Видимо, пересели в другую машину.
— Убрали свидетелей, — заключил Заремба. — Теперь надо ждать, это еще не все.
Обязательно ликвидируют всех, кто был посвящен в детали эксперимента на АЭС.
Возможно, кого-нибудь из руководства и научных работников станции. Арестовать бы весь персонал!
— Всех арестовать нельзя! — запротестовал физик. — И так мы взяли семерых непосредственных исполнителей эксперимента. А они высококвалифицированные кадры: операторы, технологи…
— Куда поместили?
— Находятся пока на станции, под нашей охраной. Следственная группа с ними работает.
— Немедленно в «Кресты»! — Заремба схватил телефонную трубку. — Вы что, с ума сошли там? Видели, как они концы рубят? Всю фирму ликвидировали, не моргнув глазом. А завтра посмотришь в газетах, сообщат, что ворвался маньяк и расстрелял ни в чем не повинных людей.
— Газетчиков не пускаем. Происшествием в «Нейтроне» занимается питерская спецслужба, по территориальной принадлежности…
— Не пускаем… Думаешь, у питерских своих выхристюков нет?
— Я во всем виноват, товарищ полковник, — по-мужицки вытирая лицо рукавом, проговорил Меркулов. — Надо было всех задержанных сотрудников фирмы сразу же вывезти в надежное место. В милицию, что ли. — — В наше время от предательства никто не застрахован. А в нашей конторе — тем более… Теперь скажи, зачем ты Прилетел в Москву?
— Как — зачем? — опешил физик. — Доложить! Это же ЧП!..
— Доложить и покаяться?
— В какой-то степени да…
— Мог бы сделать это по телефону. Или по радио.
— Но ведь ЧП! Предательство!
— А как же ты думал, брат? Война идет, Третья мировая, — Заремба намеренно спокойно открыл холодильник и достал пиво, одну бутылочку поставил перед Меркуловом. — А на войне есть убитые, есть раненые. И есть предатели. С этим нужно просто согласиться.
— Не могу. Я не ожидал, что вот так, в спину…
— Иначе не бывает. Предатели всегда стреляют в спину. Привыкай, рома. Война эта не на один год. И всегда будут бить в спину. И в основном те, от кого не ждешь.
А от Выхристюка можно было ждать. Мы еще не привыкли к войне, поэтому они пока бьют нас. Да ничего, привыкнем, научимся. Давай, брат, располагайся у меня на диване. Через два часа разбужу, полетим на Ленинградский фронт.
— Я не усну, товарищ…
— Ты майор или красна дева? Надо же, расчувствовался! Завтра мне нужны твои трезвые и ясные мозги! Не можешь спать — иди гуляй, дыши воздухом.
Окрик на физика подействовал. Он подстелил пиджак на подлокотник и умостился на коротком диванчике. Заремба выключил верхний свет и под маленькой настольной лампой составил текст срочной шифровки для оперативно-следственной группы, работающей на АЭС — немедленно и под усиленной охраной перевезти всех задержанных в «Кресты». И когда отдал радиограмму шифровальщикам, вдруг подумал, что и знаменитая неприступная питерская тюрьма, пожалуй, вряд ли укроет исполнителей эксперимента, если пришельцы захотят их ликвидировать. Возвращаясь в свой кабинет, он вспомнил, что надо взять личное дело Выхристюка, и направился было в отдел кадров и лишь возле опечатанной двери спохватился, что сейчас:
— глубокая ночь. Конечно, следовало бы и самому поспать, чтобы просветлело в голове, однако он знал, что не уснет. Предательство, а точнее, разоблачение Выхристюка, натолкнуло на мысль: сейчас же проверить все оперативные действия и связи помощника; все, к чему он прикладывал руку, подлежало теперь жесткой ревизии. В службе безопасности Выхристюк работал восемь лет, пришел в контору с должности секретаря райкома КПСС одного из районов столицы, закончил курсы специальной оперативной подготовки и был допущен к работе с агентурой. В подразделение Зарембыего перевели четыре года назад, и вот теперь нужно было проследить каждый его шаг за это время. Самому, не доверяясь никаким спецотделам и инспекциям.
Но на это потребуется несколько месяцев кропотливой работы с документами и агентурой, действующей сейчас в операциях, поскольку Выхристюк много к чему прикладывал свою черную руку…
И к агентуре в «бермудском треугольнике» тоже! Наверняка там есть его человек, возможно, не один, и надо бы предупредить Поспелова. Если есть такой человек среди агентуры, то вся разведоперация в Карелии изначально была под контролем пришельцев. И из этого, пожалуй, тоже можно поиметь выгоду, но придется начинать тонкую игру «разведка против разведки», а сил и средств на это — увы! — нет сейчас практически никаких. Конечно, «ГРУшники» потянули бы такую игру, да вся беда в том, что главное разведуправление не имеет права действовать на территории России…
Он завернул к радистам, заказал срочную связь с Поспеловым и, вернувшись в кабинет, застал Меркулова возле телевизора. На экране виднелась умиротворенная картинка — пасущееся стадо коров на бескрайнем лугу с холмами и перелесками: типичная русская природа…
— Да, это подходит, если сон не идет, — невесело одобрил Заремба. — Я буду работать, а ты сиди, — смотри и не мешай.
