за подлое, ерническое долготерпение народ расплачивался всеобщим легким умопомешательством. Из космоса потекли неумолимые лучи, под воздействием которых шевельнулась, порхнула ресницами, напряглась, точно перед пробуждением, и снова покойно задремала заколдованная душа славянина. Прорицатели в один голос предрекали: конец света наступит не позднее будущего года…
Часть третья. ЛЮБОВНЫЕ ГРЕЗЫ
1
Елена Клавдиевна, как же это вы так? Потянулись за спичками, неловко переступили и шмякнулись прямо посреди кухни, головой к плите. Не первый раз ее бедные ножки подкашивались. Лежала на полу и слезы растирала сухонькими ручонками. Зареветь по-настоящему мочи не было. Как же это так, всего за несколько недель из сочной бабы превратилась в поскрипывающую каждым суставчиком инвалидку? Месяц в больнице промелькнул, как один денек. Там ее намучили, накачали лекарствами, диагноза не поставили - и послали домой подыхать, легонькую, одухотворенную. Теперь в квартире пусто, она валяется на полу и хнычет, поскуливает, - и что это все значит?
Страх серенькой мышкой постоянно грыз ее сердце, от него немела грудь. Конечно, Елена Клавдиевна не верила, что помирает, но уже не жила. С утра писала письмо сыну, дорогому Алеше, прервалась, надумала подкрепить себя чайком - и вот результат. Ей не хотелось подыматься с полу. Пусть Петя придет вечером и увидит, в каком она положении. Пусть убедится, как ее Бог наказал. Вчера Петечка помогал ей с толчка спуститься и держался так предупредительно, так любезно. Она больше не женщина для него. Когда-то давным-давно он так же заботился об отравившейся кошечке: пальчиком запихивал в пасть лекарство, подмывал попочку. Петя умеет превозмогать брезгливость. Нескладный, упорный, с умной трещинкой поперек лба. Родной до каждой пуговички. Надо было усохнуть до сорока пяти килограммов, чтобы понять, какой он хороший.
Забавно было Елене Клавдиевне вспоминать себя совсем недавнюю. Как жадно она рыпалась в мужские объятия. Как пошло, подло стремилась к наслаждению, никого не щадя вокруг. Торопилась, будто за ней гнались. Да ведь это, наверное, они именно и гнались, сердечные. Иначе как понять, что всю жизнь была она нормальной - и вдруг превратилась в похотливую сучонку. Это, конечно, не стыдно, но это больно. Казнила Петечку, брак разрушила, себя довела до смертельного истощения - все ради чего? Неужто ради того только, чтобы запихать в себя вместо одного члена - десяток? Но нет, она не животное, ей доступны высокие помыслы, и душа ее открыта состраданию. Это беда с сыночком ее переломала, смяла. Черти на нее и набросились, увидя, как она беззащитна, истомлена, и превратили из женщины в сплошное воспаленное влагалище. Какое счастье, что теперь все это позади. Она вовсе не собиралась выздоравливать. Где гарантия, что дьявол вторично не завладеет ее телом.
Нет уж, лучше умереть, глядя на прощание в Петины рыцарские очи. Пресветлый, милый друг, как он бережно снимал ее с толчка! Точно так же он распорядится с ней и в гробике. Она для Петечки бестелесна и беспола. Она упустила, проморгала миг, когда вожделение покинуло его чресла. Но раньше-то, раньше! С каким трогательным восторгом он овладевал ею, всякий раз иссякая до последней капельки. Не было дня, не было случая, чтобы он не сдюжил и отказал ей в ласках. Она это ценила, но легко его предала. Другие мужчины бывали искуснее и бывали загадочнее, но никто не любил ее самозабвенно. Петечка был целиком весь в ее полном распоряжении. Бесхитростный - как маков цвет. Потому и казалось, не будет ему исхода. Потому и казалось, что все их споры, размолвки - лишь признаки временного охлаждения, усталости рассудка. Изменяя ему, предавая его, она всегда чувствовала, что он по-прежнему с ней и в ней - такой же, каким был в первый год любви. Петечка тоже это чувствовал. Ей не следовало рожать. Их небесный союз был так устроен, что не нуждался в продолжении. Она поняла это чересчур поздно, когда Алеша уже зашевелился в животике. Муж простит ее когда-нибудь, но их обоих не помилует Алеша. Его посадили в каменный мешок и дразнят через решетку. О, они живут в стране, где человеческое