Я рассудил, что извлеку мало пользы, если буду тащиться во след ему подобно шлейфу дамского платья, который собирает по пути всю грязь и пригоден только на то, чтобы отшвырнуть его прочь с дороги. Оставалось или бросить дальнейшие попытки обратить внимание Ричарда на свою особу, или же отправиться в Англию и там попробовать приблизиться к нему, когда он приедет. Последняя мысль показалась мне удачной, ибо к тому времени уменьшится число придворных в свите, а также отстанут многие трубадуры, которые не смогут заплатить за проезд на корабле через Узкое море. Но с другой стороны, я находился в том же положении: я и сам мог с тем же успехом перелететь через пролив, с каким заплатить за проезд. Поэтому я преклонил колена в своей комнате и молил св. Дени и Пресвятую Деву помочь мне, а затем с тяжелым сердцем отправился в постель.
На следующий день, незадолго до вечерни, когда дневная жара немного идет на убыль, я не спеша пересек мост и, очутившись в главной части города, отправился в квартал ткачей к дому, где поселился Понс. Едва я приблизился к нему, как на улицу вышел сам Понс в компании двух благородных сеньоров, одетых в легкие летние накидки пестрой расцветки. В одном из них я узнал молодого рыцаря Жерве де Танкарвиля, сына обер-гофмейстера Нормандии, весьма великодушного и щедрого юношу, однако черезмерно склонного к разврату; второй кавалер был мне неизвестен. Понс поздоровался со мной и сказал, что они идут домой к Жерве играть в кости, а затем Жерве радушно пригласил меня присоединиться к их обществу, если я ничего не имею против. Мы вместе двинулись дальше, весело распевая. По пути Понс взял меня под руку и отвел немного в сторону, как будто собирался помочиться у стены дома. Он тихо зашептал мне на ухо: «Эти двое – алчные люди, весьма страстные игроки. В твоем кошельке есть деньги?» В ответ я показал ему, что кошель пуст, за исключением освященного оловянного медальона с изображением св. Тома, имевшего сходство с серебряным пенни. Я надеялся подсунуть его вместо настоящего, если мне посчастливится напасть на хозяина таверны, когда тот будет слишком занят, чтобы повнимательнее рассмотреть вещицу. Понс сказал: «Понятно. Дени, дай мне тогда твой кошель и позволь вручить тебе мой, полный денег. Поскольку я знаю тебя как человека честного, то, возможно, не потеряю голову во время игры. А тебе вовсе не следует принимать в ней участие». С этим я согласился, и мы продолжили путь.
Итак, мы подошли к красивому дому, которым семья Танкарвиль владела в этом городе, и вступили в великолепный зал, где за столом трое или четверо мужчин уже играли в карты. Жерве угостил нас вином, а после того, как игра завершилась, потребовал кости, объявив, будто предчувствует удачу, и поклявшись, что три раза из трех выбросит нужное число очков. «Не успел я проснуться сегодня утром, – объяснил он, – как увидел в саду семь скворцов, которые взлетели четверкой и тройкой, и поэтому семь – мое число». Тогда они все хором закричали, что одному из них, Гильему де Клеру, надлежит следить за игрой и принимать ставки, и все они заключили между собой пари на удачу Жерве. Тот сказал Понсу: «Давай, мой верный друг, дорогой Капдюэйль, побейся со мной об заклад». Понс вместо ответа вынул с удрученным лицом мой кошель, открыл его и сказал: «Видит Бог, у меня нет ни пенни, но я попытаю счастья с тем, что мой друг Дени из Куртбарба одолжит мне». Когда я услышал его слова, у меня не осталось иного выбора, кроме как достать его кошелек, туго набитый серебряными монетами, и дать ему, сколько он попросил, – пять денье.
Вслед за тем они сыграли; назначенные Жерве семь очков выпали, когда он метнул кости в первый раз, как шесть и одно, и во второй – тоже семь. Они потребовали еще вина; ставки между тем удвоились. Понс играл на деньги, которые выложил на стол, а Жерве вновь заказал семь очков и сорвал удачу, выбросив «три» и «четыре». Признаться, ему необыкновенно везло, никогда я не видел ничего подобного. Они продолжили игру с еще большим азартом. Все дружно рвались к столу, и меня понемногу оттеснили в сторону, так что в конце концов я оказался стоящим в одиночестве у дверей.
И в этот миг мои глаза застлало туманом. Мне как будто явился призрак, похожий на блаженного Дени, державшего на ладонях свою увенчанную митрой голову, и ее губы улыбались мне, и голос произнес тихо, но отчетливо: «Возлюбленный сын мой, иди вперед и плыви на корабле в Англию, как ты хочешь, ибо, смотри, ты держишь деньги в своих руках».
