Опытный читатель сам сумеет дорисовать наброски.
I. К ИСТОРИИ ВОПРОСА
История науки принимает всегда очень важный вид на той точке, где мы находимся;
мы ценим, правда, своих предшественников и до известной степени благодарим их за
услугу, которую они нам оказали. Но никто не любит рассматривать их, как
мучеников, которых неудержимое влечение заводило в опасные, иногда почти
безысходные положения; и, однако, у предков, заложивших фундамент нашему
существованию, часто больше серьезности, чем среди изживающих это наследие
потомков.
Гете.
В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата.
Помимо того, что трудов издавалось мало, библиографические сводки показывали
следующую картину: больше всего издавалось текстов, довольно много было работ по
частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Если же они и
были, то в большинстве случаев имели не строго исследовательский, а
философско-дилетантский характер.
6
Они напоминали труды эрудированных натурфилософов прошлого века, тогда как мы
нуждались в точных наблюдениях, анализах и выводах. Вот как характеризовал это
положение проф. М. Сперанский: "Не останавливаясь на полученных выводах, научное
народоведение продолжает разыскания, считая собранный материал все еще
недостаточным для общего построения. Таким образом, наука опять обращается к
собиранию материала и к обработке этого материала в интересах будущих поколений,
а каковы будут эти обобщения, и когда мы их будем в состоянии сделать --
неизвестно" (Сперанский 400).
В чем же причина этого бессилия, этого тупика, в который в 20-е годы уткнулась
наука о сказке?
Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались
приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И.
Вольте и Г. Поливки, озаглавленный "Примечания к сказкам братьев Гримм" (Bolte,
Polivka). Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего
мира. Последний том заканчивается библиографией, где приведены источники, т. е.
все известные авторам сборники сказок и другие материалы, содержащие сказки.
Перечень этот охватывает около 1200 названий. Правда, среди материалов есть и
случайные, мелкие материалы, но есть и крупнейшие сборники, как "Тысяча и одна
ночь" ночь или Афанасьевский сборник с его 400 текстами. Но это еще не все.
Огромное количество сказочного материала еще не издано, частью даже не описано.
Оно хранится в архивах различных учреждений и у частных лиц. Специалисту
некоторые из этих собраний доступны. Благодаря этому материал Больте и Поливки в
отдельных случаях может быть увеличен. Но если это так, то какое же количество
сказок имеется в нашем распоряжении вообще? И далее: много ли таких
исследователей, которые охватили хотя бы только один печатный материал?
Говорить при таких условиях, что "собранного материала все еще недостаточно",
совершенно не приходится.
Итак, дело не в количестве материала. Дело в ином: в методах изучения.
В то время, как физико-математические науки обладают стройной классификацией,
единой терминологией, принятой специальными съездами, методикой,
совершенствовавшейся преемственностью от учителей к ученикам, у нас всего этого
нет. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что
четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой
трудностью. Настоящий очерк не преследует цели дать связное изложение истории
изучения сказки. В короткой вводной главе это невозможно, да в этом и нет
большой необходимости, так как эта история уже неоднократно излагалась. Мы
постараемся лишь критически осветить попытки разрешения нескольких основных
проблем сказочного изучения и попутно ввести читателя в круг этих проблем.
Вряд ли можно сомневаться в том, что окружающие нас явления и объекты могут
изучаться или со стороны их состава и строения, или со стороны их происхождения,
или со стороны тех процессов и изменений, которым они подвержены. Совершенно
очевидно также и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы
то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано.
Между тем, изучение сказки велось, главным образом, лишь генетически, большей
частью без попыток предварительного систематического описания. О историческом
изучении сказок мы пока говорить не будем, мы будем говорить только об описании
их -- ибо говорить о генетике без специального освещения вопроса об описании,
как это делается обычно, -- совершенно бесполезно. Ясно, что прежде, чем
осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она
собой представляет.
Так как сказка чрезвычайно многообразна и, по-видимому, не может быть изучена
сразу по всему объему, то материал следует разделить на части, т. е.
классифицировать его. Правильная классификация -- одна из первых ступеней
научного описания. От правильности классификации зависит и правильность
дальнейшего изучения. Но, хотя классификация и ложится в основу всякого
изучения, сама она должна быть результатом известной предварительной проработки.
Между тем мы видим как раз обратное: большинство исследователей начинает с
классификации, внося ее в материал извне, а не выводя ее из материала по
существу. Как мы увидим дальше, классификаторы сверх того часто нарушают самые
простые правила деления. Здесь мы находим одну из причин того тупика, о котором
говорит Сперанский.
Остановимся на нескольких образцах.
Самое обычное деление сказок -- это разделение на сказки с чудесным содержанием,
сказки бытовые, сказки о животных*. На первый взгляд все кажется правильным. Но
поневоле возникает вопрос: а разве сказки о животных не содержат элемента
чудесного, иногда в очень большой степени? И наоборот: не играют ли в чудесных
сказках очень большую роль именно животные? Можно ли считать такой признак
достаточно точным? Афанасьев, например, причисляет сказку о рыбаке и рыбке к
________________
*Предложено В. Ф. Миллером. Эта классификация по существу совпадает с
классификацией мифологической школы (мифические, о животных, бытовые).
8
сказкам о животных. Прав он или нет? Если не прав, то почему? Ниже мы увидим,
что сказка с величайшей легкостью приписывает одинаковые действия людям,
предметам и животным. Это правило главным образом верно для так называемых
волшебных сказок, но оно встречается и в сказках вообще. Один из наиболее
известных в этом отношении примеров, это сказка о дележе урожая ("Мне, Миша,
вершки, тебе корешки").
