— Наука почти новая, секретная…
— А я зачем?
— Вы будете приставлены к главному.
Она не поняла.
— Будете обеспечивать его быт и здоровье, — пояснил капитан.
— Он что, болен?
— В бою, если что, вам придется спасать только его!.. Понимаете? Только его!.. Скольких вы там вытащили?
— Я что, одна такая на всю армию?
— Не знаю. Приказ.
— Поняла.
— Отлично… Вас проводят…
Главный появился только через два дня.
Она влюбилась в него тотчас, и, когда ему ее представили, она поздоровалась не по форме — протянула ладошку для пожатия.
— Ефрейтор! — зарычал капитан. — Вы что!
А главный лишь улыбнулся и взял ее пальчики в свою мягкую сухую ладонь и пожал их несильно.
— Полковник Мовчанов. Игорь Васильевич. Пойдемте пить чай?
Она готова была с первой секунды на все. Чего там чай пить!.. От его рукопожатия исходило тепло, никакого холода. Никакого!.. А значит, никакой смерти, и, наконец, ей природа подарила нормальное человеческое счастье!.. Верила, не верила…
Они пили чай со смородиновым листом, она смотрела на него во все глаза и слушала, как он ей докладывал, что совсем не кадровый военный по призванию, просто ученый, что ракетные установки сопровождает уже второй год…
— Мне сорок три года, — зачем-то сказал он, глядя ей прямо в глаза.
— А мне девятнадцать, — ответила Геля.
— Для вас я старик.
— У меня был мужчина старше вас.
— Разошлись?
— Нет, его убили…
— Война…
— Она…
— А у меня жена — почти ваша ровесница.
Ее тряхануло, словно она взялась за оголенные провода подтоком… Какая жена?..
— Идочка, — добавил он. — Крохотная, еще двух нет…
Она принялась любить его на расстоянии, сосчитав, что нельзя мужика, обреченного на жизнь, с женой разводить… Опыт невзаимности был для нее внове, но не приносил таких ужасных мучений, как ей думалось до войны. Неразделенная любовь хоть и приносила страдания, но эти были наполнены странной сладостью. Геля впервые за долгое время имела возможность пожалеть себя, а не будущего мертвого солдата. Небо предоставило отпуск от тяжелых обязанностей, кто-то свыше разрешил ей поставить ненадолго свою ношу и выпрямиться. И она ходила пряменько, даже когда бой шел. Норовила все впереди Мовчанова шагать, сделавшись его щитом. А он раздражался от дел таких и кричал после:
— Вы, Лебеда, — не смейте! Я приказываю вам!
— А как эти штуки работают? — не слушала слов полковника Геля и показывала на крутящиеся локаторы.
— Вы понимаете… — Конечно, он был не военным, а ученым. — Вы понимаете, я был в лаборатории Архипа Люльки…
— Смешная фамилия.
— Очень!.. На самом деле, человек— кремень!… Что я хотел сказать?.. Вам действительно интересно, как они работают?
— Мне нравится ваш голос…
В Мовчанове было наивности столько же, сколько и в малом ребенке, или в ученом, которым он и являлся.
— Хотите, я вам стихи почитаю?
И он читал ей между боев Есенина.
Она слушала.
А потом их как-то мигом одним потянуло друг к другу, гак что они зубами стукнулись в поцелуе. Поцелуй с кровью продолжался почти вечность, такую недолгую…
Они любили радостно и празднично.
Ангелина впервые за долгое время была наполнена счастьем до краев и частенько плакала, так как счастье переливало через эти края, а он понимал, зачем эти слезы, и тоже капал своими мужскими глазами.
Она говорила ему, что впервые видит зеленые глаза, а он отвечал, что впервые целует такие алые губы… Она ему, что он самый сильный мужчина в мире, а он ей, что красивее ее, нежнее и прекрасней никого не встречал!.. Слов у них нарождалось великое множество…
Сопровождая ракетные установки, они двигались от города к городу, от одной ночи любви к другой. Стонали над головами снаряды «Катюш», и их тела вторили тем смертельным стонам. Пищала радиолокационная аппаратура, но они ее преступно не слышали, а когда как-то спохватились…
В общем, она осталась с двумя взводами автоматчиков и снайперов, пока ракетная батарея уходила. Осталась защищать не железо, а его.
Почти всех перестреляли немцы, выжили только шесть человек. Но батарея ушла…
В этом бою Лебеда впервые взяла в руки винтовку с оптическим прицелом… Вырвала из рук убитого.
Когда они догнали батарею, лейтенант Штреков докладывал начальству о небывалой меткости Ангелины Лебеды, уложившей до десяти немцев в одном бою.
— Это медсестра-то так стреляет? — удивился командир прикрытия майор Быстрое, сам «Ворошиловский стрелок», снайпер каких поискать.
— Она, — подтвердил Штреков.
