— Верни, Жоржик, детям ясли! Как-то все это некрасиво!..
* * *
После неудачной командировки в арабскую страну Ангелина устроилась работать в пельменную на Трубной площади. Труд был тяжелым, но ей это было только на руку, отбивал общепит мысли о лаже. Она слушала заказы и автоматически отмеряла двойные, полуторные, со сметаной, маслом и уксусом. Шлепала тарелки на весы роботом. Покрикивала, когда мужики пол-литра доставали, но всерьез не злилась, если не нажирались до полуобморочного состояния.
С некоторыми любителями пельменей Геля иногда уходила после смены к себе домой, дабы плоть не мучила. А то как-то совсем тяжело, когда душа болит и тело переизбытком забродившего сока тревожится.
Подельницы по пельменному делу Лебеду осуждали не сильно, так как баба она была незамужняя, а комсомольской организации у них в заведении не существовало, впрочем, как и партийной. Моральный облик пельменной существовал на низком уровне, но доходы заведение приносило приличные — лидер по району. Трест столовых на всякие сигналы закрывал глаза, лишь заведующей иногда позванивали, чтобы сотрудницы не забывали проходить диспансеризацию с уклоном на венерологию.
Жизнь текла своим чередом, Ангелине стукнуло пятьдесят три, и свой день рождения она встречала в полном одиночестве. На праздничном столе стояла кастрюлька с пельменями и чекушка водки.
Чокнулась с бутылкой, усмехнулась и произнесла тост:
— За вас, мужики! За тех, кто был счастлив со мною, за всех вас, кого уже давно со мною нет!..
Она хлебнула из стаканчика, поморщилась, закусила развалившимся в воде пельменем, да и пошла спать. Перед сном почистила порошком зубы и помылась до пояса. Глядела в зеркало и видела свою грудь — совсем молодую, стоячую, как у девчонки, твердую и наглую… На хрена?..
«Это оттого, что я не рожала, — думала Геля. — В сорок пять — баба ягодка опять!»
Лежа в постели, она думала, что же такого произошло в жизни неправильного, отчего у нее не случилось детей ?.. Видно, в природе так заведено, что есть люди, созданные продолжать род человеческий, а есть индивиды для других функций. Она — стрелок. Она — бывший стрелок!.. Ничего более путного Геля придумать не смогла, а потому заснула в день рождения, удивленная своей странной жизнью.
На следующий день с ней случилась тихая истерика. Так бывает, когда нутро переполняет пустота.
В продуктовом магазине, заплатив в кассу за полкило колбасы, она не встала, как обычно, в очередь, а прошла к самому прилавку и, оттеснив толстую тетку плечом, протянула чек продавщице.
— В очередь! — гавкнула труженица прилавка.
— Мою колбасу! — потребовала Ангелина. Здесь очередь загудела недовольно и агрессивно.
— В очередь! — закричали особо нервные.
— Молодая, да наглая!
Особенно надрывалась толстая тетка, очевидная домохозяйка, обжирающаяся на ночь майонезом.
— Вы только посмотрите на нее! — выпячивала тетка могучую грудь. — Да это ж проститутка! Шалава!.. Еще, дрянь, без очереди лезет!
Геля сохраняла видимое спокойствие и продолжала требовать:
— Мою колбасу! Я имею право!
— Ишь, она имеет право! — взвинчивала скандал обиженная тетка. — Ты что ж, мать многодетная?
— Нет… Колбасу!
— Инвалидка?
— Нет… Я жду!
— Герой Советского Союза? — издевалась тетка вовсю, призывая очередь к травле.
Очередь с удовольствием принимала приглашение и злобно ржала.
— Я — кавалер…
— Никто и не сомневался! — улюлюкала в восторге грудастая. — Мужланка!.. Кавалер барышню хочет украсть!..
И здесь Гелина нервная система не выдержала. Просто мозг решил, что пришла пора действовать. Она сжала пальцы в кулак и сверху вниз тюкнула визжащую бабу по носу. Ударила сильно и больно. Теткин нос лопнул, будто помидор, забрызгав онемевшую очередь кровью.
— Мою колбасу! — попросила Геля вновь.
Продавщица, ошарашенная произошедшим, тотчас подвинула бумажный сверток просительнице и скрылась в подсобке.
В это мгновение ударенная тетка повалилась с запозданием на спину, увлекая за собой часть обалдевшей очереди. Но этого уже Геля не видела. Она шла по улице, переполненная тихой истерикой.
На Петровском бульваре ее задержали милиционеры.
Доставили в отделение, подержали некоторое время за решеткой, а потом вывели в кабинет для дознания.
В светлую комнату набилось пол-очереди из магазина. Мужчины и женщины, записавшиеся в свидетели, сверкали глазами, наполненными справедливым гневом. Перед столом оперуполномоченного сидела грудастая тетка, засунувшая в разбитую ноздрю огромный мужской носовой платок.
— Вот она, стервь! — провозгласила раненная в нос.
— Попрошу не выражаться! — призвал дознаватель к порядку. Он хотел побыстрее закончить с этим мелким происшествием, запрятать хулиганку на пятнадцать суток от общества и отправиться домой к футбольному матчу, чтобы посмотреть его вместе с сыном, пивом и воблой. — Что же это вы, гражданочка, учинили, — оборатился он к Ангелине. — Факт хулиганства!.. Пьете?
— Алкоголичка! — шмыгнула подтекающим носом пострадавшая. — По морде видно!
— Я не пью, — спокойно произнесла Геля. Истерика прошла, и она уже сожалела о том, что натворила. — Простите, я виновата…
Никто из свидетелей не ожидал извинений, а потому всем захотелось по домам.
— Ну вот, извиняетесь, — удивился дознаватель. — А раньше подумать?.. Вам же уже не двадцать лет… Могли бы и подумать!.. Теперь гражданочка заявление написала, а я ход ему обязан дать!.. Если только она вас простит и заберет бумагу!..
Тетка только хрюкнула от такого невероятного предположения.
— Под суд! — отрезала она.
— Вот видите, — сожалел милиционер.
— Под суд так под суд, — спокойно согласилась Ангелина.
Грудастая была довольна таким исходом дела.
— На двадцать лет, в одиночную камеру! — затребовала пострадавшая.
— Лучше расстрелять, — уточнил дознаватель.
— Ага, — согласилась тетка.
Милиционер закончил составлять протокол, а потом попросил свидетелей расписаться.
— Все свободны! На суд вас позовут!
Обыватель тотчас покинул отделение милиции, оставив преступницу и пострадавшую наедине с представителем закона.
Закон еще раз спросил потерпевшую:
— Не хотите миром дело порешить?
— Бумаге ход! — зло отрезала грудастая.
— Свободны!
Тетка с торчащим из ноздри окровавленным платком вывалилась из кабинета.
Милиционер чувствовал, как у него почему-то испортилось настроение. Про футбол и пиво как-то забылось. Он не отпускал Ангелину в камеру и сам не знал, почему это делает.
— И чего ты без очереди полезла? Куда спешила?
— Никуда, — честно ответила Геля.
— Зачем тогда?
— Настроение было плохое.
— Сейчас лучше?
Она промолчала.
— Здесь пятнадцатью сутками можно не обойтись, если потерпевшая будет настаивать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84