Какая честь, если нет силы и смелости гунна?.. Вы умерли! Вы скелеты…
— Кто это — вы? Или мы перешли на официальный-тон?
— Вы — это вы все. Вся эта никчемная страна, которая еще мнит себя государством.
И потому я — против вас.
— Тоже любопытный образ. Диана, вскормленная волчицей, перегрызает волчице горло. И строит свой Рим. Занимательный город, должно быть, похож на Содом или Гоморру. Жаль, не могу тебя сдать. Ты сейчас как писаная торба, а я — дурак.
— Ты не дурак, Георгий. Поэтому тобой заинтересовались, особенно после того, когда ты ушел от засады на болоте. Помнишь, когда я попросила с тобой экстренной встречи?
— Это незабываемо, Маша! А заинтересовался твой резидент?
— Разумеется! Просто пришел в восторг. Хотел сначала убрать, чтобы не мешал, а потом приказал… стеречь тебя от всяких случайностей.
— Значит, сначала ты заманила меня в ловушку, а потом охраняла?
— Но что делать? Такова наша служба, — наигранно вздохнула и смирилась Маша.
— И у твоего резидента не пропал интерес до сих пор, насколько я понял?
— Напротив, усилился. Если бы ты прекратил еще пускать слюни…
— Неужели я кажусь тебе интеллигентом?
— Какой вопрос? Ты и есть современный интеллигент в чистом виде, заключила она. — Самое мерзкое и отвратительное качество, искусственно привитое в этой стране мыслящим людям. Оно-то и уничтожило дух нации, оно сделало вас неспособными к сопротивлению. А мне очень хочется, чтобы ты уяснил наконец, что поистине святым можно стать, зарыв в землю врагов своих живыми, как это сделала княгиня Ольга. Вот это был дух! Вот тогда вы имели право на существование.
Поспелов встал, стряхнул с одежды мучную пыль, шагнул к двери.
— Я подумаю… И попробую!
— Не забывай, тебе надо поторопиться, чтобы не стать вместо святого крайним.
Увы, катастрофа уже произошла…
— Да-да! Я помню… Обязательно попробую. Только в любом случае сначала принесу теплую одежду и постель. Никогда не смогу спокойно смотреть на зябнущую женщину.
— Это голос мужа, — вслед проронила Маша. — Я этого не забуду.
Уходя наверх за постелью, он не запирал темницу, но она даже не сделала попытки побега — а удрать было просто: открыв окно. Теперь Поспелов окончательно уверился: начни выгонять — не уйдет…
А пришельцы, тем не менее, продолжали затягивать удавку: едва Поспелов поднялся наверх, как в доме отключился свет.
Он проверил пробки — все в порядке, значит, повреждение на линии. Пришлось стиснуть зубы и переключиться на аварийное питание, но аккумуляторный блок оказался посаженным до нуля — где-то поблизости подняли в воздух «ромашку» — систему «Ореол». Когда же Георгий запустил движок электростанции и все-таки включил радиостанцию, выяснилось, что эфир забит помехами на всех диапазонах и радиопроходимость нулевая…
Оставался единственный способ связи с Москвой: по космическому телефону выйти на коммутатор погранотряда и, назвав особый пароль, попросить соединить с Зарембой по домашнему или рабочемутелефону. Это проходило в любом случае — «ромашка» не действовала на спутник связи, однако сообщение, пришлось бы шифровать и передавать голосом набор цифр. Времени на шифрование не оставалось: следовало послушать ясновидящую из темницы и поторопиться доложить о катастрофе. «Чтобы быть первым, а не крайним».
Заремба оказался в своем кабинете…
— Здравствуй, брат, здравствуй дорогой, — сразу же затрещал Георгий, задавая тон и ключ к разговору. — Все ли живы-здоровы в твоем таборе? Как повозки дошли, как лошади?
— Да слава Богу, рома! — подхватил Заремба. — А что ты так заволновался?
— Я же больного крестника с другим табором отправил, в кибитку с добром посадил, а с тобой надо было послать. С тобой бы он не пропал.
— А, рома, куда твой крестник денется? Довезут, напоят-накормят, в самый лучший шатер определят.
— Сон я дурной видел, — сказал Поспелов. — Будто кони в дороге пали, а кибитка опрокинулась все добро прахом пошло, и крестник мой убился.
— Худой сон, — Заремба сделал паузу. — Да в руку ли?
— В руку, брат, в руку. Мои сны сбываются. И в твоем таборе беда: черный человек прибился. Весь табор сглазит!
— Тоже во сне видел?
— Видел да смутно, лица не разглядел, но голос слышал. Будто шепчет тебе на ухо: посади, мол, крестника в кибитку с добром и золото туда же спрячь. Пошли мне весточку, брат, а то нет мне тут покоя и весь табор на ноги поднял. Люди обиженные, мстить будут.
