– Там ты можешь быть кем угодно. Даже женщиной.
Мне стало, противно.
– Черт возьми, для чего тебе нужно быть женщиной?
– Чтобы трахаться, – ответил Фелисития.
Я был поражен силой, толкавшей его идти против правил, о существовании которых я и не подозревал. Не обычных правил, которые были установлены Замком или губернатором, – ихия нарушал каждый день. Фелисития нарушал законы самой природы.
– Там есть торговая площадь со всякими развлечениями: шпагоглотателями, пожирателями огня и укротителями ящеров…
Я захихикал.
– Это такие чешуйчатые звери.
– Нет, ты говоришь о настоящих пустяках, мой мальчик.
Его мысль порхала, как бабочка, редко принимая четкие очертания, – планы, которые он разрабатывал, приводили нас в остолбенение.
– Лэйс любит тебя, – вздохнул я и закусил губу.
– Хех. Ты можешь забрать ее себе, мой энергичный юноша.
Если бы я только мог. Она общалась со мной только потому, что Фелисития зависел от меня. Я оставался с ним, потому что знал: ему нужно нечто большее, чем просто ощущения, – ему нужно спасение, так уж он был устроен. Я понимал его, поскольку был уроженцем гор, поглощенным городом, и необходимость приспосабливаться приводила меня в отчаяние. А Фелисития был женщиной в мужском теле и принимал сколопендиум в качестве лекарства от депрессии. Я знал, что ему не стоило отправляться на Восточный берег, принимая во внимание его привычку ширяться каждый день. Мне бы никогда не удалось вернуть его.
– Я принес тебе дурь, но вначале мне нужны деньги.
– Попался на крючок этой штуки, да? – проворчал Фелисития.
– Какой?
– Наличных.
О да. Безусловно. Он дал мне ключ, и я быстро вынул из несгораемого шкафа под столом его недельные карманные деньги. Я пересчитал банкноты три или четыре раза, пока Фелисития облизывал свои накрашенные губы, словно дешевая уличная потаскуха.
– Здесь сотня фунтов, – отрезал он. – На что ты их потратишь, бесполый?
– Ничего, если я потрачу их на книги?
Я учился читать на авианском, зная, что это язык Замка. Доттерель позволил мне раз в неделю брать книги из его собрания, которое он бережно хранил в своей квартире над аптекой. Фелисития фыркнул, поскольку был уверен, что тратить деньги на книги – ужаснейшее из преступлений.
Я прикоснулся к маленькому бумажному кулачку, лежавшему в кармане моих кожаных штанов с бахромой.
– А что, если я сейчас убегу с деньгами? – полушутя спросил я.
Фелисития разгладил свою юбку.
– Моя ангелоподобная лучница ожидает тебя снаружи. По первому моему слову она тебя прикончит.
Я не понимал.
– Это же девчонка Петергласса, она из Лучников… – пробормотал я.
Я был уверен, что он посылает убийц, поскольку он – торговец, а я отбиваю у него клиентуру.
– Да, но никто из них до сих пор ни разу даже не задел тебя, – ухмыльнулся Фелисития. Я со злостью шагнул вперед, и он наградил меня умоляющим взглядом. Он бы очень хотел, чтобы я прикоснулся к нему, и потому я не стал этого делать. – Я платил лучникам Петергласса, чтобы они внимательно следили за неточностью своих выстрелов. Петергласс и не подозревает об их предательстве и все еще хочет убить тебя.
Я не мог поверить в это.
– Но зачем ты защищаешь меня?
– Очевидно, потому что ты делаешь лучшую дурь, мой юный возлюбленный.
Это совсем не то, чем я хотел бы быть! Фелисития и я не считали друг друга жильцами на этом свете – мы были наполовину мертвецами. Я стал его личным дилером. Я хотел бы работать у Доттереля, бегать марафоны и читать книги. Я, дикий мальчуган с гор, хотел Лэйс, денег, свободы и думал, что смогу достичь всего этого посредством смирения. В моей голове собиралась холодная буря – имелся более быстрый путь.
Я поклонился и поблагодарил его. Пора заканчивать с моим лизоблюдством, я принял решение. Я сунул руку в другой карман, в котором находился пакетик, выглядевший точно так же, как и первый. Это зелье я использовал, когда хотел избавиться от кредиторов и тех, кто пытался поживиться за мой счет. Со всеми полагавшимися церемониями я передал его Авер-Фальконе.
– А не приготовишь для меня дурь?
– Этого не было в договоре! – Я не хотел прикасаться к этой дряни чаще, чем того требовала необходимость. – Тебе хватит на неделю, – сладким голосом добавил я.
– На неделю. Одну неделю! Во мне сейчас столько, что хватит на месяц.
