Будто знал великий секрет вечного приспособления. Однажды он, этот непобедимый хмырь, оказался на попечении Ивана Игнатовича, и тот, пораженный необыкновенной изворотливостью хмыря, начал по собственному разумению оказывать ему тайные услуги. И не пожалел об этом. Впоследствии на недолгий, правда, срок этот человек засветился чуть ли главной звездой на грешном небосклоне их ведомства и успел отблагодарить своего мелкого, но расторопного доброжелателя, доставлявшего ему под замок путеводные записочки. Два года Иван Игнатович как сыр в масле катался и успел безнадзорно, люто нахапать добра лет на десять безбедной жизни.
Конец у хмыря получился бесславный: после очередного упадка его придавили на этапе лагерные акатуи. Бугаев шибко о нем горевал. Пока хмырь свирепствовал и царствовал, меж ними тянулась потаенная ниточка душевного родства, и оба об этом знали, хотя хмырь, наверное, редко вспоминал о наличии на белом свете Ивана Игнатовича, своего потешного, невзрачного, преданного единокровника. «Пакля» так был устроен, что мало к кому привязывался сердцем надолго, ни с одной бабой не ужился дольше года, а вот хмыря издали любил и обожал, как отца, как жену, как учителя. Вся небогатая нежность Бугаева сошлась на хмыре, неутоленная, невысказанная, противоестественная, но зато получил он в награду два главных урока бытия. Жить на земле имело смысл только так, как жил хмырь, подминая всех под себя, никого не жалея, ни перед кем не кланяясь и окружив себя по возможности мистическим ужасом. Власть над людишками не бывает явной, она всегда скрытая, подвздошная, и пользоваться ей надо так, как скряга золотом, по крохе, в силу лишь крайней необходимости, но про запас держать горы. Второй урок вытекал из первого: умей вовремя уйти, отстраниться, стряхнуть, как прах, все нажитое, предугадать, умилостивить беду. Примениться к обстоятельствам иной раз труднее, чем помыкать людьми. Удачлив был хмырь, природа ему потворствовала, да, видать, преждевременно воспарил к небесам. Повязали его на казеной даче в Красково, толком снарядиться не дали. Били мало, допросы почти не снимали, это хмыря насторожило, но по старой привычке надеялся он вывернуться. Говорят, задумчив был перед этапом, который обернулся петлей. С большим опозданием узнал «Пакля» об его кончине, а то, пожалуй, сорвался бы с места, карьеру на кон поставил, чтобы утереть горемыке смертную слезу. Такое чудное владело в ту пору Иваном Игнатовичем настроение.
И точно такое же томление духа испытал он, полуиздохший, шелудивый пес, узрев впервые лик Алеши. Его нюх не обманывал: над белокурой головой мальчика явственно была простерта длань высокого покровительства. Люди все малозначащи, но бывают среди них избранники, коих опекает фортуна. Таким был хмырь, таков был и Алеша. Таким был Елизар Суренович. Каждый жест избранника, каждое его слово сопровождались еле уловимой презрительной гримаской отстраненности; что бы он ни делал, он делал как бы не в полную силу, как бы нехотя, а предназначение его было иное. Магнитно, неодолимо тянуло к таким людям Ивана Игнатовича, возможно, потому, что сияние высокого удела грезилось и ему, но всегда обманывало. Он любую толику благ вырывал из пасти жизни с кровью, с болью, с огромным напряжением ума.
Ему иногда казалось, будь он ближе к хмырю и ему подобным, их избранность, их легкое дыхание распространится на него, грешного, и ему удастся, наконец, утолить сумеречную, грозную мечту о беспредельной власти над роскошными красавицами, осмеливающимися позевывать ему в рожу, «и над свирепыми удальцами, снисходительно протягивающими пальцы для рукопожатия, как нищему бросают пятачок, и над всем подлунным миром. Однако бескорыстная, сокровенная преданность избранникам судьбины не принесла ему счастья, лишь непомерно распалила аппетит. Постарев, угомонившись, покрывшись перхотью седины, он все же понял, в чем была его роковая ошибка. Не прислуживать надобно было насмешливым властелинам, не потворствовать любым их капризам, напротив, старательно противоборствовать им. Никто ничего не отдает по доброй воле, все, что человек имеет, он силой отнял у других. Таков мир, таковы люди в нем. Тот, кто говорит, что свое состояние честно заработал, обманывает себя и ближних. Кролик питается травой, а сильный человек - чужими пайками. Мир стоит на взаимном, упорном грабеже. Один народ испокон веку воюет с другим народом, сосед старается что-нибудь да оттяпать у соседа, но и этого мало. В самой нормальной семье сын, войдя в возраст, непременно стремится ущемить отца и мать в правах, лишить их части кислородного пространства; и любящие родители ведут изнурительную борьбу за выживание со своими чадами. Таких, как хмырь, как Елизар Суренович, природа оделила чудесным даром отторгнуть, отхапать у владельцев их богатство, ничем не делясь взамен.
