— Он мне не нужен.
— Что же ты с ним? Для здоровья?
— Нет… Я, Тань, родить хочу. Мне двадцать восемь лет. Срок пришел. Если не прошел… А Поспелой… Он сильный, мужественный, смелый. У него генетика хорошая, жизнестойкая. От него можно рожать. Ребенок болеть не будет, и вырастет похожим на отца. Представлю себе, идет со мной рядом сын!.. Дай я покопаю!
— Ко мне мама с Кирюшой должны были приехать, — вдруг сказала Татьяна. Из-за «Грозы» задержались…
— Надо искать Поспелова! Дай лопату!
Ромул копнула так, что затрещал березовый черень. Татьяна понаблюдала за ней и вдруг рассмеялась:
— Ир,ну мы с тобой!.. Ну дали!.. От нас уже инопланетяне убегают! Они же удрали!
Испугались! Наверное, у нас на лбу написано — «спецслужба России».
— Это у них на лбу написано — «Виктория». Победа…
— Ты тоже заметила?
— Заметила… А мне все так надоело. Хочу быть просто бабой. Мне не нравится слово «женщина», какой-то физиологичностью отдает, биологический вид… А «баба» — звучит как звание.
Через несколько минут машина была откопана, Ромул села за руль, Татьяна уперлась в заднюю дверь.
— Ну, бабоньки, взяли!
Дальше они ехали с великой осторожностью, проверяя вброд каждую глубокую лужу.
А между тем над землей стремительно светало и путешественниц начало клонить в сон. Они уже подумывали, что неплохо бы загнать куда-нибудь машину подальше от глаз и лечь, раскинув сиденья, однако обоих смущали грязные, до колен, ноги, руки, забрызганные жижей халаты. На их счастье, дорога вывела к броду через небольшую, каменистую речку. Ромул остановила машину среди бурного потока, и они стали мыться, раздевшись догола. Было зябко от предутренней прохлады и не очень теплой воды, но этот озноб только бодрил, вливал жизнелюбие и веселость.
Вытереться после купания оказалось нечем, и они надели платья на мокрое тело, забрались в кабину, обнялись и стали греться друг от друга, стуча зубами.
И так незаметно уснули под журчание светлой воды и под плеск форели…
Татьяна проснулась от того, что прямо в глаза било солнце. Она села, опустила козырек у лобового стекла и неожиданно заметила, как с берега скатился камень, за ним другой, поменьше: такое ощущение, будто кто-то крался по береговой осыпи.
Она толкнула Ромула, — Камни катятся… Что это, как ты думаешь?
Ромул пощурилась, глянула на часы, сладко потянулась.
— Половина пятого… Разве нормальная баба может думать в такой час?
Взгляд Татьяны упал в зеркало заднего обзора — хотела посмотреться сама, но увидела, что за машиной, на берегу, стоят трое мужчин. Стоят нахохлившиеся, небритые, заспанные, за плечами тощие рюкзачки, в руках немецкие автоматы…
А четвертый осторожно подкрадывается с боку, держа оружие наготове…
Повязали его крепко, профессионально, однако очень уж по-русски суровой, твердой веревкой перекрутили руки, ею же забили рот, чуть не разорвав до ушей, а на глаза и голову чалмой накрутили что-то грязное и вонючее, скорее всего, портянку. Делали все тут же, в окопе, молча, с пыхтением и старательностью.
Перед тем как вытащить из окопа, кто-то упер ствол в живот, сказал полушепотом:
— Не вздумай дергаться, паскуда! Пришибем сразу, понял?
— Он по-русски-то понимает? — усомнился стоящий за спиной.
— Ничего, поймет! Пошли!
У Поспелова отлегло от сердца: нападавшие оказались своими, хотя когда вязали, он уловил специфический запах обуви «драконов». Он решил, что это партизаны — банда мародеров, о которой упоминал милиционер Солодянкин. Влип, конечно, по глупости, но хорошо еще, что попал к этим, а вынут веревку изо рта — можно будет договориться: есть общие цели. Его самого приняли за «дракона», потому и напали с такой жестокостью: ловил «языка», и сам стал «языком»…
Вели его на веревке, набросив петлю на шею — не рванешься и не отстанешь, сразу перехватывает дыхание. Ребята попались умелые, ничего не скажешь. И шли быстро, почти бегом, возможно, сами чего-то опасались. По разговорам их было трое и сидели они где-то в засаде, ждали «драконов», знали, что на этом участке линии обороны у них логово. Поспелова, скорее всего, они заметили давно, когда только поднялся на гребень склона, ловили только момент, чтобы навалиться и связать.
Дорогой не разговаривали и лишь изредка один и тот же голос отдавал короткие, военные команды:
— Бегом марш!
