Затем я полетел к перевалу Симург и там, немного повисев на послушном ветерке над небольшой толпой зевак, определил, какие окна принадлежат Молнии и на каких из них опущены занавески. Приземлившись на подоконник, я постучал в стекло.
В окне появилась растрепанная Ата. Она раздвинула занавески и некоторое время мучилась с задвижкой. Одна ее щека была ярко-лилового цвета и сильно распухла, в середине нижней губы красовался широкий красный надрыв. И это лицо женщины, которая водила в плаванье сотни кораблей. Она была бледной настолько, что походила на призрака, но огонь негодования в ее глазах питал тысячи иллюзий.
– Королева кораблей, – пробормотал я, с ужасом глядя на ее ушибы и кровоподтеки, которые не мог скрыть никакой макияж. – Это Туман сделал такое с тобой? Я убью его собственноручно!
– Да, это он, однако вряд ли ты сумеешь что-нибудь сделать.
Лицом к лицу, скорее всего, и правда не сумею, зато в следующем бою с Насекомыми я могу, например, невыгодно расположить его войска. Или попросить Райн дать ему какое-нибудь жуткое зелье. Я достал письмо.
– Я просто желаю удостовериться, что ты действительно хочешь, чтобы твое послание дошло до адресата.
– Да, – сказала она дрожащими губами.
– Просто у меня есть странное чувство – некоторым образом догадка, – что когда ты его писала, ты была очень зла.
– Как?..
– На самом деле еще никогда, с тех пор как ты была юной девчонкой в полосатой кофточке, ты не выплескивала на бумагу столько яда.
– Я…
– Письмо получилось таким острым, что с его помощью можно разрезать рыбу. Эпистола, невзирая на краткость, просто сочится безумной ненавистью и жаждой возмездия. А такие слова могут привести к серьезнейшему конфликту между мужем и женой, в дополнение к войне с Насекомыми – к гражданской войне в Перегрине, опустошению, морям крови и решающей смертельной битве.
– Возвращайся, когда придешь в себя после наркоты, – рявкнула она.
– Так ты не жалеешь об этом? – попытался я зайти с другой стороны. – Ты хорошо знаешь Тумана и можешь предположить, какого результата ты добьешься этим своим письмом. Ты провоцируешь его или меня – ну, это ладно, я просто живу здесь…
Я еще говорил, когда платиновая блондинка вытянула руку и спихнула меня с подоконника. Мои широкие крылья распахнулись, поймав свежий ветер, и я завис у нее перед глазами и медленно опустил письмо в карман куртки.
– Передай это ему! – крикнула она. – Да ты боишься всего! Янт, меня поддержал император. Почему Волнорез так мне мешает? Просто он понимает, что я – лучший Мореход, нежели он. Туман – морской торговец и брезгливо пренебрегает возможностями, которые имеет речная крыса. А я могу быть и тем и другим! Мороз говорит, что во время весеннего прилива пройти по Ориоле теоретически возможно. А ведь она – лучший инженер и архитектор. Она использует реки, чтобы бороться с Насекомыми, и ее карты весьма надежны.
– Ата, но это будет означать, что у нас всего десять дней. За это время очень трудно мобилизовать достаточно военных сил, но я попробую.
– Ничто не остановит меня.
Я кивнул.
– Леди Дей, я прошу вас о том, чтобы вы дали мне еще один приказ. Хотели бы вы, чтобы я слетал на Травяной остров и убедился, что башни Сута все еще принадлежат вам? Я могу попросить Диу Выпь доставить туда припасы.
Призрачный свет в ее глазах стал ярок, как свет факела в ночи.
– Да, – выдохнула она. – Хотя я никогда тебе не доверяла. Возвращайся вечером, послания будут готовы.
– Жду не дождусь, – промурлыкал я, сложив крылья так, чтобы подняться вертикально вверх, подобно бумажному змею.
Стена унеслась вниз, уменьшилась в размерах, и уже вскоре я вновь оказался над зелеными крышами Замка. Теперь у меня появилась новая информация, которой не владел Молния. Как он смеет говорить: «Ты заслуживаешь объяснений»! Мне нужно знать больше, чем он, о том, что происходит вокруг, – такая вот своеобразная форма голода.
Волнорез Туман был единственным пациентом в госпитале, поэтому все внимание Райн было сосредоточено именно на нем. Думаю, она специально придумывала, что бы еще такого с ним сделать. Я тоже как-то был предметом ее экспериментов, с моей риданнской потребностью в восьмисотметровой высоте и пульсом меньше пятидесяти ударов в минуту. Я знал, как дотошна Райн. Она показала мне, где находился Туман. Он сидел на высокой кровати, застеленной накрахмаленными белыми простынями. Меня едва не растрогал жалобный взгляд его серых глаз. Моряк дышал, открыв пересохший рот, часто и неглубоко – как умирающее животное. Светлые волосы на груди, жесткие, словно проволока, пробивались сквозь бинты, которыми был обмотан поверх белой рубахи его мускулистый торс. Райн, похоже, пришлось покорпеть над тем, чтобы так туго затянуть их.
