Конечно, пустая затея была - мчаться сюда сломя голову, но просьбу Алеши, выказанную столь учтиво, сквозь плач, нельзя было не выполнить. Кто бы мог подумать, что насквозь испорченное дитя потеряет голову из-за девчонки. Впрочем, из-за кого еще ее терять. Не сам ли он когда-то ринулся в Ростов, каждой мясинкой лелея предвкушение мести. Значительно позже понял: мужчина не нуждается в женской верности, но с изменой подруги, с изменой любимого существа он и сам становится негодяем. Мужчина теряет не женщину, а веру в справедливое устройство жизни.
Федор Кузьмич, загадав себе побыть за деревом до рассвета (или до появления Алеши), начал прикидывать, куда могут выходить окна разбойника. Алеша назвал подъезд, этаж и квартиру. Получалось, что одно окно скорее всего вон то, на углу; чтобы увидеть остальные, надо обойти дом.
Предрассветная свежесть располагала к покою. Голова тяжелела, тянуло не стоять, подобно шпику, а сесть на землю, привалиться к стволу и погрузиться в давно знакомое состояние, горькое и утешное, сродни врастанию в природу. Но какая бы ни царила вокруг безмятежность, совсем расслабляться было непозволительно. Слишком ощутимо потенькивала в воздухе опасность, точно одинокий комарик зудел над ухом. Федор Кузьмич попытался угадать, откуда вылетел комарик. Не иначе как из-за того угла, больше неоткуда. Там за скосом дома образовалось единственное непроницаемое пятно тьмы. Если кто-то стережет ночной покой хозяина, то удобнее местечка для засады не сыскать. Оттуда, недреманное око, оставаясь в утайке, легко могло засечь появление незваного гостя. В это призрачное пятно хотелось кинуть палку, как в речной омут.
Устало вздохнув, Федор Кузьмич выступил из-за дерева и, придав шагу нарочитую старческую неуклюжесть, начал неспешно, крюком огибать дом. Метров на тридцать он продвинулся, но густое пятно по-прежнему не поддавалось зрению, словно кто-то нарочно выплеснул в электрический сумрак огромную банку чернил.
Чутье не подвело матерого ходока: теперь он не сомневался, что обнаружен. Враг ждал лишь подходящего момента, чтобы напасть. Зудящий комарик опасности уже врывался в уши сиплым шмелиным басом. Федор Кузьмич даже обрадовался, что придется потрудиться и расчистить дорогу Алеше. Хоть чем-то помочь напоследок.
Оставаясь в пяти шагах от черной прогалины, но все еще вслепую, Федор Кузьмич негромко позвал:
– Чего в прятки играть, мужики! Выходите - и потолкуем.
Будто только и ожидая его приглашения, от края тьмы, как от стены, отвалилась приземистая мужская фигура и бесстрашно подставила себя под огонь фонаря. Федор Кузьмич сразу признал этого человека: Венька Шулерман, сумасшедший лагерный палач. За его спиной обозначились еще две-три тени. С удовлетворенным хриплым смешком Шулерман поздоровался:
– Сам явился, бандюга, хорошо. А то уж я думал, придется гонца посылать.
Федор Кузьмич поинтересовался:
– А ты, Веня, выходит, в гору пошел? У пахана штиблеты лижешь?
Шулерман охотно объяснил:
– Нет, бандюга, ошибаешься. Служба временная, на пользу правосудию. Я с вашей сволочью никогда не якшался. Вот тебя словил - и точка.
– Уже словил? - удивился Федор Кузьмич. - И много вас, таких ловцов, тут прячется?
– На тебя хватит, не сомневайся. Да ты не пыжься зря, я твои штучки помню. Ты у Гриши Губина на стволе, а он осечек пока не давал.
Их призрачный разговор никого из жильцов не обеспокоил. Им обоим это было ни к чему. Федор Кузьмич не особо расстроился. Шмолять они вряд ли начнут, а по такому простору да в потемках им его без пальбы нипочем не взять, будь их хоть десяток головорезов. Их надо увести подальше, порадеть Алеше. Только и делов.
– Я ведь тебя тогда пожалел, - сказал Федор Кузьмич. - Из уважения к твоей дурости. А ты, вишь, до чего докатился: девок наладился воровать для злодея. Не стыдно, мент?
Шулерман хмыкнул самодовольно:
– Девка - наживка, ты на нее и клюнул. Да и на что ты надеялся, пес? Прежде мир перевернется, чем Веня Шулерман спустит обиду.
Федор Кузьмич видел, как с каждым словом ушлый Шулерман мелким бесовским шажком наступает вперед, но еще было в запасе несколько метров для маневра.
– Хотя ты, Веня, всем известный герой, могу тебе все же предложить выгодную сделку.
– Какую? - Шулерман еще переступил на шажок.
