Рассуждать «повезло — не повезло» — это же не серьезно. Плохо сработала, вот и весь сказ. Любителю можно простить, тебе нет. Ни в одной разведке мира такого не прощают. Думаю, у пришельцев из иной цивилизации дело с этим даже построже.
Заремба сделал паузу, проезжая перекресток, заметил, что Ева уже не скрывает боли, вероятно, она становилась мучительной: вздернутые вверх руки беспокоили растянутые связки, а сустав на ноге распух, сделав изящную, сильную ступню уродливой колотушкой. Верный признак разрыва связок…
Миновав мост через Яузу, он повернул на набережную, в сторону парка места малолюдные в обеденное время.
— Так что выхода у тебя нет, — надо отвечать на вопросы, — вздохнул он. Ты же понимаешь, на тебе висит провал операции. А я сегодня победил. Твои наемные убийцы — мелочь, жлобы. И Адам — дерьмо. Ясно, у тебя не было времени основательно подготовиться и ликвидировать меня аккуратно. Поэтому пришлось воспользоваться тем, что оказалось под рукой. Тебе же только сегодня утром приказали меня убрать? Где-то после одиннадцати?
— Я не могу отвечать на ваши вопросы, — не сразу проронила Ева.
— А придется. Иначе отвезу тебя в контору, там наширяют уколов, накачают всякой дрянью и ты расскажешь мне все, даже то, что сама забыла.
— Это не поможет.
— Ну! Еще как поможет. Недавно какая-то новая зараза появилась, кстати, японского производства. Купили через третью страну. После первого же укола состояние полной откровенности. Пациент ощущает сильнейшее сексуальное возбуждение и на почве этого отказывают самые мощные тормоза. А у женщин особенно… Слышала о таком зелье?
— Слышала… Но на меня не действует.
— Да ладно, не бойся, — усмехнулся он, показывая зубы. — Я же тебя только запугиваю… Ты можешь не отвечать на мои вопросы. Молчи. Просто молчи и все. А я пойму. Я же цыган, по глазам умею читать.
— Снимите наручники, — вдруг попросила она.
— Снять? Пожалуйста, — Заремба въехал в парк сквозь отсутствующий пролет в металлической изгороди, загнал машину под сень старых лип. Не спеша и грузно пересел к Еве на заднее сиденье.
— Болят суставы? — с циничной улыбкой спросил он и как бы со стороны посмотрел на свою, в общем-то неприятную, мерзкую физиономию — таким он ей должен казаться.
— Болят, — с покорностью призналась Ева.
Заремба бесцеремонно и грубо расстегнул кнопки на ее платье, залез рукой за пазуху, ощупал — на шее никаких украшений и бюстгалтера нет, грудь маленькая — два прыщика. Ева испытующе сузила глаза до темных щелок.
— Придется трусики снять,. — продолжал улыбаться он. — Красивые у тебя трусики!
И отвернув подол, захватил жесткими пальцами тесемки на бедрах, сдернул их до колен, преодолевая инстинктивное сопротивление, затем уже аккуратно и бережно снял трусики с ног. Ева мгновенно расслабилась, откинула голову на спинку сиденья.
Заремба поправил подол и, не сводя взгляда с ее лица, прощупал, пропустил между пальцев резинку.
— Нет, ты молчи, — посоветовал он. — Я же все понимаю. Дурочка ты, хоть и помощник депутата. Разве старого цыгана обманешь?
Под резинкой заднего треугольника трусов оказалась плоская пластмассовая ампула с бесцветной жидкостью. Заремба упрятал ее на место, а предмет женского туалета свернул, вложила пластиковый пакет и убрал в карман.
— Поближе к сердцу, — гнусно усмехнулся. — А теперь можно и наручники снять.
Махать руками не советую. И больно будет, да и бесполезно. Все эти ваши «кия!» годятся для худосочного противника, килограмм на сорок. А во мне весу — все сто тридцать.
Заремба отстегнул ее руки от петли, вытянул левую, и ощупав плечевой сустав, резким движением поставил его на место.
Ева вскрикнула, вцепившись другой рукой в спинку, блеснула черным глазом.
— Ничего, потерпи, — буркнул он. — У меня бабка костоправом была, вывих вправить плевое дело.
Лоб Евы, рассеченный стеклом, покрылся испариной, закусила губу. Правую руку Заремба вправлять не стал, рывком выдернул фотографию из кармана.
— Он заказал мою голову?
Ева взглянула мельком, но этого было достаточно: она знала человека с жилами на лбу в виде латинской «V».
— Молчи. Отвечать не обязательно. Я сам чувствую, когда горячо. Мне вынесли приговор после правительственного совещания? Нет? Не знаешь?.. Понятно. Значит, за срыв диверсии на Ленинградской АЭС. Кто из ваших людей работает в фирме «Нейтрон»? Ну, помогай, молча помогай, — он взял ее правую, безвольную, горячую руку. — Поможешь — вправлю вывих. Ну?