— Да уж чувствую, не до сна тебе, — посочувствовал Заремба и отключился.
Поспелов добрел до своей комнаты, однако там не оказалось постели, а в окна без единого стекла тянуло холодным, преддождевым ветром, суконное одеяло, которым был завешен пустой проем, вздувалось парусом. И все-таки он лег, но, засыпая, подумал, что не сможет проснуться сам через два часа, чтобы поставить Татьяне укол..
Но вышло, спал ровно два часа. Ветер на улице не улегся и дождь не пролился, значит пойдет с утра… Поспелов осторожно пробрался в спальню «жены» — во сне она тяжело дышала, яблоки глаз двигались под прикрытыми веками: вероятно, был температурный кошмар. Он приготовил шприц и тихонько растолкал Татьяну.
— Подставляй, пора.
Едва он сделал укол, как на пульте связи замигала лампочка: Москва требо,вала срочной связи. Пришельцы сняли блокаду…
Поспелов открыл потайную комнату, не включая света, почти наугад ткнул кнопку и взял трубку радиостанции.
Голос Зарембы звучал, будто из могилы.
— Спишь что ли, хрен моржовый! Опять вещие сны смотришь?
— Сплю, — сказал Георгий. — Едва голову оторвал…
— Транспортник гробанулся в семидесяти километрах от Петрозаводска, сообщил полковник. — Дозаправился в гражданском аэропорту, взлетел и через шесть минут взорвался.
— Да я знаю…
— Откуда знаешь, Гоша? Откуда?!
— Во сне видел.
— Я тебя понял. Я твой сон начальству пересказывать не буду. Давай объективную причину и происхождение информации.
— Анонимка, — мгновенно ответил Поспелов. — Предупредили по оперативной радиостанции.
— Чудеса…
— Не чудеса, а «бермудский треугольник».
— Что намерен-делать? Запомни, руководство вернулось в полном удовлетворении.
Тебе посулили героя России, всем остальным — ордена. Празднуют в конторе победу.
Требуют побыстрее сворачивать разведоперацию, а всю агентуру — в отпуска.
— Это можно, — отозвался Поспелов. — Только мне агент Рем еще потребуется на некоторое время.
— Что ты там придумал?
— Да так, ничего особенного, хочу сходить в разведку. Есть одно заманчивое предложение, точнее, тонкий намек на сотрудничество.
— Без обеспечения и поддержки — никаких разведок! Они выманят тебя и прикончат.
— Захотели бы — давно прикончили вместе с агентурной сетью, женами и любовницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Кто это — вы? Или мы перешли на официальный-тон?
— Вы — это вы все. Вся эта никчемная страна, которая еще мнит себя государством.
И потому я — против вас.
— Тоже любопытный образ. Диана, вскормленная волчицей, перегрызает волчице горло. И строит свой Рим. Занимательный город, должно быть, похож на Содом или Гоморру. Жаль, не могу тебя сдать. Ты сейчас как писаная торба, а я — дурак.
— Ты не дурак, Георгий. Поэтому тобой заинтересовались, особенно после того, когда ты ушел от засады на болоте. Помнишь, когда я попросила с тобой экстренной встречи?
— Это незабываемо, Маша! А заинтересовался твой резидент?
— Разумеется! Просто пришел в восторг. Хотел сначала убрать, чтобы не мешал, а потом приказал… стеречь тебя от всяких случайностей.
— Значит, сначала ты заманила меня в ловушку, а потом охраняла?
— Но что делать? Такова наша служба, — наигранно вздохнула и смирилась Маша.
— И у твоего резидента не пропал интерес до сих пор, насколько я понял?
— Напротив, усилился. Если бы ты прекратил еще пускать слюни…
— Неужели я кажусь тебе интеллигентом?
— Какой вопрос? Ты и есть современный интеллигент в чистом виде, заключила она. — Самое мерзкое и отвратительное качество, искусственно привитое в этой стране мыслящим людям. Оно-то и уничтожило дух нации, оно сделало вас неспособными к сопротивлению. А мне очень хочется, чтобы ты уяснил наконец, что поистине святым можно стать, зарыв в землю врагов своих живыми, как это сделала княгиня Ольга. Вот это был дух! Вот тогда вы имели право на существование.
Поспелов встал, стряхнул с одежды мучную пыль, шагнул к двери.
— Я подумаю… И попробую!
— Не забывай, тебе надо поторопиться, чтобы не стать вместо святого крайним.
Увы, катастрофа уже произошла…
— Да-да! Я помню… Обязательно попробую. Только в любом случае сначала принесу теплую одежду и постель. Никогда не смогу спокойно смотреть на зябнущую женщину.
— Это голос мужа, — вслед проронила Маша. — Я этого не забуду.
Уходя наверх за постелью, он не запирал темницу, но она даже не сделала попытки побега — а удрать было просто: открыв окно. Теперь Поспелов окончательно уверился: начни выгонять — не уйдет…
А пришельцы, тем не менее, продолжали затягивать удавку: едва Поспелов поднялся наверх, как в доме отключился свет.
