше.
– Можно, я обниму тебя? – жалобно попросил он, обращаясь ко мне на «ты». – Мне почему-то холодно.
– Обними, – согласилась я, – мне тоже холодно.
Как-то само собой получилось, что мы крепко обнялись, и какое-то время неподвижно сидели рядом, пытаясь, согреть друг друга. Потом он положил меня на спину. Не знаю почему, но я не сопротивлялась и даже приподнялась, чтобы ему было удобнее снять с меня рубашку. Так же без слов, как-то незаметно, мы стали любовниками. Я очнулась и ужаснулась тому, что мы делаем только тогда, когда почувствовала глубоко в себе его твердое возбужденное тело. Отталкивать его или возражать было уже поздно.
Впрочем, вся моя измена продолжалась всего несколько мгновений. Меня обожгло внутри, и все кончилось. Мальчик был очень сильно возбужден.
– Все, милый, – прошептала я, когда он затих, крепко прижимая меня к себе. – Теперь успокойся, нам нужно встать!
– Пожалуйста, Алекс, – прошептал он, не отпуская меня, – умоляю, еще только один раз!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79