– Здорово, бродяга, – прохрипел он. – Ты классно выглядишь. А вот мне стоило бы одеться. Попрошайки. Избирательность.
– Я ненадолго, – предупредил я. – Мне поручено передать тебе письмо от Аты. Она не требует немедленного ответа.
Я протянул ему конверт, быстро проверил возможные пути отступления и немного отошел назад. Конверт лежал на раненой ноге Тумана и выглядел крохотным.
– Ты собираешься его вскрывать?
– Янт, – вздохнул он, – я хочу извиниться за то, что произошло прошлой ночью.
– Никогда…
– …не думал, что это случится со мной. Гордость. Крах. Молния – великолепный фехтовальщик. Когда Райн отпустит меня, мы с ним сойдемся снова. И на этот раз без подобного окружения. Мухи. Дерьмо.
Меня уязвило его замечание, но я сохранил спокойствие.
– С другой стороны, если тебе нужен секундант, то я буду рад предоставить тебе свои услуги, – предложил я, но он лишь покачал головой.
– Лошадь. Вода. Ты известен своей непокорностью, и я уверен, что Молния уже рассказал тебе всю историю со своей позиции.
– Да, это так.
– Я ненавижу его. И его проклятую жадность – он хочет, чтобы вся Авия стала Микуотером, а нам ничего не осталось. Это я тоже ненавижу. Пес. Кормушка. Проблема в том, что в любом споре люди делают свой выбор в пользу более богатой стороны. Я знаю, что меня не поддержат. Он богат и громогласен. И хотя я стою на своем, меня никто не слушает. Голова. Стена.
– Я бы назвал это не просто жадностью, а стяжательством.
– Что?
– Я понимаю, какова твоя позиция в этой истории. И она гораздо более обоснованна, чем у Молнии.
– Правда?
– Смотри сам. Он продал Перегрин твоему отцу в засуху восьмидесятых годов шестнадцатого века. По мне, это честная сделка. На самом деле это достойно презрения – так долго испытывать раскаяние в содеянном, и это наверняка влияет на его оценку ситуации. Каждый знает, как отчаянно Молния пытается сохранить Микуотер, веря, что он отдает долг своей семье. У меня нет семьи, поэтому я плохо понимаю эту его потребность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
В окне появилась растрепанная Ата. Она раздвинула занавески и некоторое время мучилась с задвижкой. Одна ее щека была ярко-лилового цвета и сильно распухла, в середине нижней губы красовался широкий красный надрыв. И это лицо женщины, которая водила в плаванье сотни кораблей. Она была бледной настолько, что походила на призрака, но огонь негодования в ее глазах питал тысячи иллюзий.
– Королева кораблей, – пробормотал я, с ужасом глядя на ее ушибы и кровоподтеки, которые не мог скрыть никакой макияж. – Это Туман сделал такое с тобой? Я убью его собственноручно!
– Да, это он, однако вряд ли ты сумеешь что-нибудь сделать.
Лицом к лицу, скорее всего, и правда не сумею, зато в следующем бою с Насекомыми я могу, например, невыгодно расположить его войска. Или попросить Райн дать ему какое-нибудь жуткое зелье. Я достал письмо.
– Я просто желаю удостовериться, что ты действительно хочешь, чтобы твое послание дошло до адресата.
– Да, – сказала она дрожащими губами.
– Просто у меня есть странное чувство – некоторым образом догадка, – что когда ты его писала, ты была очень зла.
– Как?..
– На самом деле еще никогда, с тех пор как ты была юной девчонкой в полосатой кофточке, ты не выплескивала на бумагу столько яда.
– Я…
– Письмо получилось таким острым, что с его помощью можно разрезать рыбу. Эпистола, невзирая на краткость, просто сочится безумной ненавистью и жаждой возмездия. А такие слова могут привести к серьезнейшему конфликту между мужем и женой, в дополнение к войне с Насекомыми – к гражданской войне в Перегрине, опустошению, морям крови и решающей смертельной битве.
– Возвращайся, когда придешь в себя после наркоты, – рявкнула она.
– Так ты не жалеешь об этом? – попытался я зайти с другой стороны. – Ты хорошо знаешь Тумана и можешь предположить, какого результата ты добьешься этим своим письмом. Ты провоцируешь его или меня – ну, это ладно, я просто живу здесь…
Я еще говорил, когда платиновая блондинка вытянула руку и спихнула меня с подоконника. Мои широкие крылья распахнулись, поймав свежий ветер, и я завис у нее перед глазами и медленно опустил письмо в карман куртки.
