— Вы можете это выяснить? — спрашивает Джей.
— Не исключено, что она не стала брать его фамилию.
— Ну да.
Макинтайр кивает.
— Помните, когда Митч в последний раз там рыбачил? — спрашивает ее Марино.
— Еще до того, как снег лег, — отвечает она. — А тогда тепло долго держалось.
— Там на лестничной площадке кто-то оставил мелочь, пару пивных бутылок и сигареты, — говорю я. — Рядом с удочкой.
— Вы уверены, что он не выходил рыбачить, как выпал снег? — подхватывает мою мысль Марино.
По выражению ее глаз становится ясно, что она не так уж и уверена. Мне вообще интересно, все ли Макинтайр знает о своем подставном приятеле.
— Вы с Митчем, случайно, не вышли на что-либо подозрительное? Темные делишки в мотеле? — спрашивает ее Марино.
Макинтайр качает головой.
— Он ни о чем таком не говорил. Митч только рыбачить туда ходил и с мальчишками пообщаться. Да и то, когда их видел.
— Значит, если они оказывались поблизости... Когда он рыбачил? — Марино не упускает своего. — Есть какие-нибудь основания полагать, что он специально приходил туда с ними пообщаться?
Джилисон в нерешительности.
— Ваш партнер — отзывчивый человек?
— О да, еще какой. Вполне может статься, что и приходил навестить сорванцов. Он вообще-то детей любит. Любил то есть. — Она одергивает себя: оторвалась от реальности, а так не хочется верить.
— Как он представился тамошним жителям? Дальнобойщиком? Что он о вас сказал? По легенде, вы хороший специалист, делаете карьеру? Ну и вы ведь в действительности не были любовниками. Это, так сказать, только для проформы, для посторонних. Фасад. — Марино что-то нащупал. Он подался вперед, руки в замке, локтями оперся о колени и не сводит тяжелого взгляда с Джилисон Макинтайр. Когда капитан в таком состоянии, то буквально заваливает собеседников вопросами — так, что те и отвечать не успевают. Путаются и говорят такое, о чем потом жалеют. И именно теперь это произошло с нашей собеседницей.
— Слушайте, не надо говорить со мной как с подозреваемой, — огрызается она. — Не знаю, к чему вы подводите, но наши отношения были чисто профессиональными. Только вот нельзя жить с кем-то рядом под одной крышей, изображать, будто у вас что-то есть, и при этом не чувствовать его близким человеком.
— Однако вы близки не были, — говорит Марино. — По крайней мере он с вами не был близок. Вы ведь делали свое дело, так? В смысле, что если бы ему захотелось приударить за одинокой женщиной с двумя воспитанными мальчуганами, вы бы не стали запрещать. — Марино откидывается на спинку стула. В комнате стало так тихо, что, кажется, слышно, как муха пролетит. — Митч сильно ошибся, не стоило ему этого делать. Опасная, чудовищная глупость, в свете обстоятельств. Он был волокитой?
Макинтайр не отвечает. На глаза навернулись слезы.
— Знаете что, коллеги? — Марино обводит взглядом комнату. — Митч, как видно, вляпался в дерьмецо, которое никакого отношения к вашей операции не имеет. Оказался не в том месте не в то время.
— У вас есть предположения, где Митч был в среду около трех часов дня, когда в мотель вселился Матос и начался пожар? — Стэнфилд собирает разрозненные части в единое целое. — Он сидел дома или отсутствовал?
— Нет, здесь его не было. — Джилисон с трудом говорит, утирая слезы. — Ушел. Не знаю куда.
Марино так и фыркнул. Тут и говорить ничего не нужно — все сказано. Партнеры под прикрытием должны отслеживать перемещения друг друга, и если агент Макинтайр не всегда знала, где находится агент Барбоза, значит, он занимался чем-то, не имеющим отношения к расследованию.
— Понимаю, Джилисон, что вам даже думать об этом не хочется, — уже мягче продолжает Марино, — но Митча пытали и убили, ясно? Его запугали до смерти. В прямом смысле слова. То, что с ним делали, было так ужасно, что у него не выдержало сердце. Он обмочился прямо в штаны. Его где-то заперли, подвесили к потолку, заткнули рот кляпом и сунули в карман ключ непонятного происхождения. Интересно, для чего? Зачем? Он был замешан во что-то, о чем нам следует знать, Джилисон? Он ведь не только окуньков ловил, там, в заливчике у палаточного лагеря?
По щекам Макинтайр катятся слезы. Она неловко промокает их салфеткой и громко всхлипывает.
— Он любил выпивку и женщин, — еле слышно молвит она. — Довольны?
— Когда-нибудь уходил на ночь, по барам пошататься? — спрашивает Пруэ.
Кивает.
— У него легенда такая была. Понимаете... — В отчаянии она обращает ко мне молящий взгляд. — Вы же его видели. У него крашеные волосы, серьга и остальное. Митч изображал... ну вроде как гуляку, парня-оторву, и женщины ему действительно нравились. Он никогда и не притворялся, будто мне верен, своей так называемой подруге. Такова была часть его прикрытия — и часть его характера. Да, я волновалась. Только человека не переделаешь. Он был хорошим агентом. Вряд ли Митч способен на бесчестный поступок. Хотя и рассказывал он мне далеко не все. И если он на что-то наткнулся в кемпинге, к примеру, то вполне мог начать разнюхивать. Вполне мог.
— Не поставив в известность вас, — подтверждает Марино.
Снова кивок.
— У меня ведь и свои дела были. Не думайте, что я по пятам за ним ходила. Я работала в офисе в «Сухопутных грузоперевозках», пусть и не полный рабочий день. Так что мы не могли каждый час знать, кто и чем занят.
— Ну, значит, я вас просвещу, — решает Марино. — Митч на что-то наткнулся. Мне вот только интересно, не прогуливался ли он, случайно, в окрестностях мотеля, когда там объявился Матос. Может, когда Матос на свое нарвался, Митча, по несчастью, заметили. Проще простого, не исключено, что так и было. Его сочли свидетелем и пустили в расход.
Никто не возражает. Теория Марино — пока что единственное, что у нас есть на данный момент.
— И опять все упирается в Матоса. В цель его приезда, — комментирует Пруэ.
Смотрю на Стэнфилда. Он самоустранился из разговора. У него изнуренный вид, этот человек на нервной почве превратился в развалину. Совсем издергался. Останавливает на мне взгляд и тут же отводит его. Облизывает пересохшие губы и прочищает горло.
— Детектив Стэнфилд, — чувствую, просто необходимо сказать это ему перед всеми. — Только, ради Бога, не сообщайте о том, что здесь слышали, своему шурину.
У того глаза засверкали от злости. Я прилюдно его унизила, однако мне все равно.
— Будьте добры, — добавляю я.
— Знаете, что я думаю? — злобно отвечает он. — Я вообще не хочу в ваши гадости ввязываться. — Медленно поднимается и обводит взглядом комнату, мигает, глаза его подернулись поволокой. — Не знаю, что здесь происходит, но я не буду принимать в этом участия. Никакого участия. Вы, федералы, вляпались по самые уши, вот сами и расхлебывайте. Я ухожу. — Он кивает. — Слышали меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139