У меня особый пунктик по поводу людей, которые обижают животных.
Ее лицо мрачнеет, глаза блестят от злости. Смотрю ей прямо в зрачки.
— Законодательством предусмотрено наказание за жестокое обращение с нашими меньшими братьями, миссис Киффин. И избивая Мистера Арахис на глазах у детей, вы подаете им нехороший пример. — Даю ей понять, что заметила второго ребенка, о котором хозяйка пока что не удосужилась упомянуть.
Киффин отступает на шаг, разворачивается и уходит в дом. Мистер Арахис садится и смотрит на меня, задрав голову.
— Тебе надо домой, — говорю ей, а у самой сердце разрывается от жалости. — Иди, иди, малышка. Домой.
Зак спускается с крыльца и подбегает к нам. Берет псину за ошейник, садится рядом на корточки и почесывает ее между ушей, ласково бормоча:
— Веди себя хорошо, не зли маму, Мистер Арахис. Пожалуйста. — Он поднимает глаза на меня: — Просто ей не нравится, что вы увозите ее коляску.
Меня как громом поразило, однако виду не показываю. Присаживаюсь рядом с Заком и ласкаю Мистера Арахиса, отчаянно прогоняя от себя навеянные ее мускусным запахом воспоминания о Шандонне. Желудок тошнотворно скручивает, рот наполняется слюной.
— Так это ее коляска? — спрашиваю Зака.
— Когда у нее щенки, я их в ней катаю, — говорит мальчик.
— Почему же она лежала у столика для пикников, малыш? — спрашиваю. — Я подумала, что ее оставил кто-то из отдыхающих.
Мальчик качает головой, ласково ворошит шерсть Мистера Арахиса.
— Не-а. Это ее колясочка. Правда, Мистер Арахис? Я пошел, мама ждет. — Он встает, воровато оглядываясь на открытую дверь.
— Знаешь, что я тебе скажу? — Я тоже поднимаюсь. — Нам просто надо осмотреть коляску Мистера Арахиса, а потом я ее привезу обратно, договорились?
— Ладно. — Он тянет дворнягу за поводок, переходит на бег. Провожаю их взглядом. Наконец они зашли в дом и закрыли за собой дверь. Стою посреди грязной дороги в тени низкорослых сосен, сунув руки в карманы, и наблюдаю. Я ни на секунду не сомневаюсь, что Бев Киффин меня видит. На улице это называется «выступать» или «пижонить» — заявлять о своем присутствии. Я здесь не закончила. Сдается мне, мы еще увидимся.
Глава 23
Мы направляемся по Пятой автостраде на восток, и я то и дело поглядываю на часы. Даже если бы здесь волшебным образом материализовался вертолет Люси, я бы все равно не поспела к Анне раньше двух. Достаю бумажник, визитку, на которой Бергер нацарапала свои контактные номера. В отеле не отвечают, и я оставляю для нее сообщение: прошу заехать за мной в шесть вечера. Марино вопреки своему обыкновению молчалив, уставился прямо перед собой; пикап с ревом летит по вихляющей узкой дороге. Полицейский переваривает новости про детскую коляску, которыми я только что с ним поделилась. Разумеется, Бев Киффин нам солгала.
— Ну и местечко, бр-р, — наконец заговорил он, качая головой. — Жуть. Такое чувство, будто за каждым шагом следят: всюду глаза, глаза. Словно там поселилось нечто такое, о чем никто и не подозревает.
— Она подозревает. Ей однозначно кое-что известно, даже не сомневайся. Эта дамочка особо отметила коляску, сказала, что ее оставили люди, которые сбежали из палаточного лагеря. На одном дыхании выпалила. Ей нужно, чтобы мы так считали.
Вот только зачем?
— Никаких постояльцев из палатки попросту не существует. И если окажется, что волосы действительно принадлежат нашей образине, тогда у меня есть смутное подозрение, что она сама его и привечала. То-то фифа дергалась всю дорогу.
У меня воображение перемкнуло, когда я попыталась представить себе Шандонне: вот он стучится в киффиновскую дверь, дабы попроситься на ночлег. Дикая картина. Оборотень, как он себя называет, не стал бы так рисковать. Насколько нам известен его модус операнди, он объявляется на пороге дома, только если пришел убить. Вот именно: насколько. А известно-то нам, по правде говоря, куда меньше, чем две недели назад.
— Придется начать все заново, — говорю Марино. — Мы составили себе представление о человеке, не располагая о нем достаточной информацией, и что теперь? Мало того что мы сделали ложные выводы, так еще и сами в них поверили. А между тем у этой личности имеются грани, которые мы даже не брали в расчет.
Полицейский вынимает сигареты.
— Ты меня понимаешь? — продолжаю я. — Мы, по своему высокомерию, решили, что ведаем, каков он. Подвели под свои выводы научную базу и получили то, что, по правде говоря, всего лишь предположение. Карикатура. Никакой он не оборотень. Он — человек, и как бы ни был Шандонне дурен, у него есть разные грани, и лишь теперь мы до них начинаем докапываться... Что-то мне не хочется отправлять Вандера в этот могильник в одиночку.