– Погоди, не крадись. Сделка хорошая. Ты Алеше девку отдашь, а я тебе сдамся на милость. Останется только железкой щелкнуть. Тем более на меня законных зацепок нету. Только по доброй воле могу пойти к тебе в плен, на новые мытарства, полоумный ты гончак.
Шулерман сказал:
– Насчет закона - не переживай. Для таких, как ты, я сам и есть закон, причем без срока давности. Какой же ты дурак! Неужто мог подумать, что я с бандюгой на какую-нибудь сделку пойду? Вторично ты меня обидел, пес, теперь уж точно пощады не жди…
Последней угрозы Федор Кузьмич недослышал, все и так было ясно. Крутнулся в сторону и мощным рывком преодолел освещенный асфальт. А там пошел, петляя, к Садовому кольцу, к набережной. Пиджачишко мешал бежать, и он его скинул на ходу, швырнул под ноги преследователям. На старте он получил небольшой запас в расстоянии, но дальше пошло хуже. Поизносилось, видно, поисчахло за годы сытой лагерной жизни всегда безотказное, литое тело, и он с досадой это почувствовал. Не было прежней воли и полета в его стелющейся рыси. Легкие мгновенно набухли и протекли в гортань. Подошвы липли к земле. Коварная немота остудила левый бок. Пяти минут не пробежал, а уж задышали в затылок. Понял: глупо расходовать силу на бегучий измот. Еле дотянул до удобного для драки пятачка возле возникшей из рассвета трансформаторной будки, рухнул под ноги Шулерману, но тот уловил его движение и скоком через него перемахнул, хотя по инерции врезался в мусорный ящик с таким грохотом, что спящему человеку могло померещиться столкновение локомотивов. Зато мальчонку с пистолетиком Федор Кузьмич подцепил удачно: из лежачего положения носком по сопатке. Пистолетик чавкнул в воздух, пулька свистнула в небеса. Последнее, что увидел перед падением в бездонную пропасть Гриша Губин, - это летящее ему в лоб бревно - кулак Федора Кузьмича. Безжизненно распластался он на травке, скаля зубы в задумчивой ухмылке. Пистолетик Федор Кузьмич подобрал с асфальта и положил в карман. Еще двое боевиков подскочили иноходью, но благоразумно тормознули в отдалении, загородив Федору Кузьмичу проулок. У обоих в кулаке по финяге.
– Зачем ты, Веня, ящик опрокинул, - укорил Федор Кузьмич. - Кто будет за тобой мусор подбирать?
Шулерман потирал ладонью разбитую грудь, хмуро молчал. Он был рад, что встретился с достойным противником. Ладонью приглушал ярость, чтобы она не помешала ему выполнить до конца милицейский долг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Федор Кузьмич, загадав себе побыть за деревом до рассвета (или до появления Алеши), начал прикидывать, куда могут выходить окна разбойника. Алеша назвал подъезд, этаж и квартиру. Получалось, что одно окно скорее всего вон то, на углу; чтобы увидеть остальные, надо обойти дом.
Предрассветная свежесть располагала к покою. Голова тяжелела, тянуло не стоять, подобно шпику, а сесть на землю, привалиться к стволу и погрузиться в давно знакомое состояние, горькое и утешное, сродни врастанию в природу. Но какая бы ни царила вокруг безмятежность, совсем расслабляться было непозволительно. Слишком ощутимо потенькивала в воздухе опасность, точно одинокий комарик зудел над ухом. Федор Кузьмич попытался угадать, откуда вылетел комарик. Не иначе как из-за того угла, больше неоткуда. Там за скосом дома образовалось единственное непроницаемое пятно тьмы. Если кто-то стережет ночной покой хозяина, то удобнее местечка для засады не сыскать. Оттуда, недреманное око, оставаясь в утайке, легко могло засечь появление незваного гостя. В это призрачное пятно хотелось кинуть палку, как в речной омут.
Устало вздохнув, Федор Кузьмич выступил из-за дерева и, придав шагу нарочитую старческую неуклюжесть, начал неспешно, крюком огибать дом. Метров на тридцать он продвинулся, но густое пятно по-прежнему не поддавалось зрению, словно кто-то нарочно выплеснул в электрический сумрак огромную банку чернил.
Чутье не подвело матерого ходока: теперь он не сомневался, что обнаружен. Враг ждал лишь подходящего момента, чтобы напасть. Зудящий комарик опасности уже врывался в уши сиплым шмелиным басом. Федор Кузьмич даже обрадовался, что придется потрудиться и расчистить дорогу Алеше. Хоть чем-то помочь напоследок.
Оставаясь в пяти шагах от черной прогалины, но все еще вслепую, Федор Кузьмич негромко позвал:
– Чего в прятки играть, мужики! Выходите - и потолкуем.