Она отвернулась, показывая ему слабый, беззащитный затылок с короткой стрижкой блестяще-черных жестких волос.
В этот миг пискнул пейджер и на табло появилась бегущая строка срочно позвонить дежурному оперативнику в собственную приемную. Это насторожило Еву, то ли Заремба привыкал к ее лицу, то ли физическая боль сняла с него желтизну восточной непроницательности.
Дежурный был взволнован или даже кем-то сильно взведен, поскольку чуть ли не рявкнул в трубку:
— Слушаю!
— Что, рома, жарко в конторе? — спросил Заремба.
— Для вас есть срочная информация, — умерив пыл, сообщил опер. Весьма важная.
— Из Питера? — глядя на Еву, прислушивающуюся к разговору, поинтересовался он: затылок у нее был выразительнее, чем лицо. Возможно, и третий глаз где-нибудь прятался в смоляных волосах…
— По телефону не могу, товарищ полковник, — смутился дежурный. — Вам приказано немедленно ехать в контору.
— А ты через не могу! — Заремба чуть развернул трубку, чтобы слышала Ева. — Ну, говори! Разрешаю.
— Из Карелии. Там «логово» накрыли.
— Хорошо, сейчас приеду, — бросил он. — А с кем ты сейчас там разговаривал?
— Со спецпрокурором.
— Что, сердитый?
— Не то слово. Там же гора трупов.
Заремба отключился, бросил на сиденье телефон.
— Слышала? И тут я вас сделал… Да ладно, слышала ведь! Накрыли мы ваше «логово», разорили гнездо. Мне с тобой теперь и говорить-то не интересно. Поедем в тюрьму.
Ева резко обернулась к нему — из подсохших разрезов на лбу и скуле засочилась кровь: верный признак сильного внутреннего напряжения, давление подскочило…
— Не нужно нервничать, — уже без всякого развязного цинизма сказал он. Тебя же учили не только ручками-ножками махать. Предлагал же тебе разговор профессионалов — не согласилась. А теперь в тюрьму, в бывшие подвалы КГБ.
Слышала?.. Ничего ты не слышала. Успокойся, внутренняя тюрьма не в подвалах.
Сидеть будешь на третьем этаже… Или тебе трусики вернуть, с ампулой? Хочешь, сам надену? И ампулу в ротик твой положу да зажму, чтоб не выплюнула. Оболочка у этой штуки рассасывается, правда?
— Не хочу, — вымолвила она.
Заремба взял ее левую, вправленную руку, примкнул наручником к петле над дверью и пересел за руль, запустил двигатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Заремба сделал паузу, проезжая перекресток, заметил, что Ева уже не скрывает боли, вероятно, она становилась мучительной: вздернутые вверх руки беспокоили растянутые связки, а сустав на ноге распух, сделав изящную, сильную ступню уродливой колотушкой. Верный признак разрыва связок…
Миновав мост через Яузу, он повернул на набережную, в сторону парка места малолюдные в обеденное время.
— Так что выхода у тебя нет, — надо отвечать на вопросы, — вздохнул он. Ты же понимаешь, на тебе висит провал операции. А я сегодня победил. Твои наемные убийцы — мелочь, жлобы. И Адам — дерьмо. Ясно, у тебя не было времени основательно подготовиться и ликвидировать меня аккуратно. Поэтому пришлось воспользоваться тем, что оказалось под рукой. Тебе же только сегодня утром приказали меня убрать? Где-то после одиннадцати?
— Я не могу отвечать на ваши вопросы, — не сразу проронила Ева.
— А придется. Иначе отвезу тебя в контору, там наширяют уколов, накачают всякой дрянью и ты расскажешь мне все, даже то, что сама забыла.
— Это не поможет.
— Ну! Еще как поможет. Недавно какая-то новая зараза появилась, кстати, японского производства. Купили через третью страну. После первого же укола состояние полной откровенности. Пациент ощущает сильнейшее сексуальное возбуждение и на почве этого отказывают самые мощные тормоза. А у женщин особенно… Слышала о таком зелье?
— Слышала… Но на меня не действует.
— Да ладно, не бойся, — усмехнулся он, показывая зубы. — Я же тебя только запугиваю… Ты можешь не отвечать на мои вопросы. Молчи. Просто молчи и все. А я пойму. Я же цыган, по глазам умею читать.
— Снимите наручники, — вдруг попросила она.
— Снять? Пожалуйста, — Заремба въехал в парк сквозь отсутствующий пролет в металлической изгороди, загнал машину под сень старых лип. Не спеша и грузно пересел к Еве на заднее сиденье.
— Болят суставы? — с циничной улыбкой спросил он и как бы со стороны посмотрел на свою, в общем-то неприятную, мерзкую физиономию — таким он ей должен казаться.
— Болят, — с покорностью призналась Ева.
