Как могло статься, что она уломалась на эту нелепую прогулку? Этот гнусный обольститель всегда будет ей чужим. Для него такие люди, как ее родители, конечно, пыль под ногами, мусор на свалке жизни. Из его зрачков высверкивают кинжалы злодейства. Почему она поехала кататься с ним на катере? Настенька постаралась честно себе ответить, и ответила. Алеша ей понравился. Более того, он поразил ее воображение. Если не принимать во внимание его дьявольскую сущность, то в нем сошлись все ее мечты о верном, добром, надежном друге. В нем природа воплотила свой художественный талант, вылепя его с необыкновенной прилежностью. Она создала произведение искусства, которым доказала: могу и я. Это было все внятно Настеньке. Что скрывать, еще в первую встречу она испытала восхищение. Только во сне мог привидеться мужчина, который был бы так смел, гибок, умен, непобедим, неуязвим, великодушен и неутомим. Но быстрым взглядом скрестившись с ним, она тут же ужаснулась: какой матерый зверюга вымахнул на нее из чащи. Этот мужчина безжалостен, как паук. В его присутствии стыла в жилах кровь. Настенька толкнула его в грудь, чтобы избавиться от кошмара. В его дружелюбной, обманной повадке таилась угроза всему сущему. Настенька с одного взгляда разобралась в его двуличии и все-таки поехала с ним на катере. Что же происходит с ней? Что?
– Выполни мое желание, - сказала она на берегу.
– Какое?
– Не провожай меня, отвяжись. Одна доберусь.
Алеша прикурил на набережной. К вечеру апрель переменился на декабрь. Сыростью поддувало изо всех щелей. Редкие прохожие по-зимнему клонились набок.
– Дурью маешься? - спросил Алеша.
– Нет, не дурью. Хочу проверить. Если самый подлый человек уступает слабому, он еще не совсем пропащий.
– Ты-то слабая?.. - Алеша чуть было не затянул заново про то, как она пихнула его под машину и так далее, но вовремя спохватился. Пора было прикинуться овечкой, а уж после нагрянуть. Чем дальше отсрочка, тем гуще удовольствие. Она смотрела на него, не мигая. Она видела, как он обдумывает хитрость. У него в глазах застыл вселенский блуд. Огромное понадобилось ему усилие, чтобы напустить на себя доброту.
– Дай телефончик - и я испарюсь.
– Не дам, - сказала она.
– Что же, я опять три дня и три ночи буду тебя выслеживать?
– Не надо выслеживать. Я сама позвоню, если захочу.
– Ты обманешь.
– Я не умею обманывать.
Поразительную она сказала правду. Алеша нацарапал свой телефон ей в блокнотик. Он был смиренен.
– Учти, - сказал, глядя в кусты. - Без тебя мне крышка.
Крадучись за оградой, внимательно проследил, как она замешалась в человеческий ручеек, закрутившийся в жерло метро. Он поклялся, что оседлает ее не позднее четверга. А уже на дворе затевался вторник. Лишь бы позвонила, подумал он.