Мне очень нравилась аптека, и каждое утро, открывая ставни, я неизменно глядел на золотисто-зеленые буквы над окнами – «Доттерель Томас». Я надеялся, что однажды там будет начертано мое имя, и эта моя почти несбыточная мечта благополучно уживалась с желанием присоединиться к Замковому Кругу, исполнение которого было и вовсе из области сказок. Возможно, я бы сохранил на вывеске и имя моего хозяина, выглядело бы неплохо: «Доттерель и Шира».
Множество стеклянных бутылочек, стоявших на узких полках, которые занимали все стены, были наполнены разноцветными жидкостями. В каждой из них заключался свой оттенок солнечного света. Стоял медицинский запах спирта и пыльной бумаги. Несколько ярлыков на связках растений, которые сохли, свисая с потолка, были написаны моей рукой. Впервые я почувствовал причастность ко всему этому.
Одновременно с любовью к моему своеобразному убежищу я испытывал страх перед совершенно новыми для меня понятиями, такими как полномочия и обязанности. Я уважал моего хозяина. Я считал его гением и – поскольку он мог говорить на скри – спасителем. Условия и правила моей работы подмастерьем, которая будет завершена через год, были вырезаны в черном дереве и помещены под стекло в галерее моего сознания. И пока Фелисития, лежа на боку, чтобы удобнее было дотягиваться до стола, вспрыскивал в вену ужасное количество яда, который он только что сам у меня купил, я мысленно пробегал по строчкам этих правил. Фелисития криво взглянул на меня; он не понимал, что слова, написанные на бумаге, были священными.
Дословно мое соглашение с Доттерелем гласило, что я буду постигать мистическое искусство своего мастера в течение семи лет. Ничего не покупать, не продавать без разрешения вышеупомянутого хозяина. Таверны, гостиницы и пивные для меня закрыты. Я не должен играть в карты, рулетку и другие запрещенные губернатором игры; мне нельзя отлучаться с места службы ни днем, ни ночью, зато мне полагалось полностью подчиняться вышеуказанному хозяину и выполнять все его указания.
Прошло уже шесть лет двойной жизни, лорд Авер-Фальконе. Думаю, мне не нужно объяснять вам всю напряженность ситуации, в которой я находился. Я нарушил все и каждое из правил моего договора, хотя он был закреплен на бумаге. Если бы у Доттереля возникло хотя бы крохотное подозрение касательно того, чем я сейчас занимаюсь, то я тут же снова стал бы бездомным, и все – риданнец не протянул бы и недели, оказавшись на улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Мне стало, противно.
– Черт возьми, для чего тебе нужно быть женщиной?
– Чтобы трахаться, – ответил Фелисития.
Я был поражен силой, толкавшей его идти против правил, о существовании которых я и не подозревал. Не обычных правил, которые были установлены Замком или губернатором, – ихия нарушал каждый день. Фелисития нарушал законы самой природы.
– Там есть торговая площадь со всякими развлечениями: шпагоглотателями, пожирателями огня и укротителями ящеров…
Я захихикал.
– Это такие чешуйчатые звери.
– Нет, ты говоришь о настоящих пустяках, мой мальчик.
Его мысль порхала, как бабочка, редко принимая четкие очертания, – планы, которые он разрабатывал, приводили нас в остолбенение.
– Лэйс любит тебя, – вздохнул я и закусил губу.
– Хех. Ты можешь забрать ее себе, мой энергичный юноша.
Если бы я только мог. Она общалась со мной только потому, что Фелисития зависел от меня. Я оставался с ним, потому что знал: ему нужно нечто большее, чем просто ощущения, – ему нужно спасение, так уж он был устроен. Я понимал его, поскольку был уроженцем гор, поглощенным городом, и необходимость приспосабливаться приводила меня в отчаяние. А Фелисития был женщиной в мужском теле и принимал сколопендиум в качестве лекарства от депрессии. Я знал, что ему не стоило отправляться на Восточный берег, принимая во внимание его привычку ширяться каждый день. Мне бы никогда не удалось вернуть его.
– Я принес тебе дурь, но вначале мне нужны деньги.
– Попался на крючок этой штуки, да? – проворчал Фелисития.
– Какой?
– Наличных.
О да. Безусловно. Он дал мне ключ, и я быстро вынул из несгораемого шкафа под столом его недельные карманные деньги. Я пересчитал банкноты три или четыре раза, пока Фелисития облизывал свои накрашенные губы, словно дешевая уличная потаскуха.
– Здесь сотня фунтов, – отрезал он. – На что ты их потратишь, бесполый?
– Ничего, если я потрачу их на книги?
Я учился читать на авианском, зная, что это язык Замка. Доттерель позволил мне раз в неделю брать книги из его собрания, которое он бережно хранил в своей квартире над аптекой. Фелисития фыркнул, поскольку был уверен, что тратить деньги на книги – ужаснейшее из преступлений.