Или:
— Стоять, не двигаться. Все эти неожиданные для банды тонкости на какое-то время ввели Поспелова в заблуждение, и он стал думать, что попал не к мародерам, а к операм из группы быстрого реагирования. Если Рим вовремя дала сигнал тревоги, то к этому часу группа могла появиться в «бермудском треугольнике», а ребята из нее карельского резидента в лицо не знают. Увидели человека в «драконовском» камуфляже и взяли…
Судя по тому, как по лицу начали хлестать ветки, его вели куда-то в сопки.
Поспелов специально подставлял голову, чтобы сучком сдернуло эту ненавистную чалму с головы, и это скоро ему удалось. Он стремительно огляделся и тут же получил мощный удар в ухо — едва устоял. Портянку снова набросили, теперь на все лицо, и завязали узлом на затылке. Дышать стало труднее из-за сплюснутого носа.
В короткое это мгновение, пока был без повязки, успел увидеть двоих сразу же отпали все подозрения, что это свои оперативники. Бородатые, нечесаные мужики, оба в тельняшках, а на одном — камуфляж «дракона». В руках по «шмайсеру»…
Третьего не видел, потому что от него и прилетело в ухо, но убедился, что в этой группе командовал он. Бежали без передышки около двух часов, несколько раз перебредали ручьи, и Поспелов с завистью слушал, как мародеры на ходу хлебают воду, черпая ладонями: пить захотелось еще там, в окопе, а теперь от веревки и вовсе пересохло во рту. Он ловил лицом солнце, пытался ориентироваться, определить хотя бы примерное направление, куда ведут. Получалось, что на юго-запад, но какими-то зигзагами, по крайней мере, дважды уходили и возвращались в Долину Смерти.
Наконец поднялись по склону в третий раз, пролезли через чащобу и встали.
— Ну, — сказал командир. — Теперь запустим тебя в космос, суку! Ты у нас долго будешь летать.
Поспелова усадили на край какой-то ямы, сдернули портянку с лица, развязали веревку, стягивающую рот, и толкнули в спину. Он полетел вниз, в черную дыру, а поскольку руки были связаны, то, приземлившись, не удержал равновесия и завалился на бок. Хотел выматериться, но занемевшие, стертые до крови губы и деревянный язык не слушались, получился глухой бычий рев.
— Счастливого полета! — пожелала чья-то бородатая рожа, показавшись в дыре высоко над головой, после чего лаз закрылся дощатым щитом, по которому застучали тяжелые камни.
Они и тюремщиками были серьезными…
Поспелов встал на ноги, глаза еще не привыкли к темноте и неведомое пространство вокруг показалось бесконечным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Что же ты с ним? Для здоровья?
— Нет… Я, Тань, родить хочу. Мне двадцать восемь лет. Срок пришел. Если не прошел… А Поспелой… Он сильный, мужественный, смелый. У него генетика хорошая, жизнестойкая. От него можно рожать. Ребенок болеть не будет, и вырастет похожим на отца. Представлю себе, идет со мной рядом сын!.. Дай я покопаю!
— Ко мне мама с Кирюшой должны были приехать, — вдруг сказала Татьяна. Из-за «Грозы» задержались…
— Надо искать Поспелова! Дай лопату!
Ромул копнула так, что затрещал березовый черень. Татьяна понаблюдала за ней и вдруг рассмеялась:
— Ир,ну мы с тобой!.. Ну дали!.. От нас уже инопланетяне убегают! Они же удрали!
Испугались! Наверное, у нас на лбу написано — «спецслужба России».
— Это у них на лбу написано — «Виктория». Победа…
— Ты тоже заметила?
— Заметила… А мне все так надоело. Хочу быть просто бабой. Мне не нравится слово «женщина», какой-то физиологичностью отдает, биологический вид… А «баба» — звучит как звание.
Через несколько минут машина была откопана, Ромул села за руль, Татьяна уперлась в заднюю дверь.
— Ну, бабоньки, взяли!
Дальше они ехали с великой осторожностью, проверяя вброд каждую глубокую лужу.
А между тем над землей стремительно светало и путешественниц начало клонить в сон. Они уже подумывали, что неплохо бы загнать куда-нибудь машину подальше от глаз и лечь, раскинув сиденья, однако обоих смущали грязные, до колен, ноги, руки, забрызганные жижей халаты. На их счастье, дорога вывела к броду через небольшую, каменистую речку. Ромул остановила машину среди бурного потока, и они стали мыться, раздевшись догола. Было зябко от предутренней прохлады и не очень теплой воды, но этот озноб только бодрил, вливал жизнелюбие и веселость.
Вытереться после купания оказалось нечем, и они надели платья на мокрое тело, забрались в кабину, обнялись и стали греться друг от друга, стуча зубами.
И так незаметно уснули под журчание светлой воды и под плеск форели…
Татьяна проснулась от того, что прямо в глаза било солнце. Она села, опустила козырек у лобового стекла и неожиданно заметила, как с берега скатился камень, за ним другой, поменьше: такое ощущение, будто кто-то крался по береговой осыпи.