— Я тоже работаю, — вдруг сказал физик. — Это не простое кино. Перед вылетом сюда мне оперативники кассету сунули. Занятная картина, никогда не видел, только слышал. Может, и вы посмотрите, товарищ полковник?
— Я лошадей люблю, — сказал Заремба.
— А тут есть и лошади. И эффект двадцать пятого кадра.
— Откуда кассета? — сразу же уцепился полковник.
— На каждом энергоблоке есть специальные комнаты психологической разгрузки, — сообщил физик. — Операторы там отдыхают. Глядите, чем их потчуют вместе с коровками.
Меркулов включил замедленный, покадровый просмотр, «пролистал» несколько видов зеленого простора со стадом и остановил кадр: в зеленом свечении вырисовывалась отвратительная крысиная морда. Физик прокрутил еще двадцать четыре благодушные картинки и зафиксировал на экране двадцать пятую обугленное тело человека на том же зеленоватом фоне, в лопнувшем животе черви…
— Еще хотите? — спросил Меркулов.
— Не хочу, — бросил Заремба и пошел к столу.
— А то тут есть и «грибы» ядерных взрывов, и пауки, и лица висельников.
И даже надписи есть. Например: «Америка спасает мир», или «НАТО гарантия безопасности»…
— У меня и так голова кругом, — пробурчал полковник. — Ум за разум.
— Ничего не скажешь, впечатляет.
— Успех противника всегда впечатляет. Война есть война. Ничего, и мы научимся.
Отступим до Москвы, опомнимся и пойдем…
И от своих же слов Заремба ощутил глухую, болезненную тоску…
Эффект двадцать пятого кадра был открыт в шестидесятых годах и использован в мирных, рекламных целях. Человеческий глаз может воспринимать только двадцать четыре кадра и тогда мир на экране выглядит реальным. Но если врезать двадцать пятый, то зрение не успевает схватить его сути, однако картинка четко улавливается подсознанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Убрали свидетелей, — заключил Заремба. — Теперь надо ждать, это еще не все.
Обязательно ликвидируют всех, кто был посвящен в детали эксперимента на АЭС.
Возможно, кого-нибудь из руководства и научных работников станции. Арестовать бы весь персонал!
— Всех арестовать нельзя! — запротестовал физик. — И так мы взяли семерых непосредственных исполнителей эксперимента. А они высококвалифицированные кадры: операторы, технологи…
— Куда поместили?
— Находятся пока на станции, под нашей охраной. Следственная группа с ними работает.
— Немедленно в «Кресты»! — Заремба схватил телефонную трубку. — Вы что, с ума сошли там? Видели, как они концы рубят? Всю фирму ликвидировали, не моргнув глазом. А завтра посмотришь в газетах, сообщат, что ворвался маньяк и расстрелял ни в чем не повинных людей.
— Газетчиков не пускаем. Происшествием в «Нейтроне» занимается питерская спецслужба, по территориальной принадлежности…
— Не пускаем… Думаешь, у питерских своих выхристюков нет?
— Я во всем виноват, товарищ полковник, — по-мужицки вытирая лицо рукавом, проговорил Меркулов. — Надо было всех задержанных сотрудников фирмы сразу же вывезти в надежное место. В милицию, что ли. — — В наше время от предательства никто не застрахован. А в нашей конторе — тем более… Теперь скажи, зачем ты Прилетел в Москву?
— Как — зачем? — опешил физик. — Доложить! Это же ЧП!..
— Доложить и покаяться?
— В какой-то степени да…
— Мог бы сделать это по телефону. Или по радио.
— Но ведь ЧП! Предательство!
— А как же ты думал, брат? Война идет, Третья мировая, — Заремба намеренно спокойно открыл холодильник и достал пиво, одну бутылочку поставил перед Меркуловом. — А на войне есть убитые, есть раненые. И есть предатели. С этим нужно просто согласиться.
— Не могу. Я не ожидал, что вот так, в спину…
— Иначе не бывает. Предатели всегда стреляют в спину. Привыкай, рома. Война эта не на один год. И всегда будут бить в спину. И в основном те, от кого не ждешь.
А от Выхристюка можно было ждать. Мы еще не привыкли к войне, поэтому они пока бьют нас. Да ничего, привыкнем, научимся. Давай, брат, располагайся у меня на диване. Через два часа разбужу, полетим на Ленинградский фронт.