Он проверил пробки — все в порядке, значит, повреждение на линии. Пришлось стиснуть зубы и переключиться на аварийное питание, но аккумуляторный блок оказался посаженным до нуля — где-то поблизости подняли в воздух «ромашку» — систему «Ореол». Когда же Георгий запустил движок электростанции и все-таки включил радиостанцию, выяснилось, что эфир забит помехами на всех диапазонах и радиопроходимость нулевая…
Оставался единственный способ связи с Москвой: по космическому телефону выйти на коммутатор погранотряда и, назвав особый пароль, попросить соединить с Зарембой по домашнему или рабочемутелефону. Это проходило в любом случае — «ромашка» не действовала на спутник связи, однако сообщение, пришлось бы шифровать и передавать голосом набор цифр. Времени на шифрование не оставалось: следовало послушать ясновидящую из темницы и поторопиться доложить о катастрофе. «Чтобы быть первым, а не крайним».
Заремба оказался в своем кабинете…
— Здравствуй, брат, здравствуй дорогой, — сразу же затрещал Георгий, задавая тон и ключ к разговору. — Все ли живы-здоровы в твоем таборе? Как повозки дошли, как лошади?
— Да слава Богу, рома! — подхватил Заремба. — А что ты так заволновался?
— Я же больного крестника с другим табором отправил, в кибитку с добром посадил, а с тобой надо было послать. С тобой бы он не пропал.
— А, рома, куда твой крестник денется? Довезут, напоят-накормят, в самый лучший шатер определят.
— Сон я дурной видел, — сказал Поспелов. — Будто кони в дороге пали, а кибитка опрокинулась все добро прахом пошло, и крестник мой убился.
— Худой сон, — Заремба сделал паузу. — Да в руку ли?
— В руку, брат, в руку. Мои сны сбываются. И в твоем таборе беда: черный человек прибился. Весь табор сглазит!
— Тоже во сне видел?
— Видел да смутно, лица не разглядел, но голос слышал. Будто шепчет тебе на ухо: посади, мол, крестника в кибитку с добром и золото туда же спрячь. Пошли мне весточку, брат, а то нет мне тут покоя и весь табор на ноги поднял. Люди обиженные, мстить будут.
— Да уж чувствую, не до сна тебе, — посочувствовал Заремба и отключился.
Поспелов добрел до своей комнаты, однако там не оказалось постели, а в окна без единого стекла тянуло холодным, преддождевым ветром, суконное одеяло, которым был завешен пустой проем, вздувалось парусом. И все-таки он лег, но, засыпая, подумал, что не сможет проснуться сам через два часа, чтобы поставить Татьяне укол..
Но вышло, спал ровно два часа. Ветер на улице не улегся и дождь не пролился, значит пойдет с утра… Поспелов осторожно пробрался в спальню «жены» — во сне она тяжело дышала, яблоки глаз двигались под прикрытыми веками: вероятно, был температурный кошмар. Он приготовил шприц и тихонько растолкал Татьяну.
— Подставляй, пора.
Едва он сделал укол, как на пульте связи замигала лампочка: Москва требо,вала срочной связи. Пришельцы сняли блокаду…
Поспелов открыл потайную комнату, не включая света, почти наугад ткнул кнопку и взял трубку радиостанции.
Голос Зарембы звучал, будто из могилы.
— Спишь что ли, хрен моржовый! Опять вещие сны смотришь?
— Сплю, — сказал Георгий. — Едва голову оторвал…
— Транспортник гробанулся в семидесяти километрах от Петрозаводска, сообщил полковник. — Дозаправился в гражданском аэропорту, взлетел и через шесть минут взорвался.
— Да я знаю…
— Откуда знаешь, Гоша? Откуда?!
— Во сне видел.
— Я тебя понял. Я твой сон начальству пересказывать не буду. Давай объективную причину и происхождение информации.
— Анонимка, — мгновенно ответил Поспелов. — Предупредили по оперативной радиостанции.
— Чудеса…
— Не чудеса, а «бермудский треугольник».
— Что намерен-делать? Запомни, руководство вернулось в полном удовлетворении.
Тебе посулили героя России, всем остальным — ордена. Празднуют в конторе победу.
Требуют побыстрее сворачивать разведоперацию, а всю агентуру — в отпуска.
— Это можно, — отозвался Поспелов. — Только мне агент Рем еще потребуется на некоторое время.
— Что ты там придумал?
— Да так, ничего особенного, хочу сходить в разведку. Есть одно заманчивое предложение, точнее, тонкий намек на сотрудничество.
— Без обеспечения и поддержки — никаких разведок! Они выманят тебя и прикончат.
— Захотели бы — давно прикончили вместе с агентурной сетью, женами и любовницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118