— Он что, тоже выжил?
— Выжил!.. Он вас тоже навестит!.. И Ирочка! Были речи мальчишки абсолютно ненормальными на взгляд Паничкина, показывающие на шизофренический диагноз. Но психиатру все равно стало почему-то страшно, как никогда в жизни, хотя перевидал он на своем веку столько шизофреников, сколько нормальных людей не видел.
— Шутишь?
Леонид улыбнулся виновато и признался:
— Шучу! Разве может мертвый олигофрен мне помочь?
— Нет, — твердо ответил психиатр.
— Значит, шутка.
И здесь Паничкин все понял. Мысли побежали скоренько, складываясь в логическое построение.
Точно!!! Завхоз Берегивода! Бывший следак!.. Его кровавых рук дело!.. С его слов, якобы замки не открывались много лет! А где тому свидетели?.. Заставил гэбэшная сволочь персонал молчать о том, что мальчика кормили, учили и его психика вошла в нормальное русло! Подставу готовил расстрелыцик коварную!.. Ишь, изощренный деспот, еще надпись соорудил пугающую! Своим дерьмом нагадил или?..
Главный психиатр просиял лицом. Теперь ему все было ясно, как в весеннее, солнечное утро ясно в небесах.
— Берегивода? — заговорщицки вопросил он. Леонид покорно согласился.
— Да. Вы — проницательный!
— Тридцать лет в психиатрии!
— Солидно.
— А тебе сколько лет?
— Семь.
— А мыслишь на восемь.
— Спасибо.
— А зачем Берегивода хотел подставить меня? Отвечай смело, меня можешь не бояться!
— Не знаю, — с неподкупной искренностью ответил Леонид. — Я мальчик, я таких вещей не понимаю. Мне семь лет, и я хочу в школу!
— В школу?
— Учиться.
— Учиться?.. Какие же проблемы! Освидетельствование пройдешь и… На здоровье! Всем маленьким мальчикам надо учиться!.. Знаешь ли ты, кто такой Эйнштейн?
— Это фамилия Данилки?
Паничкин был полностью удовлетворен. Страх покинул его организм, он вновь ощущал себя маститым психиатром, который в состоянии разобраться в любом, самом замысловатом случае. А с Берегиводой надо разобраться как можно скорее!.. У него, Паничкина, еще много связей в компетентных органах осталось!..
Мальчику он еще раз ответственно обещал, что комиссии произведут все необходимые формальности и отпустят Леню в школу…
Вечером того же дня психиатр Паничкин связался с генералом Комитета государственной безопасности, с которым имел хоть и недружеские, но вполне доверительные отношения. Он коротко рассказал о произошедшем и о завхозе Берегиводе.
— Очень странный тип! — закончил рассказ Паничкин.
— Поможем! — обещал генерал. — Я тебе завтра человечка подошлю, поговори с ним об этом!..
На следующий день в кабинет Главного психиатра вошел человек в штатском, который без стеснений подошел прямо к письменному столу главврача и представился:
— Полковник Дронин!..
…Возвращаясь из психиатрической клиники, полковник Дронин с некоторой грустью размышлял о превратностях судьбы и о том, что все в этом мире закольцовано, не бывает линий, идущих в никуда! Прав тот безумец, утверждавший, что и параллельные прямые пересекаются! Никак не мог предположить полковник, что фамилия Северцев еще когда-нибудь ему встретится. Сначала он не мог припомнить, мучился, сидя в кабинете психиатра, знакомостью, а как только вышел на улицу, тотчас в голове все прояснилось. Северцев, он же Криницин. Особо опасный преступник! С его бабой, умершей от родов, имел связь дронинский друг Платон Антонов, который очень странно ушел из жизни-Воспоминания накатили на офицера, он что-то прикинул в уме, посчитал, получалось, что мальчишке должно было быть сейчас семь лет.
Почему в сумасшедшем доме?.. Вообще очень странная история!.. Какой-то завхоз Берегивода, вроде бывший следователь… Ну, его-то он, Дронин, пробьет!.. Сам этот Паничкин ему показался не совсем в своем уме, но, как говорят, любого психиатра можно спокойно поменять местами с пациентом… Северцев Леонид Павлович!.. Каким же способом этому мальчишке остались фамилия и отчество преступника? Такие дети должны поступать в сиротские дома обезличенными. Там им дают новые имена и фамилии, чтобы впоследствии никаких недоразумений не возникало, чтобы будущие граждане СССР не совестились своим преступным происхождением. Сейчас не тридцать седьмой год!..
Вернувшись в свое ведомство, Дронин отдал два приказа.
— Поднимите мне дело Криницина за шестьдесят четвертый год, он по уголовке проходил особо опасной, и пробейте Берегиводу Николая Трофимовича. Говорят, он из наших бывших!
— Бывших не бывает, — ответили расхожей фразой.
О том он и сам знал.
А вдруг этот Северцев-Криницин все же сын Платона?.. Надо будет взглянуть на мальчика!..
* * *
В то же самое время Леонид Павлович Северцев, переведенный в санаторное отделение психиатрической больницы, лежал на кровати, руки под голову, глядел в растрескавшийся потолок и все время думал.
Мысли мальчика проистекали в русле обдумывания своего будущего. Леонид никак не связывал его с пребыванием в психушке, пусть даже в санаторном отделении. Его здешнее окружение — такие же дегенераты, как и все дети в этом заведении. Санаторное, буйное — никакой разницы! Леонид также полагал, что и вне стен психиатрического заведения все дети — кретины. Мальчик вообще не выносил человеческую глупость, детское же скудоумие просто приводило его в бешенство. Леонид, не задумываясь, раздавал своим соседям оплеухи, когда они, несмышленые, приставали с предложениями поиграть, например, в доктора и пациента. Ему нравилось, как завывают эти уродливые создания, утирая кровавую юшку из-под разбитых носов…
— Вот вам, доктор!
А этот Паничкин, у которого мозги свело от непонимания и который, гад, забыл о нем на семь лет, оставив без пищи и воды! Когда-нибудь он этому негодяю пустит в ухо сотню рыжих муравьев!.. Сейчас же необходимо пользоваться хитростью и умом, чтобы не застрять в таком отвратительном месте на всю жизнь!..
Самый тяжелый момент — объяснить, как он продержался такое немыслимое время без пищи и воды… Честно говоря, Леонид и сам не ведал, каким образом такое произошло, испытывая в настоящее время постоянное чувство голода и жажду. Видимо, при крайней опасности организм настроил себя на автономное существование, на некую форму медитации. Шестилетний плач — медитация! Но об этом также следует молчать!.. Надо говорить только то, что понятно! А то, что способен понять Паничкин, психиатр сам ему подсказал. «Буду все валить на Берегиводу! Он меня кормил и поил! И разговаривать выучил тоже он! А писать и читать я не умею!..»
С этим решением Леонид заснул крепким сном…
Главный психиатр Паничкин собрал компетентную комиссию, на которой решалась судьба некоторых детей, пошедших на поправку.
Из девяти представленных соискателей на свободу, восьмерых отправили долечиваться пожизненно как не перспективных для выздоровления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84