— Эта пигалица, которая физика доит?!.
Лейтенант Штреков потупился.
— Отвлекает, сука, от боевых задач! Если что, нас с тобой расстреляют, глазом не моргнут!.. Еле ушли, падло!
Майор поглядел на красного физиономией лейтенанта Штрекова, решил, что от мороза.
— Сам решу проблему!..
Ближе к весне батарея оттянулась в тыл, дабы произвести необходимые ремонтные работы.
Маленький поселок Луч накрыло безвоенной ночью, и они впервые любили друг друга под звуки тишины. Было поначалу даже как-то не по себе без локационного писка и воя ракет, а потому приходилось сдерживать крики, дабы не разбудить кого-нибудь.
Наутро Геля проснулась от дверного скрипа и увидела подле кровати молодую красивую женщину с полными удивления глазами.
Мовчанов уже не спал, лежал тихо и смотрел на вошедшую.
— Прости, — вдруг произнес он.
Ангелина не поняла, к кому обращены эти его слова.
— Это ППЖ, — добавил полковник радиолокационных войск. И толкнул ее слегка в бок: — Иди-иди!..
В душе что-то хрустнуло.
Странно, еще недавно она была готова стать походной женой многим, но сейчас его слова казнили ее без предупреждения.
— Не уходите! — твердо сказала молодая женщина. Здесь было попытался выскочить из кровати полковник, но она тихим, но властным голосом остановила его.
— Не надо движений!.. У Юли будет другой отец!
И вышла.
Он вскочил, в одном исподнем побежал следом, отсутствовал час, а потом вернулся с таким жалким видом, будто его из «Катюши» вместо ракеты выпустили.
Долго сидел, уставившись в окно, а потом спросил:
— Как думаешь, простит?
— Нет, — ответила она.
Он завыл в рукав, но ей было его не жаль вовсе. Она вспомнила слова капитана про обеспечение быта и здоровья, а потому жарила яичницу совершенно спокойная, даже удовлетворенная, как человек, полностью выполнивший приказ.
— Ты-то меня не оставишь?
В его обращенных к ней глазах сконцентрировалось столько мольбы, как у старой псины перед последней дверью, в которую она еще не скреблась.
Геля не отвечала, почти не слыша его, даже не заметила, как он подошел к ней и взял за плечи.
Здесь ее шарахнуло невыносимым холодом. Трясло так, словно жидким азотом облили. Даже яичница перестала скворчать, мигом застыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— А я зачем?
— Вы будете приставлены к главному.
Она не поняла.
— Будете обеспечивать его быт и здоровье, — пояснил капитан.
— Он что, болен?
— В бою, если что, вам придется спасать только его!.. Понимаете? Только его!.. Скольких вы там вытащили?
— Я что, одна такая на всю армию?
— Не знаю. Приказ.
— Поняла.
— Отлично… Вас проводят…
Главный появился только через два дня.
Она влюбилась в него тотчас, и, когда ему ее представили, она поздоровалась не по форме — протянула ладошку для пожатия.
— Ефрейтор! — зарычал капитан. — Вы что!
А главный лишь улыбнулся и взял ее пальчики в свою мягкую сухую ладонь и пожал их несильно.
— Полковник Мовчанов. Игорь Васильевич. Пойдемте пить чай?
Она готова была с первой секунды на все. Чего там чай пить!.. От его рукопожатия исходило тепло, никакого холода. Никакого!.. А значит, никакой смерти, и, наконец, ей природа подарила нормальное человеческое счастье!.. Верила, не верила…
Они пили чай со смородиновым листом, она смотрела на него во все глаза и слушала, как он ей докладывал, что совсем не кадровый военный по призванию, просто ученый, что ракетные установки сопровождает уже второй год…
— Мне сорок три года, — зачем-то сказал он, глядя ей прямо в глаза.
— А мне девятнадцать, — ответила Геля.
— Для вас я старик.
— У меня был мужчина старше вас.
— Разошлись?
— Нет, его убили…
— Война…
— Она…
— А у меня жена — почти ваша ровесница.
Ее тряхануло, словно она взялась за оголенные провода подтоком… Какая жена?..
— Идочка, — добавил он. — Крохотная, еще двух нет…
Она принялась любить его на расстоянии, сосчитав, что нельзя мужика, обреченного на жизнь, с женой разводить… Опыт невзаимности был для нее внове, но не приносил таких ужасных мучений, как ей думалось до войны. Неразделенная любовь хоть и приносила страдания, но эти были наполнены странной сладостью. Геля впервые за долгое время имела возможность пожалеть себя, а не будущего мертвого солдата. Небо предоставило отпуск от тяжелых обязанностей, кто-то свыше разрешил ей поставить ненадолго свою ношу и выпрямиться. И она ходила пряменько, даже когда бой шел. Норовила все впереди Мовчанова шагать, сделавшись его щитом. А он раздражался от дел таких и кричал после:
— Вы, Лебеда, — не смейте! Я приказываю вам!