И тут меня вынесло на улицу без малейшего усилия с моей стороны, и столь же чудесным образом я был перенесен за пару дней в порт Онфлер, где нашел судно, отправлявшееся с грузом вина в Портсмут. Я заплатил за свой проезд, а также за перевозку коня, которого купил перед тем, как покинуть Руан. Я вручил свою судьбу в руки Господа и пустился в плавание по вздымающимся волнам.
Не могу сказать, как долго длилось наше путешествие по морю, ибо все это время я пребывал во власти великого душевного смятения и прискорбного страха смерти. К тому же меня так выворачивало, что мне казалось, будто я вот-вот выплюну изо рта подошвы своих ног. Но Бог позаботился о корабле – ну и, конечно, вместе с Господином Шкипером, который ни на мгновение не отходил от штурвала и покатывался со смеху (я даже заподозрил, будто он обезумел), приговаривая, что это плавание спокойное и легкое и то, что я принимаю за волны, на самом деле не более чем рябь в садке для разведения рыбы. Тем не менее едва я вновь ступил на твердую землю, как преклонил колена и возблагодарил Создателя за то, что он счел целесообразным сделать меня человеком благородной крови, а не моряком. Итак, я воочию убедился, что в стране англичан вовсе не так сыро, как мне говорили, ибо светило солнце, а жницы в поле трудились, подоткнув подолы своих юбок. В Портсмуте я отдыхал и восстанавливал силы, пока земля не перестала качаться у меня под ногами; премного восхитил меня этот большой и оживленный порт. Население города исчислялось многими сотнями, и все же, как ни странно, он не пользовался привилегиями, закрепленными королевской грамотой, что являлось причиной некоторого недовольства среди его жителей. Отсюда на север, в направлении Лондона, шла дорога, которая вела мимо Чичестера, а оттуда в Гилфорд, и я отправился в путь в компании нескольких монахов из общины кафедрального конвента Чичестера, которые приехали в Портсмут купить пеньку и деготь, а также все необходимое для постройки нового собора на месте недавно сгоревшего и теперь возвращались домой. Я не знал ни слова на их языке, но их управитель был из хорошей семьи и говорил по-французски, и с его помощью я мог с ними беседовать. По дороге я пел им песни, и когда мы прибыли в Чичестер, они взяли меня с собой, приютили на ночь и превосходно накормили, когда же я вновь собрался в путь, их настоятель велел приготовить мне в дорогу запас хлеба, сыра и вяленой рыбы в таком количестве, чтобы хватило до конца путешествия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
На следующий день, незадолго до вечерни, когда дневная жара немного идет на убыль, я не спеша пересек мост и, очутившись в главной части города, отправился в квартал ткачей к дому, где поселился Понс. Едва я приблизился к нему, как на улицу вышел сам Понс в компании двух благородных сеньоров, одетых в легкие летние накидки пестрой расцветки. В одном из них я узнал молодого рыцаря Жерве де Танкарвиля, сына обер-гофмейстера Нормандии, весьма великодушного и щедрого юношу, однако черезмерно склонного к разврату; второй кавалер был мне неизвестен. Понс поздоровался со мной и сказал, что они идут домой к Жерве играть в кости, а затем Жерве радушно пригласил меня присоединиться к их обществу, если я ничего не имею против. Мы вместе двинулись дальше, весело распевая. По пути Понс взял меня под руку и отвел немного в сторону, как будто собирался помочиться у стены дома. Он тихо зашептал мне на ухо: «Эти двое – алчные люди, весьма страстные игроки. В твоем кошельке есть деньги?» В ответ я показал ему, что кошель пуст, за исключением освященного оловянного медальона с изображением св. Тома, имевшего сходство с серебряным пенни. Я надеялся подсунуть его вместо настоящего, если мне посчастливится напасть на хозяина таверны, когда тот будет слишком занят, чтобы повнимательнее рассмотреть вещицу. Понс сказал: «Понятно. Дени, дай мне тогда твой кошель и позволь вручить тебе мой, полный денег. Поскольку я знаю тебя как человека честного, то, возможно, не потеряю голову во время игры. А тебе вовсе не следует принимать в ней участие». С этим я согласился, и мы продолжили путь.