«Пакля» позвонил Алеше и, похихикав всласть, осведомился:
– Покамест ножки-ручки не зябнут, малышок? Голос ему отозвался грустный, испуганный:
– Что я вам сделал плохого, дяденька? Зачем преследуете?
«Паклю» не обмануло Алешино притворство.
– Со мной, малышок, не хитри. Все одно придется дерьмо в зубах носить.
– Это как?
– Да вот так. Прикажет хозяин - понесешь. Прикажет - сожрешь. А ты думал! У нас все по-домашнему, без выкрутасов. Хребтину не таким ломали. Ты из Ростова чудом воротился, малышок. Но скоро тебя насовсем урезонят. Больно ты прыткий.
«Пакля» еще разок хихикнул и умолк. По давней привычке звонил из уличной будки, хотя дома был хороший телефон. Слишком помнил много случаев, когда большие начинания рушились от неосторожной телефонной трепотни. Алеша вдруг прорезался иным заборным голосишкой:
– Дедок, а ведь ты мне надоел.
– Это мы сочувствуем.
– Чего тебе надо?
– Верни статуэтку - раз.
– А два?
– Это при встрече, малышок. Ты сейчас свободный?
– К экзамену надо зубрить.
– У тебя главный экзамен будет, когда за ноги на осине подвесят.
Немудреная шутка крепко самого «Паклю» развеселила. Он от смеха зашелся так, что будка раскачивалась вместе с его костями. Чуть не вывалился на траву в открытую дверцу. После объявил Алеше, что ждет его там-то и там-то, неподалеку от Черемушкинского рынка через полтора часа. Вместе со статуэткой, а также паспортом. У «Пакли» сегодня был шутливый день.
– Мы твою фотографию с оригиналом обязаны сличить, - сказал он.
– Хорошо, приду, - буркнул Алеша.
Понуро брел Иван Игнатович к метро. В этом мальчике, по сути, не было ничего загадочного, все его шаги легко просчитывались наперед. Но тяжко было сознавать «Пакле», что его собственная звезда скоро закатится, и никогда в своей продолжительной карьере не умел он вести себя так беспечно, словно не висел над его затылком кирпич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Конец у хмыря получился бесславный: после очередного упадка его придавили на этапе лагерные акатуи. Бугаев шибко о нем горевал. Пока хмырь свирепствовал и царствовал, меж ними тянулась потаенная ниточка душевного родства, и оба об этом знали, хотя хмырь, наверное, редко вспоминал о наличии на белом свете Ивана Игнатовича, своего потешного, невзрачного, преданного единокровника. «Пакля» так был устроен, что мало к кому привязывался сердцем надолго, ни с одной бабой не ужился дольше года, а вот хмыря издали любил и обожал, как отца, как жену, как учителя. Вся небогатая нежность Бугаева сошлась на хмыре, неутоленная, невысказанная, противоестественная, но зато получил он в награду два главных урока бытия. Жить на земле имело смысл только так, как жил хмырь, подминая всех под себя, никого не жалея, ни перед кем не кланяясь и окружив себя по возможности мистическим ужасом. Власть над людишками не бывает явной, она всегда скрытая, подвздошная, и пользоваться ей надо так, как скряга золотом, по крохе, в силу лишь крайней необходимости, но про запас держать горы. Второй урок вытекал из первого: умей вовремя уйти, отстраниться, стряхнуть, как прах, все нажитое, предугадать, умилостивить беду. Примениться к обстоятельствам иной раз труднее, чем помыкать людьми. Удачлив был хмырь, природа ему потворствовала, да, видать, преждевременно воспарил к небесам. Повязали его на казеной даче в Красково, толком снарядиться не дали. Били мало, допросы почти не снимали, это хмыря насторожило, но по старой привычке надеялся он вывернуться. Говорят, задумчив был перед этапом, который обернулся петлей. С большим опозданием узнал «Пакля» об его кончине, а то, пожалуй, сорвался бы с места, карьеру на кон поставил, чтобы утереть горемыке смертную слезу. Такое чудное владело в ту пору Иваном Игнатовичем настроение.