— И правильно. — Марино тянется за телефоном. — Поеду с ним в мотель, а ты пригонишь мой пикап в Ричмонд.
— И еще, ты заметил? — говорю я. — Там кто-то стоял в дверях. Явно не малыш.
— М-м, — крутит головой. — Никого не видел. Только мальчонку. Как там его? Зак. И собаку.
— Кто-то промелькнул в дверях, — настаиваю я.
— Все проверю. Домашний Вандера знаешь?
Тот уже выехал, и жена диктует Марино номер сотового телефона. Пялюсь из окна на окрестности: зеленые новостройки с большими, «колониальными» домами, притаившимися вдалеке от дороги. Сквозь зелень проглядывают пышные рождественские украшения.
— Ага, что-то там нечисто, — рассказывает по телефону Марино. — Так что ваш покорный слуга прикроет вам задницу. — Дает отбой, и мы некоторое время едем молча. Такое чувство, что события прошлой ночи накрепко перемкнули между нами все контакты.
— Давно ты узнал? — Я наконец решаюсь спросить спутника еще раз, нисколько не удовольствовавшись отмазкой, которую он попытался скормить мне у ворот Анны. — Скажи, когда конкретно Райтер тебе сообщил, что собирает специальную следственную коллегию? Он объяснился, что за надобность такая?
— Когда ты еще Брэй даже и не вскрыла до конца. — Марино закуривает. — Она лежала у тебя на столе, в прямом смысле слова. Райтер отлавливает меня по телефону и говорит, чтобы ты не делала аутопсию. Я ему отвечаю: «Так что мне теперь, пойти в морг и сказать, бросай, мол, скальпель, руки вверх, ты арестована?» Тупица хренов. — Марино выдувает струю дыма, а у меня в голове все заволакивает туманом страха и отчаяния. — Потому он и стал без разрешения шарить в твоем доме, — добавляет капитан.
Ах да, обыск. Ну уж по крайней мере это я и сама успела сообразить.
— Думал, может, копы на что-нибудь наткнутся. — Он молча стряхивает пепел. — Наподобие обрубочного молотка. В особенности с пятнами крови Брэй.
— Что ж, на железяке, с которой Шандонне за мной погнался, тоже вполне могла остаться кровь Брэй, — резонно замечаю я, а у самой внутри так и свербит от беспокойства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Ее лицо мрачнеет, глаза блестят от злости. Смотрю ей прямо в зрачки.
— Законодательством предусмотрено наказание за жестокое обращение с нашими меньшими братьями, миссис Киффин. И избивая Мистера Арахис на глазах у детей, вы подаете им нехороший пример. — Даю ей понять, что заметила второго ребенка, о котором хозяйка пока что не удосужилась упомянуть.
Киффин отступает на шаг, разворачивается и уходит в дом. Мистер Арахис садится и смотрит на меня, задрав голову.
— Тебе надо домой, — говорю ей, а у самой сердце разрывается от жалости. — Иди, иди, малышка. Домой.
Зак спускается с крыльца и подбегает к нам. Берет псину за ошейник, садится рядом на корточки и почесывает ее между ушей, ласково бормоча:
— Веди себя хорошо, не зли маму, Мистер Арахис. Пожалуйста. — Он поднимает глаза на меня: — Просто ей не нравится, что вы увозите ее коляску.
Меня как громом поразило, однако виду не показываю. Присаживаюсь рядом с Заком и ласкаю Мистера Арахиса, отчаянно прогоняя от себя навеянные ее мускусным запахом воспоминания о Шандонне. Желудок тошнотворно скручивает, рот наполняется слюной.
— Так это ее коляска? — спрашиваю Зака.
— Когда у нее щенки, я их в ней катаю, — говорит мальчик.
— Почему же она лежала у столика для пикников, малыш? — спрашиваю. — Я подумала, что ее оставил кто-то из отдыхающих.
Мальчик качает головой, ласково ворошит шерсть Мистера Арахиса.
— Не-а. Это ее колясочка. Правда, Мистер Арахис? Я пошел, мама ждет. — Он встает, воровато оглядываясь на открытую дверь.
— Знаешь, что я тебе скажу? — Я тоже поднимаюсь. — Нам просто надо осмотреть коляску Мистера Арахиса, а потом я ее привезу обратно, договорились?
— Ладно. — Он тянет дворнягу за поводок, переходит на бег. Провожаю их взглядом. Наконец они зашли в дом и закрыли за собой дверь. Стою посреди грязной дороги в тени низкорослых сосен, сунув руки в карманы, и наблюдаю. Я ни на секунду не сомневаюсь, что Бев Киффин меня видит. На улице это называется «выступать» или «пижонить» — заявлять о своем присутствии. Я здесь не закончила. Сдается мне, мы еще увидимся.