5
С непокорными Елизар Суренович обходился круто. Миновала пора, когда можно было пожалеть оступившегося человечка. Слишком большой куш стоял на кону. Елизар Суренович прикинул, что Горбачев продержится наверху еще не более двух лет. Другой бы и столько не сумел. Потом его сожрут. Кто придет на смену, неважно. Столь благоприятная ситуация не повторяется дважды. За это время Елизар Суренович должен был окончательно обустроить подпольную державу и перенять рычаги власти у потерявших ум и волю российских управителей. Задача была грандиозная, но в принципе осуществимая. В некотором отдалении на базе академических институтов и КГБ он давно подкармливал группки молодых горячих интеллектуалов, талантливых головорезов, которые в час икс по его указке, как по мановению волшебной палочки, займут освободившиеся ячейки в государственных структурах. Но в один-два года попробуй уложись. Горбачев был неизлечимо болен партийным умопомешательством. Ему грезилось новое всеобщее демократическое счастье, которое он (в ослеплении мечты) удавкой затягивал на шее одурманенного бездельем народа. Ему помогали многоликие бесы, набросившиеся на страну, подобно тучам кровососущих. Второй раз за столетие дремлющая нация была застигнута врасплох. Как многие здравомыслящие люди, Елизар Суренович понимал, что отупение народа не продлится снова семьдесят лет. На такую большую спячку необходимы солидные запасы подкожного жира, а их уже не было. Два-три года - не более того. Так прогнозировали и подкормленные интеллектуалы, которым он доверял. Пока еще было время собирать камни. Хорошие камни стоили очень дорого. Елизар Суренович не скупился. В массовых закупках человеческого сырца прослеживались любопытные закономерности. Всякие райсоветы, префектуры, отделения милиции, то есть все скопления людишек, уже помалу хватанувших власти и достатка, покупались кучно и задешево, а вот чем дальше в глубь масс, тем выше становилась цена отдельных человечков, и иногда там, в безликой вроде бы гуще, попадались экземпляры, которые почти невозможно сторговать. Однако именно такие непродажные людишки могли ему в скором будущем особенно пригодиться. Упрямцы нравились Елизару Суреновичу, они возбуждали в нем азарт подавления, точно так же, как он предпочитал ласки строптивых женщин, готовых при малейшем недосмотре обстругать твой мужской приклад. Положиться можно лишь на тех, кто необуздан. Это верно и в политике, и в бизнесе, и в любви. Необузданы те, кто воодушевлен идеей. Неважно какой, но идеей, вбирающей в себя все остальные помыслы и дела. У человека одно тело, одна душа - и идея жизни может быть только одна. Человек, в котором нет центральной идеи, - слаб, сер, наивен, скучен. Душа с телом скреплена у него одними сухожилиями. Необузданных единицы, устроенных по признаку растения - легион. У этого растительного легиона можно отрубать, как от хвоста ящерицы, безболезненно целые куски: у природы не дрогнет ни единый мускул. Напротив, гибель одного из необузданных, одного из носителей всепоглощающей идеи всегда ощутимо колеблет весы бытия, даже если это незаметно непосвященным. У Елизара Суреновича была идея остаться благодетелем в памяти человечества. Он мечтал дать народам благоденствие и волю. Для этой цели берег себя, как мог, пока не дождался редкостного стечения обстоятельств. Теперь силы добра и зла противостояли так: на одном конце он, Елизар Суренович, на другом партийный монстр системы, которого вдруг начали дергать за усы Горбачев, Ельцин и иже с ними, неблагодарные выродки монстра. Некоторые из них тоже мыслили себя благодетелями нации, но были безумны. Скоро их сметет волна народного горя. Но надолго еще уцелеет чудовище, их породившее. Чудовище звалось социализмом. Самый тяжелый булыжник из накопленных камней Елизар Суренович собирался запулить ему в лоб. Социализм поддерживается энтузиазмом миллионов нищих бездельников, жаждущих разрушить то, что выше их разумения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– Выполни мое желание, - сказала она на берегу.
– Какое?
– Не провожай меня, отвяжись. Одна доберусь.
Алеша прикурил на набережной. К вечеру апрель переменился на декабрь. Сыростью поддувало изо всех щелей. Редкие прохожие по-зимнему клонились набок.
– Дурью маешься? - спросил Алеша.
– Нет, не дурью. Хочу проверить. Если самый подлый человек уступает слабому, он еще не совсем пропащий.
– Ты-то слабая?.. - Алеша чуть было не затянул заново про то, как она пихнула его под машину и так далее, но вовремя спохватился. Пора было прикинуться овечкой, а уж после нагрянуть. Чем дальше отсрочка, тем гуще удовольствие. Она смотрела на него, не мигая. Она видела, как он обдумывает хитрость. У него в глазах застыл вселенский блуд. Огромное понадобилось ему усилие, чтобы напустить на себя доброту.
– Дай телефончик - и я испарюсь.
– Не дам, - сказала она.
– Что же, я опять три дня и три ночи буду тебя выслеживать?
– Не надо выслеживать. Я сама позвоню, если захочу.
– Ты обманешь.
– Я не умею обманывать.
Поразительную она сказала правду. Алеша нацарапал свой телефон ей в блокнотик. Он был смиренен.
– Учти, - сказал, глядя в кусты. - Без тебя мне крышка.