— Я не усну, товарищ…
— Ты майор или красна дева? Надо же, расчувствовался! Завтра мне нужны твои трезвые и ясные мозги! Не можешь спать — иди гуляй, дыши воздухом.
Окрик на физика подействовал. Он подстелил пиджак на подлокотник и умостился на коротком диванчике. Заремба выключил верхний свет и под маленькой настольной лампой составил текст срочной шифровки для оперативно-следственной группы, работающей на АЭС — немедленно и под усиленной охраной перевезти всех задержанных в «Кресты». И когда отдал радиограмму шифровальщикам, вдруг подумал, что и знаменитая неприступная питерская тюрьма, пожалуй, вряд ли укроет исполнителей эксперимента, если пришельцы захотят их ликвидировать. Возвращаясь в свой кабинет, он вспомнил, что надо взять личное дело Выхристюка, и направился было в отдел кадров и лишь возле опечатанной двери спохватился, что сейчас:
— глубокая ночь. Конечно, следовало бы и самому поспать, чтобы просветлело в голове, однако он знал, что не уснет. Предательство, а точнее, разоблачение Выхристюка, натолкнуло на мысль: сейчас же проверить все оперативные действия и связи помощника; все, к чему он прикладывал руку, подлежало теперь жесткой ревизии. В службе безопасности Выхристюк работал восемь лет, пришел в контору с должности секретаря райкома КПСС одного из районов столицы, закончил курсы специальной оперативной подготовки и был допущен к работе с агентурой. В подразделение Зарембыего перевели четыре года назад, и вот теперь нужно было проследить каждый его шаг за это время. Самому, не доверяясь никаким спецотделам и инспекциям.
Но на это потребуется несколько месяцев кропотливой работы с документами и агентурой, действующей сейчас в операциях, поскольку Выхристюк много к чему прикладывал свою черную руку…
И к агентуре в «бермудском треугольнике» тоже! Наверняка там есть его человек, возможно, не один, и надо бы предупредить Поспелова. Если есть такой человек среди агентуры, то вся разведоперация в Карелии изначально была под контролем пришельцев. И из этого, пожалуй, тоже можно поиметь выгоду, но придется начинать тонкую игру «разведка против разведки», а сил и средств на это — увы! — нет сейчас практически никаких. Конечно, «ГРУшники» потянули бы такую игру, да вся беда в том, что главное разведуправление не имеет права действовать на территории России…
Он завернул к радистам, заказал срочную связь с Поспеловым и, вернувшись в кабинет, застал Меркулова возле телевизора. На экране виднелась умиротворенная картинка — пасущееся стадо коров на бескрайнем лугу с холмами и перелесками: типичная русская природа…
— Да, это подходит, если сон не идет, — невесело одобрил Заремба. — Я буду работать, а ты сиди, — смотри и не мешай.
— Я тоже работаю, — вдруг сказал физик. — Это не простое кино. Перед вылетом сюда мне оперативники кассету сунули. Занятная картина, никогда не видел, только слышал. Может, и вы посмотрите, товарищ полковник?
— Я лошадей люблю, — сказал Заремба.
— А тут есть и лошади. И эффект двадцать пятого кадра.
— Откуда кассета? — сразу же уцепился полковник.
— На каждом энергоблоке есть специальные комнаты психологической разгрузки, — сообщил физик. — Операторы там отдыхают. Глядите, чем их потчуют вместе с коровками.
Меркулов включил замедленный, покадровый просмотр, «пролистал» несколько видов зеленого простора со стадом и остановил кадр: в зеленом свечении вырисовывалась отвратительная крысиная морда. Физик прокрутил еще двадцать четыре благодушные картинки и зафиксировал на экране двадцать пятую обугленное тело человека на том же зеленоватом фоне, в лопнувшем животе черви…
— Еще хотите? — спросил Меркулов.
— Не хочу, — бросил Заремба и пошел к столу.
— А то тут есть и «грибы» ядерных взрывов, и пауки, и лица висельников.
И даже надписи есть. Например: «Америка спасает мир», или «НАТО гарантия безопасности»…
— У меня и так голова кругом, — пробурчал полковник. — Ум за разум.
— Ничего не скажешь, впечатляет.
— Успех противника всегда впечатляет. Война есть война. Ничего, и мы научимся.
Отступим до Москвы, опомнимся и пойдем…
И от своих же слов Заремба ощутил глухую, болезненную тоску…
Эффект двадцать пятого кадра был открыт в шестидесятых годах и использован в мирных, рекламных целях. Человеческий глаз может воспринимать только двадцать четыре кадра и тогда мир на экране выглядит реальным. Но если врезать двадцать пятый, то зрение не успевает схватить его сути, однако картинка четко улавливается подсознанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118