– Передай это ему! – крикнула она. – Да ты боишься всего! Янт, меня поддержал император. Почему Волнорез так мне мешает? Просто он понимает, что я – лучший Мореход, нежели он. Туман – морской торговец и брезгливо пренебрегает возможностями, которые имеет речная крыса. А я могу быть и тем и другим! Мороз говорит, что во время весеннего прилива пройти по Ориоле теоретически возможно. А ведь она – лучший инженер и архитектор. Она использует реки, чтобы бороться с Насекомыми, и ее карты весьма надежны.
– Ата, но это будет означать, что у нас всего десять дней. За это время очень трудно мобилизовать достаточно военных сил, но я попробую.
– Ничто не остановит меня.
Я кивнул.
– Леди Дей, я прошу вас о том, чтобы вы дали мне еще один приказ. Хотели бы вы, чтобы я слетал на Травяной остров и убедился, что башни Сута все еще принадлежат вам? Я могу попросить Диу Выпь доставить туда припасы.
Призрачный свет в ее глазах стал ярок, как свет факела в ночи.
– Да, – выдохнула она. – Хотя я никогда тебе не доверяла. Возвращайся вечером, послания будут готовы.
– Жду не дождусь, – промурлыкал я, сложив крылья так, чтобы подняться вертикально вверх, подобно бумажному змею.
Стена унеслась вниз, уменьшилась в размерах, и уже вскоре я вновь оказался над зелеными крышами Замка. Теперь у меня появилась новая информация, которой не владел Молния. Как он смеет говорить: «Ты заслуживаешь объяснений»! Мне нужно знать больше, чем он, о том, что происходит вокруг, – такая вот своеобразная форма голода.
Волнорез Туман был единственным пациентом в госпитале, поэтому все внимание Райн было сосредоточено именно на нем. Думаю, она специально придумывала, что бы еще такого с ним сделать. Я тоже как-то был предметом ее экспериментов, с моей риданнской потребностью в восьмисотметровой высоте и пульсом меньше пятидесяти ударов в минуту. Я знал, как дотошна Райн. Она показала мне, где находился Туман. Он сидел на высокой кровати, застеленной накрахмаленными белыми простынями. Меня едва не растрогал жалобный взгляд его серых глаз. Моряк дышал, открыв пересохший рот, часто и неглубоко – как умирающее животное. Светлые волосы на груди, жесткие, словно проволока, пробивались сквозь бинты, которыми был обмотан поверх белой рубахи его мускулистый торс. Райн, похоже, пришлось покорпеть над тем, чтобы так туго затянуть их.
– Здорово, бродяга, – прохрипел он. – Ты классно выглядишь. А вот мне стоило бы одеться. Попрошайки. Избирательность.
– Я ненадолго, – предупредил я. – Мне поручено передать тебе письмо от Аты. Она не требует немедленного ответа.
Я протянул ему конверт, быстро проверил возможные пути отступления и немного отошел назад. Конверт лежал на раненой ноге Тумана и выглядел крохотным.
– Ты собираешься его вскрывать?
– Янт, – вздохнул он, – я хочу извиниться за то, что произошло прошлой ночью.
– Никогда…
– …не думал, что это случится со мной. Гордость. Крах. Молния – великолепный фехтовальщик. Когда Райн отпустит меня, мы с ним сойдемся снова. И на этот раз без подобного окружения. Мухи. Дерьмо.
Меня уязвило его замечание, но я сохранил спокойствие.
– С другой стороны, если тебе нужен секундант, то я буду рад предоставить тебе свои услуги, – предложил я, но он лишь покачал головой.
– Лошадь. Вода. Ты известен своей непокорностью, и я уверен, что Молния уже рассказал тебе всю историю со своей позиции.
– Да, это так.
– Я ненавижу его. И его проклятую жадность – он хочет, чтобы вся Авия стала Микуотером, а нам ничего не осталось. Это я тоже ненавижу. Пес. Кормушка. Проблема в том, что в любом споре люди делают свой выбор в пользу более богатой стороны. Я знаю, что меня не поддержат. Он богат и громогласен. И хотя я стою на своем, меня никто не слушает. Голова. Стена.
– Я бы назвал это не просто жадностью, а стяжательством.
– Что?
– Я понимаю, какова твоя позиция в этой истории. И она гораздо более обоснованна, чем у Молнии.
– Правда?
– Смотри сам. Он продал Перегрин твоему отцу в засуху восьмидесятых годов шестнадцатого века. По мне, это честная сделка. На самом деле это достойно презрения – так долго испытывать раскаяние в содеянном, и это наверняка влияет на его оценку ситуации. Каждый знает, как отчаянно Молния пытается сохранить Микуотер, веря, что он отдает долг своей семье. У меня нет семьи, поэтому я плохо понимаю эту его потребность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107