Крадучись за оградой, внимательно проследил, как она замешалась в человеческий ручеек, закрутившийся в жерло метро. Он поклялся, что оседлает ее не позднее четверга. А уже на дворе затевался вторник. Лишь бы позвонила, подумал он.
5
С непокорными Елизар Суренович обходился круто. Миновала пора, когда можно было пожалеть оступившегося человечка. Слишком большой куш стоял на кону. Елизар Суренович прикинул, что Горбачев продержится наверху еще не более двух лет. Другой бы и столько не сумел. Потом его сожрут. Кто придет на смену, неважно. Столь благоприятная ситуация не повторяется дважды. За это время Елизар Суренович должен был окончательно обустроить подпольную державу и перенять рычаги власти у потерявших ум и волю российских управителей. Задача была грандиозная, но в принципе осуществимая. В некотором отдалении на базе академических институтов и КГБ он давно подкармливал группки молодых горячих интеллектуалов, талантливых головорезов, которые в час икс по его указке, как по мановению волшебной палочки, займут освободившиеся ячейки в государственных структурах. Но в один-два года попробуй уложись. Горбачев был неизлечимо болен партийным умопомешательством. Ему грезилось новое всеобщее демократическое счастье, которое он (в ослеплении мечты) удавкой затягивал на шее одурманенного бездельем народа. Ему помогали многоликие бесы, набросившиеся на страну, подобно тучам кровососущих. Второй раз за столетие дремлющая нация была застигнута врасплох. Как многие здравомыслящие люди, Елизар Суренович понимал, что отупение народа не продлится снова семьдесят лет. На такую большую спячку необходимы солидные запасы подкожного жира, а их уже не было. Два-три года - не более того. Так прогнозировали и подкормленные интеллектуалы, которым он доверял. Пока еще было время собирать камни. Хорошие камни стоили очень дорого. Елизар Суренович не скупился. В массовых закупках человеческого сырца прослеживались любопытные закономерности. Всякие райсоветы, префектуры, отделения милиции, то есть все скопления людишек, уже помалу хватанувших власти и достатка, покупались кучно и задешево, а вот чем дальше в глубь масс, тем выше становилась цена отдельных человечков, и иногда там, в безликой вроде бы гуще, попадались экземпляры, которые почти невозможно сторговать. Однако именно такие непродажные людишки могли ему в скором будущем особенно пригодиться. Упрямцы нравились Елизару Суреновичу, они возбуждали в нем азарт подавления, точно так же, как он предпочитал ласки строптивых женщин, готовых при малейшем недосмотре обстругать твой мужской приклад. Положиться можно лишь на тех, кто необуздан. Это верно и в политике, и в бизнесе, и в любви. Необузданы те, кто воодушевлен идеей. Неважно какой, но идеей, вбирающей в себя все остальные помыслы и дела. У человека одно тело, одна душа - и идея жизни может быть только одна. Человек, в котором нет центральной идеи, - слаб, сер, наивен, скучен. Душа с телом скреплена у него одними сухожилиями. Необузданных единицы, устроенных по признаку растения - легион. У этого растительного легиона можно отрубать, как от хвоста ящерицы, безболезненно целые куски: у природы не дрогнет ни единый мускул. Напротив, гибель одного из необузданных, одного из носителей всепоглощающей идеи всегда ощутимо колеблет весы бытия, даже если это незаметно непосвященным. У Елизара Суреновича была идея остаться благодетелем в памяти человечества. Он мечтал дать народам благоденствие и волю. Для этой цели берег себя, как мог, пока не дождался редкостного стечения обстоятельств. Теперь силы добра и зла противостояли так: на одном конце он, Елизар Суренович, на другом партийный монстр системы, которого вдруг начали дергать за усы Горбачев, Ельцин и иже с ними, неблагодарные выродки монстра. Некоторые из них тоже мыслили себя благодетелями нации, но были безумны. Скоро их сметет волна народного горя. Но надолго еще уцелеет чудовище, их породившее. Чудовище звалось социализмом. Самый тяжелый булыжник из накопленных камней Елизар Суренович собирался запулить ему в лоб. Социализм поддерживается энтузиазмом миллионов нищих бездельников, жаждущих разрушить то, что выше их разумения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122