Итак, мы подошли к красивому дому, которым семья Танкарвиль владела в этом городе, и вступили в великолепный зал, где за столом трое или четверо мужчин уже играли в карты. Жерве угостил нас вином, а после того, как игра завершилась, потребовал кости, объявив, будто предчувствует удачу, и поклявшись, что три раза из трех выбросит нужное число очков. «Не успел я проснуться сегодня утром, – объяснил он, – как увидел в саду семь скворцов, которые взлетели четверкой и тройкой, и поэтому семь – мое число». Тогда они все хором закричали, что одному из них, Гильему де Клеру, надлежит следить за игрой и принимать ставки, и все они заключили между собой пари на удачу Жерве. Тот сказал Понсу: «Давай, мой верный друг, дорогой Капдюэйль, побейся со мной об заклад». Понс вместо ответа вынул с удрученным лицом мой кошель, открыл его и сказал: «Видит Бог, у меня нет ни пенни, но я попытаю счастья с тем, что мой друг Дени из Куртбарба одолжит мне». Когда я услышал его слова, у меня не осталось иного выбора, кроме как достать его кошелек, туго набитый серебряными монетами, и дать ему, сколько он попросил, – пять денье.
Вслед за тем они сыграли; назначенные Жерве семь очков выпали, когда он метнул кости в первый раз, как шесть и одно, и во второй – тоже семь. Они потребовали еще вина; ставки между тем удвоились. Понс играл на деньги, которые выложил на стол, а Жерве вновь заказал семь очков и сорвал удачу, выбросив «три» и «четыре». Признаться, ему необыкновенно везло, никогда я не видел ничего подобного. Они продолжили игру с еще большим азартом. Все дружно рвались к столу, и меня понемногу оттеснили в сторону, так что в конце концов я оказался стоящим в одиночестве у дверей.
И в этот миг мои глаза застлало туманом. Мне как будто явился призрак, похожий на блаженного Дени, державшего на ладонях свою увенчанную митрой голову, и ее губы улыбались мне, и голос произнес тихо, но отчетливо: «Возлюбленный сын мой, иди вперед и плыви на корабле в Англию, как ты хочешь, ибо, смотри, ты держишь деньги в своих руках».
И тут меня вынесло на улицу без малейшего усилия с моей стороны, и столь же чудесным образом я был перенесен за пару дней в порт Онфлер, где нашел судно, отправлявшееся с грузом вина в Портсмут. Я заплатил за свой проезд, а также за перевозку коня, которого купил перед тем, как покинуть Руан. Я вручил свою судьбу в руки Господа и пустился в плавание по вздымающимся волнам.
Не могу сказать, как долго длилось наше путешествие по морю, ибо все это время я пребывал во власти великого душевного смятения и прискорбного страха смерти. К тому же меня так выворачивало, что мне казалось, будто я вот-вот выплюну изо рта подошвы своих ног. Но Бог позаботился о корабле – ну и, конечно, вместе с Господином Шкипером, который ни на мгновение не отходил от штурвала и покатывался со смеху (я даже заподозрил, будто он обезумел), приговаривая, что это плавание спокойное и легкое и то, что я принимаю за волны, на самом деле не более чем рябь в садке для разведения рыбы. Тем не менее едва я вновь ступил на твердую землю, как преклонил колена и возблагодарил Создателя за то, что он счел целесообразным сделать меня человеком благородной крови, а не моряком. Итак, я воочию убедился, что в стране англичан вовсе не так сыро, как мне говорили, ибо светило солнце, а жницы в поле трудились, подоткнув подолы своих юбок. В Портсмуте я отдыхал и восстанавливал силы, пока земля не перестала качаться у меня под ногами; премного восхитил меня этот большой и оживленный порт. Население города исчислялось многими сотнями, и все же, как ни странно, он не пользовался привилегиями, закрепленными королевской грамотой, что являлось причиной некоторого недовольства среди его жителей. Отсюда на север, в направлении Лондона, шла дорога, которая вела мимо Чичестера, а оттуда в Гилфорд, и я отправился в путь в компании нескольких монахов из общины кафедрального конвента Чичестера, которые приехали в Портсмут купить пеньку и деготь, а также все необходимое для постройки нового собора на месте недавно сгоревшего и теперь возвращались домой. Я не знал ни слова на их языке, но их управитель был из хорошей семьи и говорил по-французски, и с его помощью я мог с ними беседовать. По дороге я пел им песни, и когда мы прибыли в Чичестер, они взяли меня с собой, приютили на ночь и превосходно накормили, когда же я вновь собрался в путь, их настоятель велел приготовить мне в дорогу запас хлеба, сыра и вяленой рыбы в таком количестве, чтобы хватило до конца путешествия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133