И точно такое же томление духа испытал он, полуиздохший, шелудивый пес, узрев впервые лик Алеши. Его нюх не обманывал: над белокурой головой мальчика явственно была простерта длань высокого покровительства. Люди все малозначащи, но бывают среди них избранники, коих опекает фортуна. Таким был хмырь, таков был и Алеша. Таким был Елизар Суренович. Каждый жест избранника, каждое его слово сопровождались еле уловимой презрительной гримаской отстраненности; что бы он ни делал, он делал как бы не в полную силу, как бы нехотя, а предназначение его было иное. Магнитно, неодолимо тянуло к таким людям Ивана Игнатовича, возможно, потому, что сияние высокого удела грезилось и ему, но всегда обманывало. Он любую толику благ вырывал из пасти жизни с кровью, с болью, с огромным напряжением ума.
Ему иногда казалось, будь он ближе к хмырю и ему подобным, их избранность, их легкое дыхание распространится на него, грешного, и ему удастся, наконец, утолить сумеречную, грозную мечту о беспредельной власти над роскошными красавицами, осмеливающимися позевывать ему в рожу, «и над свирепыми удальцами, снисходительно протягивающими пальцы для рукопожатия, как нищему бросают пятачок, и над всем подлунным миром. Однако бескорыстная, сокровенная преданность избранникам судьбины не принесла ему счастья, лишь непомерно распалила аппетит. Постарев, угомонившись, покрывшись перхотью седины, он все же понял, в чем была его роковая ошибка. Не прислуживать надобно было насмешливым властелинам, не потворствовать любым их капризам, напротив, старательно противоборствовать им. Никто ничего не отдает по доброй воле, все, что человек имеет, он силой отнял у других. Таков мир, таковы люди в нем. Тот, кто говорит, что свое состояние честно заработал, обманывает себя и ближних. Кролик питается травой, а сильный человек - чужими пайками. Мир стоит на взаимном, упорном грабеже. Один народ испокон веку воюет с другим народом, сосед старается что-нибудь да оттяпать у соседа, но и этого мало. В самой нормальной семье сын, войдя в возраст, непременно стремится ущемить отца и мать в правах, лишить их части кислородного пространства; и любящие родители ведут изнурительную борьбу за выживание со своими чадами. Таких, как хмырь, как Елизар Суренович, природа оделила чудесным даром отторгнуть, отхапать у владельцев их богатство, ничем не делясь взамен.
«Пакля» позвонил Алеше и, похихикав всласть, осведомился:
– Покамест ножки-ручки не зябнут, малышок? Голос ему отозвался грустный, испуганный:
– Что я вам сделал плохого, дяденька? Зачем преследуете?
«Паклю» не обмануло Алешино притворство.
– Со мной, малышок, не хитри. Все одно придется дерьмо в зубах носить.
– Это как?
– Да вот так. Прикажет хозяин - понесешь. Прикажет - сожрешь. А ты думал! У нас все по-домашнему, без выкрутасов. Хребтину не таким ломали. Ты из Ростова чудом воротился, малышок. Но скоро тебя насовсем урезонят. Больно ты прыткий.
«Пакля» еще разок хихикнул и умолк. По давней привычке звонил из уличной будки, хотя дома был хороший телефон. Слишком помнил много случаев, когда большие начинания рушились от неосторожной телефонной трепотни. Алеша вдруг прорезался иным заборным голосишкой:
– Дедок, а ведь ты мне надоел.
– Это мы сочувствуем.
– Чего тебе надо?
– Верни статуэтку - раз.
– А два?
– Это при встрече, малышок. Ты сейчас свободный?
– К экзамену надо зубрить.
– У тебя главный экзамен будет, когда за ноги на осине подвесят.
Немудреная шутка крепко самого «Паклю» развеселила. Он от смеха зашелся так, что будка раскачивалась вместе с его костями. Чуть не вывалился на траву в открытую дверцу. После объявил Алеше, что ждет его там-то и там-то, неподалеку от Черемушкинского рынка через полтора часа. Вместе со статуэткой, а также паспортом. У «Пакли» сегодня был шутливый день.
– Мы твою фотографию с оригиналом обязаны сличить, - сказал он.
– Хорошо, приду, - буркнул Алеша.
Понуро брел Иван Игнатович к метро. В этом мальчике, по сути, не было ничего загадочного, все его шаги легко просчитывались наперед. Но тяжко было сознавать «Пакле», что его собственная звезда скоро закатится, и никогда в своей продолжительной карьере не умел он вести себя так беспечно, словно не висел над его затылком кирпич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122