Она толкнула Ромула, — Камни катятся… Что это, как ты думаешь?
Ромул пощурилась, глянула на часы, сладко потянулась.
— Половина пятого… Разве нормальная баба может думать в такой час?
Взгляд Татьяны упал в зеркало заднего обзора — хотела посмотреться сама, но увидела, что за машиной, на берегу, стоят трое мужчин. Стоят нахохлившиеся, небритые, заспанные, за плечами тощие рюкзачки, в руках немецкие автоматы…
А четвертый осторожно подкрадывается с боку, держа оружие наготове…
Повязали его крепко, профессионально, однако очень уж по-русски суровой, твердой веревкой перекрутили руки, ею же забили рот, чуть не разорвав до ушей, а на глаза и голову чалмой накрутили что-то грязное и вонючее, скорее всего, портянку. Делали все тут же, в окопе, молча, с пыхтением и старательностью.
Перед тем как вытащить из окопа, кто-то упер ствол в живот, сказал полушепотом:
— Не вздумай дергаться, паскуда! Пришибем сразу, понял?
— Он по-русски-то понимает? — усомнился стоящий за спиной.
— Ничего, поймет! Пошли!
У Поспелова отлегло от сердца: нападавшие оказались своими, хотя когда вязали, он уловил специфический запах обуви «драконов». Он решил, что это партизаны — банда мародеров, о которой упоминал милиционер Солодянкин. Влип, конечно, по глупости, но хорошо еще, что попал к этим, а вынут веревку изо рта — можно будет договориться: есть общие цели. Его самого приняли за «дракона», потому и напали с такой жестокостью: ловил «языка», и сам стал «языком»…
Вели его на веревке, набросив петлю на шею — не рванешься и не отстанешь, сразу перехватывает дыхание. Ребята попались умелые, ничего не скажешь. И шли быстро, почти бегом, возможно, сами чего-то опасались. По разговорам их было трое и сидели они где-то в засаде, ждали «драконов», знали, что на этом участке линии обороны у них логово. Поспелова, скорее всего, они заметили давно, когда только поднялся на гребень склона, ловили только момент, чтобы навалиться и связать.
Дорогой не разговаривали и лишь изредка один и тот же голос отдавал короткие, военные команды:
— Бегом марш!
Или:
— Стоять, не двигаться. Все эти неожиданные для банды тонкости на какое-то время ввели Поспелова в заблуждение, и он стал думать, что попал не к мародерам, а к операм из группы быстрого реагирования. Если Рим вовремя дала сигнал тревоги, то к этому часу группа могла появиться в «бермудском треугольнике», а ребята из нее карельского резидента в лицо не знают. Увидели человека в «драконовском» камуфляже и взяли…
Судя по тому, как по лицу начали хлестать ветки, его вели куда-то в сопки.
Поспелов специально подставлял голову, чтобы сучком сдернуло эту ненавистную чалму с головы, и это скоро ему удалось. Он стремительно огляделся и тут же получил мощный удар в ухо — едва устоял. Портянку снова набросили, теперь на все лицо, и завязали узлом на затылке. Дышать стало труднее из-за сплюснутого носа.
В короткое это мгновение, пока был без повязки, успел увидеть двоих сразу же отпали все подозрения, что это свои оперативники. Бородатые, нечесаные мужики, оба в тельняшках, а на одном — камуфляж «дракона». В руках по «шмайсеру»…
Третьего не видел, потому что от него и прилетело в ухо, но убедился, что в этой группе командовал он. Бежали без передышки около двух часов, несколько раз перебредали ручьи, и Поспелов с завистью слушал, как мародеры на ходу хлебают воду, черпая ладонями: пить захотелось еще там, в окопе, а теперь от веревки и вовсе пересохло во рту. Он ловил лицом солнце, пытался ориентироваться, определить хотя бы примерное направление, куда ведут. Получалось, что на юго-запад, но какими-то зигзагами, по крайней мере, дважды уходили и возвращались в Долину Смерти.
Наконец поднялись по склону в третий раз, пролезли через чащобу и встали.
— Ну, — сказал командир. — Теперь запустим тебя в космос, суку! Ты у нас долго будешь летать.
Поспелова усадили на край какой-то ямы, сдернули портянку с лица, развязали веревку, стягивающую рот, и толкнули в спину. Он полетел вниз, в черную дыру, а поскольку руки были связаны, то, приземлившись, не удержал равновесия и завалился на бок. Хотел выматериться, но занемевшие, стертые до крови губы и деревянный язык не слушались, получился глухой бычий рев.
— Счастливого полета! — пожелала чья-то бородатая рожа, показавшись в дыре высоко над головой, после чего лаз закрылся дощатым щитом, по которому застучали тяжелые камни.
Они и тюремщиками были серьезными…
Поспелов встал на ноги, глаза еще не привыкли к темноте и неведомое пространство вокруг показалось бесконечным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118