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
I. К ИСТОРИИ ВОПРОСА
История науки принимает всегда очень важный вид на той точке, где мы находимся;
мы ценим, правда, своих предшественников и до известной степени благодарим их за
услугу, которую они нам оказали. Но никто не любит рассматривать их, как
мучеников, которых неудержимое влечение заводило в опасные, иногда почти
безысходные положения; и, однако, у предков, заложивших фундамент нашему
существованию, часто больше серьезности, чем среди изживающих это наследие
потомков.
Гете.
В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата.
Помимо того, что трудов издавалось мало, библиографические сводки показывали
следующую картину: больше всего издавалось текстов, довольно много было работ по
частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Если же они и
были, то в большинстве случаев имели не строго исследовательский, а
философско-дилетантский характер.
6
Они напоминали труды эрудированных натурфилософов прошлого века, тогда как мы
нуждались в точных наблюдениях, анализах и выводах. Вот как характеризовал это
положение проф. М. Сперанский: "Не останавливаясь на полученных выводах, научное
народоведение продолжает разыскания, считая собранный материал все еще
недостаточным для общего построения. Таким образом, наука опять обращается к
собиранию материала и к обработке этого материала в интересах будущих поколений,
а каковы будут эти обобщения, и когда мы их будем в состоянии сделать --
неизвестно" (Сперанский 400).
В чем же причина этого бессилия, этого тупика, в который в 20-е годы уткнулась
наука о сказке?
Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались
приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И.
Вольте и Г. Поливки, озаглавленный "Примечания к сказкам братьев Гримм" (Bolte,
Polivka). Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего
мира. Последний том заканчивается библиографией, где приведены источники, т. е.
все известные авторам сборники сказок и другие материалы, содержащие сказки.
Перечень этот охватывает около 1200 названий. Правда, среди материалов есть и
случайные, мелкие материалы, но есть и крупнейшие сборники, как "Тысяча и одна
ночь" ночь или Афанасьевский сборник с его 400 текстами. Но это еще не все.
Огромное количество сказочного материала еще не издано, частью даже не описано.
Оно хранится в архивах различных учреждений и у частных лиц. Специалисту
некоторые из этих собраний доступны. Благодаря этому материал Больте и Поливки в
отдельных случаях может быть увеличен. Но если это так, то какое же количество
сказок имеется в нашем распоряжении вообще? И далее: много ли таких
исследователей, которые охватили хотя бы только один печатный материал?
Говорить при таких условиях, что "собранного материала все еще недостаточно",
совершенно не приходится.
Итак, дело не в количестве материала. Дело в ином: в методах изучения.
В то время, как физико-математические науки обладают стройной классификацией,
единой терминологией, принятой специальными съездами, методикой,
совершенствовавшейся преемственностью от учителей к ученикам, у нас всего этого
нет. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что
четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой
трудностью. Настоящий очерк не преследует цели дать связное изложение истории
изучения сказки. В короткой вводной главе это невозможно, да в этом и нет
большой необходимости, так как эта история уже неоднократно излагалась. Мы
постараемся лишь критически осветить попытки разрешения нескольких основных
проблем сказочного изучения и попутно ввести читателя в круг этих проблем.
Вряд ли можно сомневаться в том, что окружающие нас явления и объекты могут
изучаться или со стороны их состава и строения, или со стороны их происхождения,
или со стороны тех процессов и изменений, которым они подвержены. Совершенно
очевидно также и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы
то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано.
Между тем, изучение сказки велось, главным образом, лишь генетически, большей
частью без попыток предварительного систематического описания. О историческом
изучении сказок мы пока говорить не будем, мы будем говорить только об описании
их -- ибо говорить о генетике без специального освещения вопроса об описании,
как это делается обычно, -- совершенно бесполезно. Ясно, что прежде, чем
осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она
собой представляет.
Так как сказка чрезвычайно многообразна и, по-видимому, не может быть изучена
сразу по всему объему, то материал следует разделить на части, т. е.
классифицировать его. Правильная классификация -- одна из первых ступеней
научного описания. От правильности классификации зависит и правильность
дальнейшего изучения. Но, хотя классификация и ложится в основу всякого
изучения, сама она должна быть результатом известной предварительной проработки.
Между тем мы видим как раз обратное: большинство исследователей начинает с
классификации, внося ее в материал извне, а не выводя ее из материала по
существу. Как мы увидим дальше, классификаторы сверх того часто нарушают самые
простые правила деления. Здесь мы находим одну из причин того тупика, о котором
говорит Сперанский.
Остановимся на нескольких образцах.
Самое обычное деление сказок -- это разделение на сказки с чудесным содержанием,
сказки бытовые, сказки о животных*. На первый взгляд все кажется правильным. Но
поневоле возникает вопрос: а разве сказки о животных не содержат элемента
чудесного, иногда в очень большой степени? И наоборот: не играют ли в чудесных
сказках очень большую роль именно животные? Можно ли считать такой признак
достаточно точным? Афанасьев, например, причисляет сказку о рыбаке и рыбке к
________________
*Предложено В. Ф. Миллером. Эта классификация по существу совпадает с
классификацией мифологической школы (мифические, о животных, бытовые).
8
сказкам о животных. Прав он или нет? Если не прав, то почему? Ниже мы увидим,
что сказка с величайшей легкостью приписывает одинаковые действия людям,
предметам и животным. Это правило главным образом верно для так называемых
волшебных сказок, но оно встречается и в сказках вообще. Один из наиболее
известных в этом отношении примеров, это сказка о дележе урожая ("Мне, Миша,
вершки, тебе корешки").
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39