достоинство дешевле селедки. Об этом недавно писали в газете. Боже, как путаются мысли! Интересно, завел ли себе Петечка женщину? Какая она? Лучше бы он завел себе простенькую, без претензий, пусть даже деревенскую чумичку, лишь бы жалела его. Ему же надо с кем-то спать, здоровому мужчине. Некоторые отвратительные фригидные бабы маринуют мужчин и торгуют своим телом не хуже проституток. Обыкновенно у их залежалого товара и есть-то единственный покупатель - собственный муж. Петечка как раз способен на такую клюнуть. У него половые ресурсы выше умственных возможностей. Он настоящий мужчина. От него не дождешься подвоха. И пахнет от него всегда честным мужицким потом, как антоновскими яблоками. Ему нужна женщина, которая оценит его достоинства и будет его беречь и холить. Таких женщин в Москве уже не осталось. Москва полна шлюхами, как осиное гнездо. Это шлюший резервуар мирового масштаба. В этом есть некая обидная несообразность, потому что в Москве множество людей посещают музеи и читают такие книги, которые во всем мире давно перестали читать. В этих книгах запечатлена разгадка жизни. Она сама любила прежде их почитывать. Ей нравились мысли, уходящие в небеса. Вот одна из них: сон разума порождает чудовищ. Она спала все годы после ареста Алеши. В сущности, мужу она никогда не изменяла, ни разу. Он это тоже поймет со временем. Ему надобно поехать в отпуск в глухую деревню. Там на ферме, на скотном дворе можно встретить Золушку. Петечка со временем догадается, что она ему не изменяла. Как можно изменить тому, кто проник в твою кровь. Просто все эти годы с уходом Алеши разум ее спал и она жила рефлекторно. Она рефлекторно чуть не ухайдакала мужа и сама до срока превратилась в старуху. Она вела существование сытой мухи, дремлющей в спаренной позиции. Когда начала околевать, пробудилась. Пробуждение было безрадостным, но все-таки даже здесь, на полу, где ноги отнялись, она чувствовала себя более естественно и привольно, чем в том затянувшемся, прелюбодейном сне. Все еще можно поправить. Главное, Петечка не сбежал, ходит себе на службу и по вечерам возвращается домой. Скоро и Алешу отпустят за примерное поведение, он на это в письмах намекал.
Спохватясь, Елена Клавдиевна с охами и ахами поковыляла - где по стеночке, где перекатом - в комнату дописывать послание сыночку. «…Милый сын! Хочу пожурить тебя за пессимистическое настроение. Что значит: не для чего жить? Конечно, то, что с тобой произошло, общее, ужасное наше несчастье, но это не конец света. Во-первых, живут не для чего-то, а просто потому, что живут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Часть третья. ЛЮБОВНЫЕ ГРЕЗЫ
1
Елена Клавдиевна, как же это вы так? Потянулись за спичками, неловко переступили и шмякнулись прямо посреди кухни, головой к плите. Не первый раз ее бедные ножки подкашивались. Лежала на полу и слезы растирала сухонькими ручонками. Зареветь по-настоящему мочи не было. Как же это так, всего за несколько недель из сочной бабы превратилась в поскрипывающую каждым суставчиком инвалидку? Месяц в больнице промелькнул, как один денек. Там ее намучили, накачали лекарствами, диагноза не поставили - и послали домой подыхать, легонькую, одухотворенную. Теперь в квартире пусто, она валяется на полу и хнычет, поскуливает, - и что это все значит?
Страх серенькой мышкой постоянно грыз ее сердце, от него немела грудь. Конечно, Елена Клавдиевна не верила, что помирает, но уже не жила. С утра писала письмо сыну, дорогому Алеше, прервалась, надумала подкрепить себя чайком - и вот результат. Ей не хотелось подыматься с полу. Пусть Петя придет вечером и увидит, в каком она положении. Пусть убедится, как ее Бог наказал. Вчера Петечка помогал ей с толчка спуститься и держался так предупредительно, так любезно. Она больше не женщина для него. Когда-то давным-давно он так же заботился об отравившейся кошечке: пальчиком запихивал в пасть лекарство, подмывал попочку. Петя умеет превозмогать брезгливость. Нескладный, упорный, с умной трещинкой поперек лба. Родной до каждой пуговички. Надо было усохнуть до сорока пяти килограммов, чтобы понять, какой он хороший.