Будто только и ожидая его приглашения, от края тьмы, как от стены, отвалилась приземистая мужская фигура и бесстрашно подставила себя под огонь фонаря. Федор Кузьмич сразу признал этого человека: Венька Шулерман, сумасшедший лагерный палач. За его спиной обозначились еще две-три тени. С удовлетворенным хриплым смешком Шулерман поздоровался:
– Сам явился, бандюга, хорошо. А то уж я думал, придется гонца посылать.
Федор Кузьмич поинтересовался:
– А ты, Веня, выходит, в гору пошел? У пахана штиблеты лижешь?
Шулерман охотно объяснил:
– Нет, бандюга, ошибаешься. Служба временная, на пользу правосудию. Я с вашей сволочью никогда не якшался. Вот тебя словил - и точка.
– Уже словил? - удивился Федор Кузьмич. - И много вас, таких ловцов, тут прячется?
– На тебя хватит, не сомневайся. Да ты не пыжься зря, я твои штучки помню. Ты у Гриши Губина на стволе, а он осечек пока не давал.
Их призрачный разговор никого из жильцов не обеспокоил. Им обоим это было ни к чему. Федор Кузьмич не особо расстроился. Шмолять они вряд ли начнут, а по такому простору да в потемках им его без пальбы нипочем не взять, будь их хоть десяток головорезов. Их надо увести подальше, порадеть Алеше. Только и делов.
– Я ведь тебя тогда пожалел, - сказал Федор Кузьмич. - Из уважения к твоей дурости. А ты, вишь, до чего докатился: девок наладился воровать для злодея. Не стыдно, мент?
Шулерман хмыкнул самодовольно:
– Девка - наживка, ты на нее и клюнул. Да и на что ты надеялся, пес? Прежде мир перевернется, чем Веня Шулерман спустит обиду.
Федор Кузьмич видел, как с каждым словом ушлый Шулерман мелким бесовским шажком наступает вперед, но еще было в запасе несколько метров для маневра.
– Хотя ты, Веня, всем известный герой, могу тебе все же предложить выгодную сделку.
– Какую? - Шулерман еще переступил на шажок.
– Погоди, не крадись. Сделка хорошая. Ты Алеше девку отдашь, а я тебе сдамся на милость. Останется только железкой щелкнуть. Тем более на меня законных зацепок нету. Только по доброй воле могу пойти к тебе в плен, на новые мытарства, полоумный ты гончак.
Шулерман сказал:
– Насчет закона - не переживай. Для таких, как ты, я сам и есть закон, причем без срока давности. Какой же ты дурак! Неужто мог подумать, что я с бандюгой на какую-нибудь сделку пойду? Вторично ты меня обидел, пес, теперь уж точно пощады не жди…
Последней угрозы Федор Кузьмич недослышал, все и так было ясно. Крутнулся в сторону и мощным рывком преодолел освещенный асфальт. А там пошел, петляя, к Садовому кольцу, к набережной. Пиджачишко мешал бежать, и он его скинул на ходу, швырнул под ноги преследователям. На старте он получил небольшой запас в расстоянии, но дальше пошло хуже. Поизносилось, видно, поисчахло за годы сытой лагерной жизни всегда безотказное, литое тело, и он с досадой это почувствовал. Не было прежней воли и полета в его стелющейся рыси. Легкие мгновенно набухли и протекли в гортань. Подошвы липли к земле. Коварная немота остудила левый бок. Пяти минут не пробежал, а уж задышали в затылок. Понял: глупо расходовать силу на бегучий измот. Еле дотянул до удобного для драки пятачка возле возникшей из рассвета трансформаторной будки, рухнул под ноги Шулерману, но тот уловил его движение и скоком через него перемахнул, хотя по инерции врезался в мусорный ящик с таким грохотом, что спящему человеку могло померещиться столкновение локомотивов. Зато мальчонку с пистолетиком Федор Кузьмич подцепил удачно: из лежачего положения носком по сопатке. Пистолетик чавкнул в воздух, пулька свистнула в небеса. Последнее, что увидел перед падением в бездонную пропасть Гриша Губин, - это летящее ему в лоб бревно - кулак Федора Кузьмича. Безжизненно распластался он на травке, скаля зубы в задумчивой ухмылке. Пистолетик Федор Кузьмич подобрал с асфальта и положил в карман. Еще двое боевиков подскочили иноходью, но благоразумно тормознули в отдалении, загородив Федору Кузьмичу проулок. У обоих в кулаке по финяге.
– Зачем ты, Веня, ящик опрокинул, - укорил Федор Кузьмич. - Кто будет за тобой мусор подбирать?
Шулерман потирал ладонью разбитую грудь, хмуро молчал. Он был рад, что встретился с достойным противником. Ладонью приглушал ярость, чтобы она не помешала ему выполнить до конца милицейский долг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122