– Ну, если я и надеялся опять на вас полюбоваться, то совсем немножко. Ведь я вас уже один раз все равно видал, когда мы друг друга спасали…
Мне стало смешно слушать его сбивчивые оправдания, да и в мыслях у него не было ничего такого, что могло меня оскорбить. Кажется, флигель-адъютант был в меня уже немного влюблен, и ни о чем таком больше не помышлял.
– Ладно, – смилостивилась я, – я уже одета, теперь можете повернуться. Ваша одежда высохла?
– Да, вполне. Вы знаете, как я вам благодарен за спасение! Никогда себе не прощу, что до сих пор не научился плавать!
Глава 2
Уже в темноте мы доехали до почтовой станции. Мне показалось, что повторяется ситуация первой ночи под арестом. Помещений для отдыха проезжающих на крохотной станции было мало, в сущности, всего две комнаты. В одной, большой, вповалку легли спать кирасиры, во второй – мы с Татищевым.
Тот раз я ночевала под строгим надзором надворного советника Ломакина. Кровать тогда была одна, и нам пришлось лечь с Ломакиным вместе. Это вынужденное соседство спасло мне жизнь, я узнала, что он собирается меня убить, и, соблазнив его, сумела предотвратить непоправимое. Теперь мне ничего не угрожало, и ложиться в одну постель вместе с флигель-адъютантом я не собиралась. Решила, что если не будет другого выбора, лягу спать на голом полу.
Однако Татищев, когда мы с ним остались вдвоем, повел себя на удивление предупредительно. Ивану Николаевичу даже в голову не пришла мысль воспользоваться ситуацией и принудить меня лечь с ним вместе. Чтобы между нами не возникло недоверия, он сразу же, как только мы осмотрели комнату, приказал станционному смотрителю принести ему сенник и одеяло. Тот не осмелился перечить столичному гостю и без лишних разговоров выполнил наказ.
После нашего совместного купания между нами сами собой установились дружески-влюбленные отношения. Я была сама доброжелательность, Татищев ненавязчиво за мной ухаживал. Едва мы поужинали, как окончательно стемнело, и нужно было укладываться. Иван Николаевич вежливо вышел из комнаты и долго не возвращался, давая мне возможность привыкнуть почувствовать себя в безопасности. Я за это время вполне успела приготовиться ко сну, привела в порядок волосы, разложила на столе, чтобы не помялось, свое единственное платье, и спряталась под одеяло.
Татищев вернувшись, тихо разделся и растянулся на своем сеннике. Я сделала вид, что уже сплю, а сама наблюдала, как он лежит на полу, закинув руку за голову, и смотрит в потолок. Думал он обо мне, при том так хорошо, что я не посмела подслушивать и закрыла глаза. Однако уснуть не смогла, и начала вспоминать свои странные видения на берегу реки.
То, что это не были обычные грезы одинокой женщины, соскучившейся по мужской ласке, я почти не сомневалась. В прошлый раз такой же сладостный сон мне приснился в тревожную ночь, когда меня пытались убить. Теперь это произошло днем, видимой угрозы не было, однако я все равно встревожилась. Что-то во всех этих сладострастных сновидениях было порочное и опасное. В первый раз сон затянул меня в водоворот страсти, и я по своей воле, правда, этим спасая жизнь, изменила мужу, которого очень люблю.
– Интересно, она уже спит? – подумал флигель-адъютант, и я невольно переключилась на его мысли. – А что, если я ей не совсем безразличен! Сегодня вечером в карете она была со мной мила и не подкалывала, как обычно. В конце концов, я не так уж безобразен, чтобы ей совсем не обращать на меня внимание.
Я насторожилась и решила не оставлять его планы и намерения без надзора. Иван Николаевич приподнялся со своего сенника и посмотрел в мою сторону. В комнате было темно, и ничего интересного ему рассмотреть не удалось. Он, а вместе с ним и я, увидел возле стены кровать и на ней под одеялом силуэт спящего человека. Мне стало интересно смотреть на себя чужими глазами, и я невольно включилась в игру.
– Как она застеснялась, когда я застал ее голой! Она так крепко спала и в такой пикантной позе, – с удовольствием вспомнил он. – Зря я так быстро ее разбудил, зрелище было великолепное. Интересно, что ей тогда снилось? Скорее всего, что-то любовное.
– Как он смог догадаться? – рассердившись на себя, подумал я.
– А что, если все-таки попробовать? Без нахальства, а как бы невзначай. Пожалуюсь на одиночество, скажу, что никто меня не любит, и я всю жизнь мечтал о такой, как она. Вдруг я ей нравлюсь, и она меня не оттолкнет! бог знает этих женщин, что и в какую минуту им взбредает в голову. Как у меня славно этой весной сложилось с эмигранткой, французской маркизой! Как ее звали? Кажется, Мария Терезия Жофрэн. Я думал, что она меня терпеть не может, но как только мы с ней на минуту остались одни!..
Конечно, слушать гнусные откровения Татищева я не стала. Кому приятно узнавать мерзкие подробности о недостойном поведении еще недавно симпатичного тебе человека. Однако он так живописно вспоминал о своих непотребных отношениях с развратной француженкой, что я никак не могла избавиться от его навязчивых мыслей. Наконец все это мне так надоело, что я решила прервать поток его безнравственных воспоминаний и спросила:
– Иван Николаевич, вы еще не спите?
Он так обрадовался простому вопросу, будто я уже пригласила его полежать рядом со мной в постели.
– Нет, дорогая Алевтина Сергеевна, – ответил он трагическим голосом и тяжело вздохнул, – мне больше не до сна. Я теперь думаю только о вас!
– Зря, обо мне вам думать не стоит, лучше вспоминайте ваши недавние победы. Кажется, у вас нынешней весной был большой амур с какой-то пожилой французской эмигранткой? – не удержалась я от возможности отомстить ему за вынужденное участие в его пошлых воспоминаниях.
Татищев так испугался, что сразу же замолчал и больше не произнес ни слова. Он начал лихорадочно думать, от кого я могла узнать такую подробность его жизни. Его связь с замужней маркизой была тайной за семью печатями. Павел Петрович с его подозрительностью ко всему западному, никогда бы не потерпел, чтобы его флигель-адъютант «махался» с иностранкой, а тем паче француженкой. Отмщенная, я, наконец, заснула.
Утром все моих конвоиров больше всего интересовало, было ли у нас что-нибудь с Татищевым. Конечно, никто не показывал и вида, но кирасиры только об этом говорили и отмечали каждый наш взгляд и слово. Однако унылый вид флигель-адъютанта скоро успокоил доблестных кавалеристов, и мой авторитет поднялся на недосягаемую высоту.
С Иваном Николаевичем получилось все по-иному, он прятал глаза, старался обходить меня стороной и поспешил приказать перековать лошадь, чтобы нам не пришлось, как вчера, ехать вместе в карете.
Какое-то время я была довольна, что избавилась от нескромного поклонника, но скоро ехать одной мне стало скучно, и во время обеда я с Татищевым завела разговор о его «якобитском» увлечении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79