Забавно было Елене Клавдиевне вспоминать себя совсем недавнюю. Как жадно она рыпалась в мужские объятия. Как пошло, подло стремилась к наслаждению, никого не щадя вокруг. Торопилась, будто за ней гнались. Да ведь это, наверное, они именно и гнались, сердечные. Иначе как понять, что всю жизнь была она нормальной - и вдруг превратилась в похотливую сучонку. Это, конечно, не стыдно, но это больно. Казнила Петечку, брак разрушила, себя довела до смертельного истощения - все ради чего? Неужто ради того только, чтобы запихать в себя вместо одного члена - десяток? Но нет, она не животное, ей доступны высокие помыслы, и душа ее открыта состраданию. Это беда с сыночком ее переломала, смяла. Черти на нее и набросились, увидя, как она беззащитна, истомлена, и превратили из женщины в сплошное воспаленное влагалище. Какое счастье, что теперь все это позади. Она вовсе не собиралась выздоравливать. Где гарантия, что дьявол вторично не завладеет ее телом.
Нет уж, лучше умереть, глядя на прощание в Петины рыцарские очи. Пресветлый, милый друг, как он бережно снимал ее с толчка! Точно так же он распорядится с ней и в гробике. Она для Петечки бестелесна и беспола. Она упустила, проморгала миг, когда вожделение покинуло его чресла. Но раньше-то, раньше! С каким трогательным восторгом он овладевал ею, всякий раз иссякая до последней капельки. Не было дня, не было случая, чтобы он не сдюжил и отказал ей в ласках. Она это ценила, но легко его предала. Другие мужчины бывали искуснее и бывали загадочнее, но никто не любил ее самозабвенно. Петечка был целиком весь в ее полном распоряжении. Бесхитростный - как маков цвет. Потому и казалось, не будет ему исхода. Потому и казалось, что все их споры, размолвки - лишь признаки временного охлаждения, усталости рассудка. Изменяя ему, предавая его, она всегда чувствовала, что он по-прежнему с ней и в ней - такой же, каким был в первый год любви. Петечка тоже это чувствовал. Ей не следовало рожать. Их небесный союз был так устроен, что не нуждался в продолжении. Она поняла это чересчур поздно, когда Алеша уже зашевелился в животике. Муж простит ее когда-нибудь, но их обоих не помилует Алеша. Его посадили в каменный мешок и дразнят через решетку. О, они живут в стране, где человеческое достоинство дешевле селедки. Об этом недавно писали в газете. Боже, как путаются мысли! Интересно, завел ли себе Петечка женщину? Какая она? Лучше бы он завел себе простенькую, без претензий, пусть даже деревенскую чумичку, лишь бы жалела его. Ему же надо с кем-то спать, здоровому мужчине. Некоторые отвратительные фригидные бабы маринуют мужчин и торгуют своим телом не хуже проституток. Обыкновенно у их залежалого товара и есть-то единственный покупатель - собственный муж. Петечка как раз способен на такую клюнуть. У него половые ресурсы выше умственных возможностей. Он настоящий мужчина. От него не дождешься подвоха. И пахнет от него всегда честным мужицким потом, как антоновскими яблоками. Ему нужна женщина, которая оценит его достоинства и будет его беречь и холить. Таких женщин в Москве уже не осталось. Москва полна шлюхами, как осиное гнездо. Это шлюший резервуар мирового масштаба. В этом есть некая обидная несообразность, потому что в Москве множество людей посещают музеи и читают такие книги, которые во всем мире давно перестали читать. В этих книгах запечатлена разгадка жизни. Она сама любила прежде их почитывать. Ей нравились мысли, уходящие в небеса. Вот одна из них: сон разума порождает чудовищ. Она спала все годы после ареста Алеши. В сущности, мужу она никогда не изменяла, ни разу. Он это тоже поймет со временем. Ему надобно поехать в отпуск в глухую деревню. Там на ферме, на скотном дворе можно встретить Золушку. Петечка со временем догадается, что она ему не изменяла. Как можно изменить тому, кто проник в твою кровь. Просто все эти годы с уходом Алеши разум ее спал и она жила рефлекторно. Она рефлекторно чуть не ухайдакала мужа и сама до срока превратилась в старуху. Она вела существование сытой мухи, дремлющей в спаренной позиции. Когда начала околевать, пробудилась. Пробуждение было безрадостным, но все-таки даже здесь, на полу, где ноги отнялись, она чувствовала себя более естественно и привольно, чем в том затянувшемся, прелюбодейном сне. Все еще можно поправить. Главное, Петечка не сбежал, ходит себе на службу и по вечерам возвращается домой. Скоро и Алешу отпустят за примерное поведение, он на это в письмах намекал.
Спохватясь, Елена Клавдиевна с охами и ахами поковыляла - где по стеночке, где перекатом - в комнату дописывать послание сыночку. «…Милый сын! Хочу пожурить тебя за пессимистическое настроение. Что значит: не для чего жить? Конечно, то, что с тобой произошло, общее, ужасное наше несчастье, но это не конец света. Во-первых, живут не для чего-то, а просто потому, что живут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122