— А как эти штуки работают? — не слушала слов полковника Геля и показывала на крутящиеся локаторы.
— Вы понимаете… — Конечно, он был не военным, а ученым. — Вы понимаете, я был в лаборатории Архипа Люльки…
— Смешная фамилия.
— Очень!.. На самом деле, человек— кремень!… Что я хотел сказать?.. Вам действительно интересно, как они работают?
— Мне нравится ваш голос…
В Мовчанове было наивности столько же, сколько и в малом ребенке, или в ученом, которым он и являлся.
— Хотите, я вам стихи почитаю?
И он читал ей между боев Есенина.
Она слушала.
А потом их как-то мигом одним потянуло друг к другу, гак что они зубами стукнулись в поцелуе. Поцелуй с кровью продолжался почти вечность, такую недолгую…
Они любили радостно и празднично.
Ангелина впервые за долгое время была наполнена счастьем до краев и частенько плакала, так как счастье переливало через эти края, а он понимал, зачем эти слезы, и тоже капал своими мужскими глазами.
Она говорила ему, что впервые видит зеленые глаза, а он отвечал, что впервые целует такие алые губы… Она ему, что он самый сильный мужчина в мире, а он ей, что красивее ее, нежнее и прекрасней никого не встречал!.. Слов у них нарождалось великое множество…
Сопровождая ракетные установки, они двигались от города к городу, от одной ночи любви к другой. Стонали над головами снаряды «Катюш», и их тела вторили тем смертельным стонам. Пищала радиолокационная аппаратура, но они ее преступно не слышали, а когда как-то спохватились…
В общем, она осталась с двумя взводами автоматчиков и снайперов, пока ракетная батарея уходила. Осталась защищать не железо, а его.
Почти всех перестреляли немцы, выжили только шесть человек. Но батарея ушла…
В этом бою Лебеда впервые взяла в руки винтовку с оптическим прицелом… Вырвала из рук убитого.
Когда они догнали батарею, лейтенант Штреков докладывал начальству о небывалой меткости Ангелины Лебеды, уложившей до десяти немцев в одном бою.
— Это медсестра-то так стреляет? — удивился командир прикрытия майор Быстрое, сам «Ворошиловский стрелок», снайпер каких поискать.
— Она, — подтвердил Штреков.
— Эта пигалица, которая физика доит?!.
Лейтенант Штреков потупился.
— Отвлекает, сука, от боевых задач! Если что, нас с тобой расстреляют, глазом не моргнут!.. Еле ушли, падло!
Майор поглядел на красного физиономией лейтенанта Штрекова, решил, что от мороза.
— Сам решу проблему!..
Ближе к весне батарея оттянулась в тыл, дабы произвести необходимые ремонтные работы.
Маленький поселок Луч накрыло безвоенной ночью, и они впервые любили друг друга под звуки тишины. Было поначалу даже как-то не по себе без локационного писка и воя ракет, а потому приходилось сдерживать крики, дабы не разбудить кого-нибудь.
Наутро Геля проснулась от дверного скрипа и увидела подле кровати молодую красивую женщину с полными удивления глазами.
Мовчанов уже не спал, лежал тихо и смотрел на вошедшую.
— Прости, — вдруг произнес он.
Ангелина не поняла, к кому обращены эти его слова.
— Это ППЖ, — добавил полковник радиолокационных войск. И толкнул ее слегка в бок: — Иди-иди!..
В душе что-то хрустнуло.
Странно, еще недавно она была готова стать походной женой многим, но сейчас его слова казнили ее без предупреждения.
— Не уходите! — твердо сказала молодая женщина. Здесь было попытался выскочить из кровати полковник, но она тихим, но властным голосом остановила его.
— Не надо движений!.. У Юли будет другой отец!
И вышла.
Он вскочил, в одном исподнем побежал следом, отсутствовал час, а потом вернулся с таким жалким видом, будто его из «Катюши» вместо ракеты выпустили.
Долго сидел, уставившись в окно, а потом спросил:
— Как думаешь, простит?
— Нет, — ответила она.
Он завыл в рукав, но ей было его не жаль вовсе. Она вспомнила слова капитана про обеспечение быта и здоровья, а потому жарила яичницу совершенно спокойная, даже удовлетворенная, как человек, полностью выполнивший приказ.
— Ты-то меня не оставишь?
В его обращенных к ней глазах сконцентрировалось столько мольбы, как у старой псины перед последней дверью, в которую она еще не скреблась.
Геля не отвечала, почти не слыша его, даже не заметила, как он подошел к ней и взял за плечи.
Здесь ее шарахнуло невыносимым холодом. Трясло так, словно жидким азотом облили. Даже яичница перестала скворчать, мигом застыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84