Глава 23
Мы направляемся по Пятой автостраде на восток, и я то и дело поглядываю на часы. Даже если бы здесь волшебным образом материализовался вертолет Люси, я бы все равно не поспела к Анне раньше двух. Достаю бумажник, визитку, на которой Бергер нацарапала свои контактные номера. В отеле не отвечают, и я оставляю для нее сообщение: прошу заехать за мной в шесть вечера. Марино вопреки своему обыкновению молчалив, уставился прямо перед собой; пикап с ревом летит по вихляющей узкой дороге. Полицейский переваривает новости про детскую коляску, которыми я только что с ним поделилась. Разумеется, Бев Киффин нам солгала.
— Ну и местечко, бр-р, — наконец заговорил он, качая головой. — Жуть. Такое чувство, будто за каждым шагом следят: всюду глаза, глаза. Словно там поселилось нечто такое, о чем никто и не подозревает.
— Она подозревает. Ей однозначно кое-что известно, даже не сомневайся. Эта дамочка особо отметила коляску, сказала, что ее оставили люди, которые сбежали из палаточного лагеря. На одном дыхании выпалила. Ей нужно, чтобы мы так считали.
Вот только зачем?
— Никаких постояльцев из палатки попросту не существует. И если окажется, что волосы действительно принадлежат нашей образине, тогда у меня есть смутное подозрение, что она сама его и привечала. То-то фифа дергалась всю дорогу.
У меня воображение перемкнуло, когда я попыталась представить себе Шандонне: вот он стучится в киффиновскую дверь, дабы попроситься на ночлег. Дикая картина. Оборотень, как он себя называет, не стал бы так рисковать. Насколько нам известен его модус операнди, он объявляется на пороге дома, только если пришел убить. Вот именно: насколько. А известно-то нам, по правде говоря, куда меньше, чем две недели назад.
— Придется начать все заново, — говорю Марино. — Мы составили себе представление о человеке, не располагая о нем достаточной информацией, и что теперь? Мало того что мы сделали ложные выводы, так еще и сами в них поверили. А между тем у этой личности имеются грани, которые мы даже не брали в расчет.
Полицейский вынимает сигареты.
— Ты меня понимаешь? — продолжаю я. — Мы, по своему высокомерию, решили, что ведаем, каков он. Подвели под свои выводы научную базу и получили то, что, по правде говоря, всего лишь предположение. Карикатура. Никакой он не оборотень. Он — человек, и как бы ни был Шандонне дурен, у него есть разные грани, и лишь теперь мы до них начинаем докапываться... Что-то мне не хочется отправлять Вандера в этот могильник в одиночку.
— И правильно. — Марино тянется за телефоном. — Поеду с ним в мотель, а ты пригонишь мой пикап в Ричмонд.
— И еще, ты заметил? — говорю я. — Там кто-то стоял в дверях. Явно не малыш.
— М-м, — крутит головой. — Никого не видел. Только мальчонку. Как там его? Зак. И собаку.
— Кто-то промелькнул в дверях, — настаиваю я.
— Все проверю. Домашний Вандера знаешь?
Тот уже выехал, и жена диктует Марино номер сотового телефона. Пялюсь из окна на окрестности: зеленые новостройки с большими, «колониальными» домами, притаившимися вдалеке от дороги. Сквозь зелень проглядывают пышные рождественские украшения.
— Ага, что-то там нечисто, — рассказывает по телефону Марино. — Так что ваш покорный слуга прикроет вам задницу. — Дает отбой, и мы некоторое время едем молча. Такое чувство, что события прошлой ночи накрепко перемкнули между нами все контакты.
— Давно ты узнал? — Я наконец решаюсь спросить спутника еще раз, нисколько не удовольствовавшись отмазкой, которую он попытался скормить мне у ворот Анны. — Скажи, когда конкретно Райтер тебе сообщил, что собирает специальную следственную коллегию? Он объяснился, что за надобность такая?
— Когда ты еще Брэй даже и не вскрыла до конца. — Марино закуривает. — Она лежала у тебя на столе, в прямом смысле слова. Райтер отлавливает меня по телефону и говорит, чтобы ты не делала аутопсию. Я ему отвечаю: «Так что мне теперь, пойти в морг и сказать, бросай, мол, скальпель, руки вверх, ты арестована?» Тупица хренов. — Марино выдувает струю дыма, а у меня в голове все заволакивает туманом страха и отчаяния. — Потому он и стал без разрешения шарить в твоем доме, — добавляет капитан.
Ах да, обыск. Ну уж по крайней мере это я и сама успела сообразить.
— Думал, может, копы на что-нибудь наткнутся. — Он молча стряхивает пепел. — Наподобие обрубочного молотка. В особенности с пятнами крови Брэй.
— Что ж, на железяке, с которой Шандонне за мной погнался, тоже вполне могла остаться кровь Брэй, — резонно замечаю я, а у самой внутри так и свербит от беспокойства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139