Заремба бесцеремонно и грубо расстегнул кнопки на ее платье, залез рукой за пазуху, ощупал — на шее никаких украшений и бюстгалтера нет, грудь маленькая — два прыщика. Ева испытующе сузила глаза до темных щелок.
— Придется трусики снять,. — продолжал улыбаться он. — Красивые у тебя трусики!
И отвернув подол, захватил жесткими пальцами тесемки на бедрах, сдернул их до колен, преодолевая инстинктивное сопротивление, затем уже аккуратно и бережно снял трусики с ног. Ева мгновенно расслабилась, откинула голову на спинку сиденья.
Заремба поправил подол и, не сводя взгляда с ее лица, прощупал, пропустил между пальцев резинку.
— Нет, ты молчи, — посоветовал он. — Я же все понимаю. Дурочка ты, хоть и помощник депутата. Разве старого цыгана обманешь?
Под резинкой заднего треугольника трусов оказалась плоская пластмассовая ампула с бесцветной жидкостью. Заремба упрятал ее на место, а предмет женского туалета свернул, вложила пластиковый пакет и убрал в карман.
— Поближе к сердцу, — гнусно усмехнулся. — А теперь можно и наручники снять.
Махать руками не советую. И больно будет, да и бесполезно. Все эти ваши «кия!» годятся для худосочного противника, килограмм на сорок. А во мне весу — все сто тридцать.
Заремба отстегнул ее руки от петли, вытянул левую, и ощупав плечевой сустав, резким движением поставил его на место.
Ева вскрикнула, вцепившись другой рукой в спинку, блеснула черным глазом.
— Ничего, потерпи, — буркнул он. — У меня бабка костоправом была, вывих вправить плевое дело.
Лоб Евы, рассеченный стеклом, покрылся испариной, закусила губу. Правую руку Заремба вправлять не стал, рывком выдернул фотографию из кармана.
— Он заказал мою голову?
Ева взглянула мельком, но этого было достаточно: она знала человека с жилами на лбу в виде латинской «V».
— Молчи. Отвечать не обязательно. Я сам чувствую, когда горячо. Мне вынесли приговор после правительственного совещания? Нет? Не знаешь?.. Понятно. Значит, за срыв диверсии на Ленинградской АЭС. Кто из ваших людей работает в фирме «Нейтрон»? Ну, помогай, молча помогай, — он взял ее правую, безвольную, горячую руку. — Поможешь — вправлю вывих. Ну?
Она отвернулась, показывая ему слабый, беззащитный затылок с короткой стрижкой блестяще-черных жестких волос.
В этот миг пискнул пейджер и на табло появилась бегущая строка срочно позвонить дежурному оперативнику в собственную приемную. Это насторожило Еву, то ли Заремба привыкал к ее лицу, то ли физическая боль сняла с него желтизну восточной непроницательности.
Дежурный был взволнован или даже кем-то сильно взведен, поскольку чуть ли не рявкнул в трубку:
— Слушаю!
— Что, рома, жарко в конторе? — спросил Заремба.
— Для вас есть срочная информация, — умерив пыл, сообщил опер. Весьма важная.
— Из Питера? — глядя на Еву, прислушивающуюся к разговору, поинтересовался он: затылок у нее был выразительнее, чем лицо. Возможно, и третий глаз где-нибудь прятался в смоляных волосах…
— По телефону не могу, товарищ полковник, — смутился дежурный. — Вам приказано немедленно ехать в контору.
— А ты через не могу! — Заремба чуть развернул трубку, чтобы слышала Ева. — Ну, говори! Разрешаю.
— Из Карелии. Там «логово» накрыли.
— Хорошо, сейчас приеду, — бросил он. — А с кем ты сейчас там разговаривал?
— Со спецпрокурором.
— Что, сердитый?
— Не то слово. Там же гора трупов.
Заремба отключился, бросил на сиденье телефон.
— Слышала? И тут я вас сделал… Да ладно, слышала ведь! Накрыли мы ваше «логово», разорили гнездо. Мне с тобой теперь и говорить-то не интересно. Поедем в тюрьму.
Ева резко обернулась к нему — из подсохших разрезов на лбу и скуле засочилась кровь: верный признак сильного внутреннего напряжения, давление подскочило…
— Не нужно нервничать, — уже без всякого развязного цинизма сказал он. Тебя же учили не только ручками-ножками махать. Предлагал же тебе разговор профессионалов — не согласилась. А теперь в тюрьму, в бывшие подвалы КГБ.
Слышала?.. Ничего ты не слышала. Успокойся, внутренняя тюрьма не в подвалах.
Сидеть будешь на третьем этаже… Или тебе трусики вернуть, с ампулой? Хочешь, сам надену? И ампулу в ротик твой положу да зажму, чтоб не выплюнула. Оболочка у этой штуки рассасывается, правда?
— Не хочу, — вымолвила она.
Заремба взял ее левую, вправленную руку, примкнул наручником к петле над дверью и пересел за руль, запустил двигатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118