Я прикоснулся к маленькому бумажному кулачку, лежавшему в кармане моих кожаных штанов с бахромой.
– А что, если я сейчас убегу с деньгами? – полушутя спросил я.
Фелисития разгладил свою юбку.
– Моя ангелоподобная лучница ожидает тебя снаружи. По первому моему слову она тебя прикончит.
Я не понимал.
– Это же девчонка Петергласса, она из Лучников… – пробормотал я.
Я был уверен, что он посылает убийц, поскольку он – торговец, а я отбиваю у него клиентуру.
– Да, но никто из них до сих пор ни разу даже не задел тебя, – ухмыльнулся Фелисития. Я со злостью шагнул вперед, и он наградил меня умоляющим взглядом. Он бы очень хотел, чтобы я прикоснулся к нему, и потому я не стал этого делать. – Я платил лучникам Петергласса, чтобы они внимательно следили за неточностью своих выстрелов. Петергласс и не подозревает об их предательстве и все еще хочет убить тебя.
Я не мог поверить в это.
– Но зачем ты защищаешь меня?
– Очевидно, потому что ты делаешь лучшую дурь, мой юный возлюбленный.
Это совсем не то, чем я хотел бы быть! Фелисития и я не считали друг друга жильцами на этом свете – мы были наполовину мертвецами. Я стал его личным дилером. Я хотел бы работать у Доттереля, бегать марафоны и читать книги. Я, дикий мальчуган с гор, хотел Лэйс, денег, свободы и думал, что смогу достичь всего этого посредством смирения. В моей голове собиралась холодная буря – имелся более быстрый путь.
Я поклонился и поблагодарил его. Пора заканчивать с моим лизоблюдством, я принял решение. Я сунул руку в другой карман, в котором находился пакетик, выглядевший точно так же, как и первый. Это зелье я использовал, когда хотел избавиться от кредиторов и тех, кто пытался поживиться за мой счет. Со всеми полагавшимися церемониями я передал его Авер-Фальконе.
– А не приготовишь для меня дурь?
– Этого не было в договоре! – Я не хотел прикасаться к этой дряни чаще, чем того требовала необходимость. – Тебе хватит на неделю, – сладким голосом добавил я.
– На неделю. Одну неделю! Во мне сейчас столько, что хватит на месяц.
Мне очень нравилась аптека, и каждое утро, открывая ставни, я неизменно глядел на золотисто-зеленые буквы над окнами – «Доттерель Томас». Я надеялся, что однажды там будет начертано мое имя, и эта моя почти несбыточная мечта благополучно уживалась с желанием присоединиться к Замковому Кругу, исполнение которого было и вовсе из области сказок. Возможно, я бы сохранил на вывеске и имя моего хозяина, выглядело бы неплохо: «Доттерель и Шира».
Множество стеклянных бутылочек, стоявших на узких полках, которые занимали все стены, были наполнены разноцветными жидкостями. В каждой из них заключался свой оттенок солнечного света. Стоял медицинский запах спирта и пыльной бумаги. Несколько ярлыков на связках растений, которые сохли, свисая с потолка, были написаны моей рукой. Впервые я почувствовал причастность ко всему этому.
Одновременно с любовью к моему своеобразному убежищу я испытывал страх перед совершенно новыми для меня понятиями, такими как полномочия и обязанности. Я уважал моего хозяина. Я считал его гением и – поскольку он мог говорить на скри – спасителем. Условия и правила моей работы подмастерьем, которая будет завершена через год, были вырезаны в черном дереве и помещены под стекло в галерее моего сознания. И пока Фелисития, лежа на боку, чтобы удобнее было дотягиваться до стола, вспрыскивал в вену ужасное количество яда, который он только что сам у меня купил, я мысленно пробегал по строчкам этих правил. Фелисития криво взглянул на меня; он не понимал, что слова, написанные на бумаге, были священными.
Дословно мое соглашение с Доттерелем гласило, что я буду постигать мистическое искусство своего мастера в течение семи лет. Ничего не покупать, не продавать без разрешения вышеупомянутого хозяина. Таверны, гостиницы и пивные для меня закрыты. Я не должен играть в карты, рулетку и другие запрещенные губернатором игры; мне нельзя отлучаться с места службы ни днем, ни ночью, зато мне полагалось полностью подчиняться вышеуказанному хозяину и выполнять все его указания.
Прошло уже шесть лет двойной жизни, лорд Авер-Фальконе. Думаю, мне не нужно объяснять вам всю напряженность ситуации, в которой я находился. Я нарушил все и каждое из правил моего договора, хотя он был закреплен на бумаге. Если бы у Доттереля возникло хотя бы крохотное подозрение касательно того, чем я сейчас занимаюсь, то я тут же снова стал бы бездомным, и все – риданнец не протянул бы и недели, оказавшись на улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107