Чувствовалось, что у Светочки пересохло во рту.
— Я виновата, — призналась она. — Но объясни, пожалуйста, что это за комната?.. Кому она принадлежит?..
Неожиданно глаза Утякина стали маленькими и злыми.
— А тебе какое дело ?!. Какого черта ты вообще полезла в эту комнату!.. Что ты хотела выведать?!. Отвечай немедленно!
Светочка была обескуражена неожиданным нападением мужа. Она совсем испугалась, глядя в его бесцветные глазки.
— Ты не волнуйся, — попросила она жалобно. — Я только минуту была в той комнате!
Слава Богу, подумал Утякин, но злобы из глаз не убирал, стараясь выведать информации побольше.
— Как не стыдно! Ты, как воровка, забралась в чужое жилище! Что ты хотела оттуда взять?! — Утякин картинно вознес руки к потолку. — Я не знал, что живу с воровкой!
— Я ничего не брала оттуда! — взмолилась Светочка. — Честное слово!.. Я не воровка!!! Но объясни, что за фотографии я нашла на столе? — Из ее широко раскрытых глазок текли слезки.
— Какие фотографии? — внутренне напрягся Михаил Валерианович.
— Там изображен ты, когда тебе пять лет!
— Ну и что?
Утякин все понял и теперь старался придать своему лицу образ опытного психолога, а речам гипнотические интонации.
— На обратной стороне… — Светочка волновалась так отчаянно, что ее ожидал нервный срыв. — Там, на обратной стороне вензеля всякие… И… И написано — фотоателье Густава Берлина, тысяча девятьсот пятый год…
— Да, дорогая, и что?..
— Там еще написано от руки: Мишенька Утякин, пять лет.
— И что?
— А на другой фотографии мужчина и женщина. Тоже ателье Берлина, тысяча девятисотый год. И подпись на обратной стороне — доктор Валериан Андрианович Утякин и его супруга Елена Станиславовна…
— И что, моя дорогая?
— Сколько тебе лет? — Сейчас Светочка была похожа на умалишенную, так корежило ее мозги.
— Не понимаю!..
Утякин вовсе не обладал актерскими способностями. Но когда прижало не на жизнь, а на смерть, его организм собрался на единственный лицедейский раз, став Станиславским и Немировичем в одном лице.
Михаил Валерианович так реально изобразил на своей бледной физиономии растерянность и недоумение, так точно послал сигнал в нижнюю губу, которая в ответ задрожала мелко и дробно, и даже глаза, обычно бесцветные, казалось, наполнились небесной лазурью, окрашенные его силой воли. Весь этот портрет, изображенный Утякиным, посылал сообщение Светочке, что произошло очень глупое и нелепое недоразумение. Его верного мужа заподозрили в чем-то нехорошем, а обиженная душа чиста до дна, до младенчества!..
— Дурочка! — произнес Михаил Валерианович. — Ты… Ты подумала… — Он замотал головой. — Это же… Это мои прадед с прабабкой! Ты что подумала, девочка?
— Как прадед с прабабкой?
Светочка отшагнула назад.
— Да очень просто! — Утякин шагнул следом. — На фотографиях мои предки… А мои родители назвали меня в их честь! Что тут непонятного? — Он засмеялся совершенно натурально. — А ты что подумала?.. Ты подумала, что мне сто лет?.. Ха-ха-ха!!!
Она обнаружила себя идиоткой. В ее груди огромной птицей распустило крылья чувство раскаяния! От простого объяснения сложного, от того, что она украдкой обыскала соседскую комнату, от беспочвенных подозрений к мужу Светочка мигом ослабела, пролилась слезами покаянной грешницы, словно нежное весеннее облачко дождичком, и, раскрыв объятия, бросилась навстречу к мужу.
— Мишенька! — Она целовала его лицо, пальцы рук, прижималась лицом к мужниным коленям. — Любимый мой!..
Утякин продолжал держать на лице актерский труд, думая, что на сей раз, слава Богу, пронесло.
Он воспользовался самобичеванием жены, столь прекрасным и возбуждающим оно выглядело, нежно раздел супругу и овладел ею отнюдь не ласково, а варварски, с некоторыми элементами садизма.
Но Светочке, потерявшей дыхание от одновременно нахлынувшей боли и сладости, сначала захотелось вопить, а потом вопить в три раза громче. Мозги молодой женщины были окончательно отшиблены, она надолго забыла о фотографиях и соседских комнатах. Теперь каждую ночь она ждала побольше садо, а Михаил Валерианович не смел отказывать в этом своей любимой жене…
Утякин спал не более трех часов в сутки, тратя все остальное время на работу, уставившись в компьютер, который иногда шипел, как живой, если наступало время охлаждаться жесткому диску.
Михаил Валерианович бесконтрольно вспоминал о Чармене Демисовиче и при возникновении демонического облика своего знакомца в воображении отчаянно боролся с приступами злости.
Он совершенно не понимал хода вещей в природе. Почему одним достается все — именно тем, которые не прикладывают к этому никаких усилий, а другие, наделенные гением, трудоспособностью Сизифа, остаются ни с чем.
Какая такая заслуга Чармена, что он поймал животное и засадил его в колбу?! Кто так распорядился в пространстве?.. Почему не ему повезло так сказочно?..
Утякину иной раз становилось ужасающе одиноко и грустно в этом мире. Если бы он мог, если бы его слезные железки работали, то непременно бы заплакал доктор горючими слезами.
Но сейчас Михаил Валерианович способность плакать утерял. Да и считал это мокрое дело для себя бесполезным. После секунд мгновенных слабостей он целиком погружался в работу, расписывая какие-то сложнейшие химические формулы. Думал о Лебеде и о скором эксперименте, который сможет в случае удачи дать великую надежду.
Но Утякина ждало еще одно сильнейшее потрясение. В понедельник, прождав целый рабочий день, он так и не дождался Ангелину Лебеду. К шести часам вечера все его существо охватила тотальная паника… Особенно когда, справившись у администраторши с силиконовыми губами об адресе старухи, он узнал, что таковой не записан и не запомнен.
— Ты — идиотка! — кричал Утякин истошно. — Старая кретинка! У тебя не голова, а горшок с фекалиями!.. И я ей, этой уродине, подарил двух детей!.. Что ты из них вырастишь!
Администраторша от такого мощного наезда хватала рот губами, как недоглушенная глупая рыба карп с сотрясением мозга, ожидающая путешествия на раскаленную сковороду.
— Не говорили записывать… — оправдывалась.
— А ты что, дура?!. Не знаешь, как работать! ?
— Как-то случайно вышло…
Случайно, говоришь!.. Не видать тебе липосакции!.. Тогда твой молоденький петушок быстренько перелетит топтать молодую курочку! А губы твои лопнут, как велосипедная шина. Силикон вытечет! И станешь ты похожа на компрачикоса.
— Михаил Валерианович! — проговорила администраторша. — Я…
— Что я!!! Что я!!! Где мне теперь ее искать?!.
И здесь он вспомнил.
Какие такие труды…
Ангелина рассказывала о своей модельной деятельности. Мол, она — самая старая манекенщица в Европе!
— Сколько у нас модельных агентств в Москве?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84